бортов и верхушках мачт расселись чайки и замерли, посверкивая глазками-пуговицами.
Юноша устало махнул рукой.
— Хорошо, что вам от меня нужно?
Теперь за него взялся Уайклифф.
— Хильда беременна. Это ваш ребенок?
Слегка покраснев, Ральф сказал:
— Конечно, мой. К чему это вы клоните?
— Позвольте вопросы сейчас задавать мне. Давно ли вы с ней состоите в интимной связи?
— Недавно, — сказано с мрачным видом.
— Что такое «недавно»? Месяц? Или, может быть, год?
Нервными движениями Ральф принялся массировать себе ляжки. Раз или два он хотел что-то сказать, но слова не шли. Потом он все же выдавил:
— Так получилось с первого раза.
— У нее это в первый раз было с вами?
Ральф помедлил с ответом.
— По-моему, это ее личное дело.
— Точнее, было ее личным делом. Теперь это необходимо установить нам. Так что отвечайте на вопрос.
— Думаю, она уже с кем-то спала… Но это не значит… Я хочу сказать, что она не была…
Уайклифф переглянулся с Керси, потом сказал:
— Я оставляю вас на попечение мистера Кэрноу. Это наш сотрудник, который привел вас сюда. Он снимет с вас новые показания, и мой вам совет — будьте на этот раз откровенны.
— А потом меня отпустят?
— Возможно.
Глава третья
На ферме Трегеллес Джейн Рул занималась стряпней. Лучи закатного солнца проецировали на противоположной стене оконные рамы в виде размытого решетчатого узора. Обеденный стол в кухне был накрыт на двоих и отдельно стоял еще поднос с миской, ложкой и ломтем хлеба. На плите урчало в сковородке, накрытой тарелкой, жаркое; по временам тарелка жалобно звякала, выпуская струйку пара.
В пустоватой и неуютной кухне пол был выложен кафелем и кое-где застлан соломенными циновками. На фоне выкрашенных желтой краской стен выделялось шоколадно-коричневое дерево несущих опор. На коврике у камина безмятежно спали рядом черно-белая колли и полосатая кошка — собака свернулась, положив голову на лапы, а кошка вольготно развалилась. На каминной полке отсчитывал мгновения будильник, зажатый между двумя фарфоровыми собачками.
Джейн Рул, сухопарая и седая, монументально застыла над плитой с поварешкой в руке, как автомат, готовый выполнить свою нехитрую операцию, как только поступит сигнал с пульта.
Снаружи донесся звук подошв, шаркающих о половик, и вошел ее сын. Клиффорд Рул обладал сложением борца-тяжеловеса, но щеки его розовели детской нежностью, и на мир он смотрел глазами ребенка — невинного, наивного, принимающего все как должное. На нем была серая рубашка, заправленная в плисовые брюки; от него попахивало коровником.
Ни мать, ни сын не проронили ни слова. Клиффорд сразу направился к раковине и умылся с шумом и множеством брызг. Его матушка словно вышла из столбняка и принялась раскладывать жаркое по мискам. В ту, что стояла на подносе, попало совсем чуть-чуть.
Клиффорд вытерся полотенцем, с любопытством поглядывая на мать.
— Ну и долго ты еще будешь это делать?
— Замолчи, Клиффорд! — рявкнула на него Джейн. — Садись и принимайся за свой ужин.
Клиффорд сел, и мать поставила перед ним миску жаркого.
— Начинай, а я отнесу это наверх.
Она взяла поднос и направилась к лестнице, располагавшейся в углу столовой. Спустя несколько секунд дощатый пол на втором этаже застонал под ее шагами. Она спустилась вскоре, но уже без подноса.
— Я же велела тебе начинать есть!
Она заняла свое место за столом, и почти синхронными движениями оба взяли по куску хлеба, накрошив при этом на синтетическую скатерть, потом свои ложки и принялись за еду.
— Полицейских видел?
Клиффорд задумался и замер с ложкой у рта.
— Видел… вчера.
— Они опять приехали сегодня.
Он отложил ложку в сторону и бросил на мать встревоженный взгляд.
— Зачем они вернулись?
— Они обыскивают округу.
— Но они же все обыскали вчера. У них еще были такие специальные палки, и они ими везде тыкали, в канавы, там, в заросли… — Клиффорд разволновался, и слова у него стали налетать одно на другое.
— А ну-ка возьми себя в руки! — резко сказала Джейн. — Они всего лишь осмотрели постройки.
— Постройки… — Он уставился на мать, открыв рот. — А к нам в дом они заходили?
— Да.
Он воздел глаза к потолку.
— И наверх поднимались?
— Да.
— И в маслобойне были?
— Да.
Ее ответы походили на капли воды из прохудившегося крана. Между каждым из его вопросов зависала долгая пауза.
— Но они же не…
— Нет!
— Они задавали вопросы?
— Да, те же, что и вчера. Ешь живей!
Несколько минут они ели молча. Тень от решетки чуть заметно ползла вверх по стене, в солнечных лучах искрились пылинки.
— И еще эта сегодня заявилась… Жена Иннеса, в своей инвалидке.
— Что ей было нужно? — Он снова занервничал.
— Она меня про полицейских расспрашивала. О ней не беспокойся. С такими-то я умею обходиться.
Клиффорд нахмурился.
— Мистер Иннес ко мне хорошо относится.
— Хорошо относится?! Он к тебе хорошо относится только потому, что платит тебе половину положенного, когда ты на него ишачишь. Вот тебе мой совет, сынок, держись-ка ты от этой семейки подальше!
Когда Ральфа Мартина увели в другой отсек штабного автобуса, Уайклифф занялся изучением карты, кнопками прикрепленной к перегородке. Чтобы как следует войти в курс расследования, он прежде всего должен был изучить местность, «поработать в поле», как сказал бы ученый-естественник. Просто допрашивать свидетеля или подозреваемого было для него все равно что посадить в клетку подопытного
