договоренность означало поставить себя в дурацкое положение прислужников Горбачева, который их же и цинично предал. Так что все молчали. Возможно, сказать гэкачеписты могли бы и вначале, но оказались под арестом, а потом стало уже слишком поздно признаваться в своей глупости.
Косвенных подтверждений этой версии немало. Например, О. Д. Калугин писал «о психологии Крючкова, сформировавшейся в течение длительного пребывания в аппарате ЦК КПСС в качестве помощника Андропова, то есть
То есть, по Калугину, Крючков не мог действовать самостоятельно. Он либо действовал по чужой воле, либо был слишком нерешителен, чтобы сжечь мосты.
Еще более откровенен Г. Х. Попов, написавший: «…Требуя вернуть Михаила Сергеевича, Ельцин сразу же лишил ГКЧП возможности добиться в будущем соглашения с Горбачевым. А самого Горбачева ставил в положение, когда соглашение с ГКЧП стало бы предательством по отношению к сохранившей ему верность России»[422].
По Попову получается, что Горбачев должен был решать, кого ему предать. Это признает приближенный к Горбачеву Андрей Грачев, напасавший: «…Проявив в Форосе явно неожиданную для путчистов твердость, Горбачев создал необходимые предпосылки их поражения и тем самым спас Ельцина. Тот, в свою очередь, не остался в долгу, вернув президента в Москву на прежний пост, несмотря на массу вопросов и сомнений, которые вызвал визит гэкачепистов в Форос»[423] .
Почему на умолчание истинной роли Горбачева решился Ельцин? Тут ответ прост: ему это было вначале крайне выгодно. Тот же Попов писал что еще до создания ГКЧП среди ельцинской команды думали, как
Наиболее вероятной выглядит версия
Через несколько лет Крючков задаст себе вопрос разве не было оснований для постановки вопроса об отставки президента СССР? И тут же пояснит, что тогда у него были еще иллюзии[425].
Обладая властью руководителя мощнейшей мировой спецслужбы, можно было бы быть более понятливым в том, куда шла страна и кто ее к этому вел. И можно было бы быть более смелым в принятии решения о ее судьбе. Но вот такой у СССР был руководитель основной спецслужбы, отвечающей за безопасность страны. Иллюзии у него были тогда, когда их просто не должно было быть.
Так что не вызывает сомнения одно: 21 августа 1991 года перед Горбачевым был выбор. К нему прилетели две делегации. Он выбрал сторону Ельцина и через несколько месяцев лишился власти. Сложно гадать, что бы произошло, если бы он выбрал ГКЧП. История не знает сослагательного наклонения. Да и мог ли он выбрать другой вариант, сказать сложно.
Этот выбор есть, пожалуй, самый драматичный и важный момент, определивший ход развития будущих событий в стране.
Если верна версия о горбачевском участии в создании ГКЧП, то наиболее интересен момент встречи Горбачева с российской делегацией. Довольно естественно, что начать разговор он решил именно с нее. Вероятно, что беседа с приехавшими членами ГКЧП была для него не особенно интересна. Он должен догадываться о том, что они скажут. А вот доводы российской делегации он вряд ли знал. Именно после встречи с «россиянами» Горбачев и принимает решение сдать гэкачепистов. Так что доводы российской делегации, убедившей Горбачева встать на их сторону, самое интересное и загадочное в тех трех августовских днях. Конечно, можно предположить, что Горбачев был поставлен перед фактом признания Ельциным членов ГКЧП как преступников, перед фактом того, что это уже передано СМИ, перед фактом значительной поддержки Ельцина лидерами западных стран.
Горбачев, вероятно, понял: сделать вид, что ему почти ничего не было известно, и начать заминать «скандал в благородном семействе» не получится. Похоже, Горбачев понял, что переиграл и будет замаран сам. Раньше в подобных ситуациях он сдавал фигуры поменьше и поступал с ними помягче. Теперь он сделал более крутой шаг, но в том же своем горбачевском стиле.
Гэкачеписты, прилетевшие на два часа раньше, чем российская делегация, все это время ждали, что их примет Горбачев. Им почему-то важно было первыми доложить о чем-то Горбачеву. О чем? «Мы прибыли, — писал Крючков, — доложить обстановку, объяснить наши действия, рассказать, что произошло в стране за истекшие двое суток и какие выводы из всего этого напрашиваются»[426] . Обычный доклад обычных подчиненных. Словно и не было никакого путча?!
Нет, не ради такого доклада спешил Крючков опередить российскую делегацию. Ради этого он даже пошел на пошлый обман: когда предсовмина РСФСР Силаев сообщил ему утром, что российская делегация отправляется в Форос в 16 часов, Крючков попросил отсрочить вылет — иначе он не успеет к ним присоединиться.
Обман этот вскрылся, лишь когда Крючков с компанией поднялись уже в воздух. Ельцин рвал и метал. Он требовал любым путем остановить самолет, задержать путчистов, но было поздно. Правда, главком ВВС Шапошников предлагал ему сбить самолет — даже сам готов был тряхнуть стариной и сесть за штурвал (в прошлой жизни маршал командовал звеном истребительной авиации), — но такой разворот Ельцину точно был не с руки. Из героя он разом превратился бы в палача.
Невольно возникает вопрос а почему, собственно, вожди ГКЧП так спешили? Что хотели донести — первыми, с глазу на глаз — Горбачеву?
Они что же, в самом деле, надеялись вымолить у генсека прощение? Вряд ли. Если горбачевская версия верна, и его действительно изолировали от внешнего мира, посадили под домашний арест («72 часа, как в брестской крепости», — говорил он потом), то рассчитывать путчистам было не на что.
А вот, коли оттолкнуться от другого, поверить, что переворот начался с горбачевского благословления — прямого ли, косвенного: не суть — дело другое; все встает на законные места.
И тогда получается, что Крючков со товарищи мчались вовсе не замаливать грехи перед жертвой; они спешили уткнуться в колени своему духовному лидеру, гуру; спрятаться в домик, точно в разгар детской игры. Этакий вариант библейской легенды о возвращении блудного сына. «Папа, папа, мы не виноваты, мы старались как могли…»[427]
Похоже, что участники ГКЧП действительно рассчитывали, что Горбачев поведет себя как обычно, то есть сделает вид, что ему почти ничего не было известно, и начнет заминать «скандал в благородном семействе». Они ждали прибалтийского (карабахского, бакинского, тбилисского и т. п.) варианта развития событий с возвращением на круги своя или на худой конец почетных отставок, а получили неожиданно российский вариант со следственным изолятором.
Между тем лайнер ИЛ-62 совершил посадку на аэродроме «Бельбек» в 16:08.
На аэродроме в Бельбеке прибывших встречали, как ни в чем не бывало: во фрунт стоял командующий Черноморским флотом, отдавала положенные почести охрана.
Охрана доложила Президенту о визитерах.
— Что у них за планы? — спросил Горбачев начальника охраны. — Зачем приехали? Взять под стражу! Передайте требование — принимать никого не буду до тех пор, пока не будет включена правительственная связь.
— Включение связи займет много времени, приехавшие просят о встрече сейчас.
— Подождут.
В 17.45 связь была включена.
Почувствовав себя снова во власти, Горбачев начал отдавать распоряжения. Прежде всего отстранил Язова, возложив обязанности министра оборони на начальника Генштаба Моисеева. Дал указания начальнику правительственной связи отключить все телефоны у членов ГКЧП. Коменданту Кремля — арестовать всех путчистов.
