о мифических «злоупотреблениях» маршала. Эта мелочность низких людей, у которых не хватило мужества если не защитить Ахромеева, то хотя бы избавить его от наскоков. Никто из них не возвысил голос и не сказал: люди, что же мы делаем с фронтовиком, человеком, которому столь многим обязаны? Где теперь эти люди? История поднимет из архивов стенограммы выступлений и назовет имена тех, кто травил нашу армию, ее заслуженных военачальников.
Меня, да и других поражала, глубоко уязвляла и позиция Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами страны, Председателя Совета Обороны, Президента СССР М. С. Горбачева, который отступился от своего помощника, Маршала Советского Союза, широко известного во всем мире.
Мне пришлось быть вместе с Сергеем Федоровичем в США. Я видел, как американские военные, Р. Рейган с уважением и вниманием относились к С. Ф. Ахромееву. С почетом его встречали и тогда, когда он уже не был начальником Генерального штаба страны. И вот теперь его отдали на съедение мелким крохоборам. Разве такое предательство президента не могло не нанести незаживающей раны ветерану, старому солдату в маршальских погонах? И разве не наплевательское отношение лидеров государства, не пожелавших проститься с ним, привело к тому, что над могилой С. Ф. Ахромеева так преступно и грязно надругались мародеры?»[308]
То есть, М. С. Горбачев безжалостно расставался со своими преданными соратниками, с которыми он вершил «перестроечные» дела, поскольку они прекрасно знали о его недостатках и порочных методах руководства партией и страной. Поэтому Президент постоянно менял «свою команду». Безоговорочно он доверял только «силовикам», которых подобрал себе сам (Д. Т. Язов, В. А. Крючков, Б. К. Пуго).
Вместо упраздненного Президентского совета был образован и утвержден на сессии Верховного Совета СССР Совет безопасности. Это был уже конституционный орган. В него вошли В. В. Бакатин, А. А. Бессмертных, В. А. Крючков, В. С. Павлов, Б. К. Пуго, Е. М. Примаков, Д. Т. Язов, Г. И. Янаев. Большинство из них были привержены идеям реформирования жизни общества, укрепления могущества страны. Они поддерживали М. С. Горбачева в его борьбе с возникающими трудностями до тех пор, пока дело не дошло до распада государства, экономического хаоса и кровопролития. И здесь пути их не могли не разойтись.
«Силовые» министры, вошедшие в Совет безопасности, до поры до времени безоговорочно доверяли Горбачеву, однако со временем им стало ясно, что со страной, армией и обществом может случиться беда, грозящая расколом Союза, развалом экономики, межнациональным столкновениями. Председатель КГБ В. А. Крючков докладывал президенту добытую нашей разведкой информацию западных спецслужб о целях развала СССР, необходимых мерах по уничтожению нашего государства, как великой державы.
Несмотря на то, что Совет безопасности был утвержден как конституционный орган, серьезно влиять на практические дела ни в какой области он не мог. Положения о Совете безопасности не было, и, чем ему надо заниматься, никто не знал. И меньше всею знал об этом Михаил Сергеевич, поскольку, собрав Совет несколько раз, он убедился, что, кроме хлопот и дополнительной нагрузки, ничего не будет. Президент уже давно решал все вопросы самостоятельно, либо выходя непосредственно на того или иного исполнителя, и в советах не нуждался. Демократические принципы, которые он исповедовал на публике, ему давно мешали. Президент СССР практически перестал информировать членов Совета, руководителей правительства по большинству внутренних и международных вопросов, рассылать записки бесед с тем или иным государственным или общественным деятелем, как это практиковалось в прошлом. Собрав 1 августа 1991 года Совет безопасности, М. С. Горбачев буквально в двух словах сказал о визите Д. Буша в Москву. Создалось впечатление, что президент США приезжал посмотреть Кремль и пройтись с Горбачевым по Красной площади. Итоги этого визита так и остались тайной для членов Совета Безопасности, не говоря уже о руководстве партии, Верховного Совета.
В. И. Болдин вспоминает, что члены Совета Безопасности пытались выяснить у него детали этой «исторической» встречи: «Кстати, это был необычный визит. М. С. Горбачев привлек к переговорам с Д. Бушем очень узкий круг доверенных лиц, а чаще всего беседовал с ним вообще с глазу на глаз, старался при первой возможности уединиться. Так, однажды за обедом, когда еще официанты разносили кофе, Михаил Сергеевич, вставая из-за стола, сказал: «Джордж, я прошу вас пройти со мной».
Они вышли из-за стола и черным ходом одни с переводчиком спустились из кремлевских палат на Ивановскую площадь Кремля, а затем прошли на Красную площадь. У них уже давно установились доверительные отношения и шел откровенный разговор. Начало ему было положено еще во время визита Горбачева в Вашингтон. Там во время поездок его сопровождал Дж. Буш. Михаил Сергеевич отлично понимал, что время Р. Рейгана истекает и нужно налаживать отношения с его преемником. Д. Буш, вице- президент США, имел тогда неплохие шансы стать президентом, о чем не стесняясь говорил в своем окружении. Знал об этом и генсек.
И вот как-то, когда Дж. Буш сопровождал Горбачева в Вашингтоне в машине, направлявшейся от советского посольства до Белого дома, между ними состоялся откровенный и доверительный разговор, смысл которого, как рассказывал Михаил Сергеевич, заключался в том, чтобы очертить перспективы перестройки. Он не сказал, в чем заключаются эти перспективы, но несколько раз я был свидетелем, как он просил своих личных посланников, направляющихся в Вашингтон, передать Дж. Бушу, что «договоренности в машине остаются в силе и он будет следовать их выполнению до конца». Видимо, в ту поездку М. С. Горбачев принял на себя какие-то обязательства, о выполнении которых регулярно информировал американского президента.
Эта личная и тесная связь Горбачева и Буша придавала уверенность генсеку-президенту в реализации курса, который он вел, начиная с поездки в Вашингтон. Однако в США — лидеры государства и бизнеса были прагматиками и раскошеливались охотнее на различные денежные премии М. С. Горбачеву, другие личные награды, чем на обещанные кредиты, — за малым исключением они так и не дошли до нашей страны. Кредиты были заморожены и не позволили нам облегчить экономическое положение, которое с каждым месяцем ухудшалось. Я думаю, это понимал М. С. Горбачев, осознавая, что дружба дружбой, а табачок врозь. Политику, которая выписывает вензеля, подвержена шараханьям, Запад не хотел, да и не мог кредитовать»[309].
Истинные результаты многих переговоров и обязательств оставались недостаточно ясными для руководства страны, Верховного Совета. Совету Безопасности вообще придавалось малое значение. Заседания его были нерегулярными. На них чаще всего выносились второстепенные, а подчас и случайные вопросы.
Решений никаких не принималось, заседания носили чисто информационный характер. Кстати сказать, по сельскому хозяйству не мог принять должное решение и Кабинет министров СССР. Рычаги управления оказались уже в республиках, поэтому вопрос был передан на рассмотрение Совета Федерации.
Центральная власть оказалась бессильной противостоять надвигающимся кризисным явлениям в экономике и социальной жизни великой страны. И это бессилие лишь подчеркивало глубину кризиса власти, неспособность ее навести порядок. По существу, блокированными оставались деятельность Кабинета министров и указы президента СССР. Руководители глав государств, некогда входивших в Советский Союз, все чаще встречались без Горбачева и вопреки его желанию. Президент СССР действиями республиканского руководства был объективно отстранен от принятия решений. Но М. С. Горбачев до конца этого еще не понимал. Ему казалось, что, сосредоточив партийную и государственную власть, получив чрезвычайные полномочия, генсек-президент безоговорочно управляет великой страной. На самом деле М. С. Горбачев крепко держал только вожжи, а коней его экипажа давно выпрягли и они тащили теперь чужую телегу в другую сторону.
Приближалась трагическая развязка — август 1991 года. Но пока еще идет лето 1990 года, еще не прошел XXVIII съезд КПСС, сыгравший трагическую роль по распаду самой партии и развалу великой советской империи. Генеральному секретарю еще кажется, что он владеет ситуацией, он как дирижер балансирует между теми, кто скрепя сердце и соглашаясь на «человеческое лицо» социализма, требовал, чтобы оно оставалось лицом партийного аппарата, и теми, кто рвал постромки, устремляясь в пучину либеральных реформ с целью построения «капиталистического светлого будущего». Первых представлял Лигачев, который был «душой» предстоящего партийного съезда, который за это и отправит его в политическое небытие. Вторых представлял Ельцин, который к началу съезда окончательно определился в своих предпочтениях, решив, что дальше ему с Горбачевым уже не по пути, поскольку свои обязательства по тайному сговору с Горбачевым он выполнил сполна.
В начале марта 2001 года М. С. Горбачев отмечал свое 70-летие. Он приложил много усилий, затратил
