Королев кивнул головой.
— Вот и отлично. Так будет проще всем. Это печка Валентины Николаевны. А ваша комната вон там.
Люборов ушел, а Королев долго стоял посреди отведенной ему комнаты. Потом положил фуражку на письменный стол и осмотрелся. Узкая полоска света пробивалась на стыке задернутых штор. В комнате было темно, и Королев решил поскорее открыть окна, чтобы впустить солнечный свет. Комната была что надо — большая, с высокими потолками и даже с обоями на стенах. Понятно, что обои остались еще с довоенного времени, но выглядели вполне прилично, да и матрас на кровати казался чистым. Паркетный пол был почти полностью закрыт потертым персидским ковром. Королев выглянул в окно. «Тихая улица», — подумал он, глядя на купола маленькой церквушки. Он услышал, как колокола отзвонили час дня, и вспомнил, что у него мало времени. Он снова окинул взглядом комнату, на этот раз более внимательно.
Для начала он осмотрел письменный стол, открыл крышку отделения, где когда-то какой-нибудь дворянин наверняка хранил писчую бумагу. Теперь ее место занимал пожелтевший выпуск газеты «Правда» 1928 года. Этот стол не годится. Он не стал рассматривать кровать, так как она его вполне устраивала. Шкаф тоже привлек его внимание ненадолго. Потом он откинул коврик и увидел, что в одном месте между досками паркета зияют большие щели. Края досок были повреждены. Королев присел и достал из кармана раскладной нож. Он поддел одну доску, и она легко отошла от пола. Под дощечкой оказалась небольшая полость, в которой лежала фотография девушки с выпирающей из корсета грудью и кокетливо повернутой на камеру головой. Девушка доила корову. Чей-то тайник. Королев поднялся и направился к сумке. Там среди прочих книг лежала Библия. Он достал ее и, облегченно вздохнув, положил в тайник. Он не мог без этой книги, но ее следовало спрятать. Его бросило в жар: а ведь он здорово рисковал, когда вез ее через всю Москву! Нет, Королев не был набожен. Он знал о политике партии в отношении ортодоксального культа и принимал ее. Просто Библия была с ним все восемь лет, пока он служил солдатом, а теперь приносила утешение в моменты, когда мир вокруг начинал казаться слишком уж жестоким.
Он спрятал священную книгу и положил доски на место, рассудив, что, случись в доме обыск, тайник вряд ли обнаружат. Капитан похлопал по карманам и нащупал фотографию полуобнаженной девушки. Положить ее к Библии было бы неправильно, поэтому следует избавиться от фотокарточки при первой возможности.
Через полчаса Королев быстрым шагом шел по улице Разина, мимо памятника известному предводителю восстания, в честь которого большевики и назвали эту улицу. Насвистывать в милицейской форме было не положено — это снизило бы его авторитет в глазах обычных граждан и уж тем более преступников. Но его буквально распирало от счастья. Будь он в штатском, непременно исполнил бы что- нибудь пафосно-торжественное, соответствующее настроению, — например, «Интернационал». Но милицейская форма удерживала от столь бурного проявления чувств. И даже пасмурное утро не ослабляло радость от того, что он стал владельцем собственной комнаты. Ему казалось, что жизнь налаживается, как и обещал товарищ Сталин. И жизнь действительно налаживалась.
Королев начал искать глазами телефон, чтобы позвонить на Петровку, и в этот момент увидел два черных воронка, припаркованных чуть поодаль от церкви. Возле автомобилей стояли несколько человек в милицейской форме. Королев догадался, что это и есть место преступления, о котором говорил Попов. Маленькая церквушка была украшена комсомольским плакатом: он висел на входе и приглашал членов ВЛКСМ на танцы в поддержку испанских товарищей. Территорию вокруг церкви обнесли ленточкой, хотя в этом не было никакой необходимости, так как прохожие, издалека завидев сотрудников милиции, и так спешили перейти на другую сторону улицы.
И только голодная дворняжка, которой чудом удалось пережить лето и не оказаться в чьем-то супе, да три замызганных уличных беспризорника проявляли живой интерес к происходящему — да и то с безопасного расстояния. Из церкви появился Попов в сопровождении милиционеров, которые на ходу слушали его указания. Генерал кулаком бил по ладони, очевидно, стараясь подчеркнуть важность своих инструкций. Королев подошел к Попову, и тот кивнул ему в знак приветствия.
— Вижу, тебе передали мое сообщение, — сказал генерал.
— Нет. Я как раз собирался звонить вам из телефонной будки, когда заметил скопление машин.
— Ну что ж, хорошо. Это убийство именно для тебя, Алексей Дмитриевич. — Генерал махнул рукой за спину Королева, в сторону церкви. Потом развернулся к милиционерам и строгим голосом сказал: — Мне нужны показания всех граждан, которые живут в радиусе двухсот метров. Нам необходимо знать о каждом шаге всех без исключения — мужчин, женщин, детей, даже мышей! — за последние два дня. Все отчеты передавайте товарищу Королеву на Петровку. Он будет вести расследование.
Люди в форме, отдав честь, удалились. Попов смотрел им вслед.
— Может быть, это и пустая трата времени, но сегодня нужно предпринимать все возможные меры, если хочешь избежать обвинения в халатности и попустительстве.
Он с раздражением принялся забивать большим пальцем табак в трубку. Королев стоял молча, зная, что в такие моменты генерала лучше не перебивать. Наконец Попов вспомнил о Королеве и ткнул трубкой на вход в церквушку.
— Ужасная штука, Королев. Какой-то ублюдок забрался сюда прошлой ночью и… — Генерал сделал паузу и взмахом руки велел Королеву следовать за собой. — Неприглядная картина. Если мы не поймаем преступника в кратчайший срок, он снова это сделает. Гаденыш получает от этого удовольствие — носом чую.
Темноту церкви пронизывали слабые лучи света из маленьких витражных окошек. Тусклый свет оттенял отдельные лики и серебряные одеяния святых на купольных фресках с изображением библейских сцен. Сердце Королева сжалось при виде партийных лозунгов, беспардонно нанесенных прямо поверх фресок и мозаики. «Неужели молодым комсомольским неучам нечем заняться, кроме как тратить время на бессмысленное мелкое хулиганство?» — думал Королев, следуя за Поповым вглубь церкви. Даже иконостас — перегородка, отделяющая алтарь от остальной части церкви, — теперь был увешан плакатами. Так в стране утверждалась власть Советов. Королев тайком изобразил в кармане знак креста. Товарищ Сталин наверняка нашел бы, что сказать, если бы увидел, какую «активную» деятельность развели здесь эти комсомольские щенки.
— Она тут, — сказал генерал, бесцеремонно проходя через центральную дверь иконостаса в ризницу, откуда свет падал в темный неф.
Несколько мгновений Королев колебался, а затем направился к дьяконской двери, которая находилась сбоку от центрального входа в алтарь. Дверь в центре иконостаса называлась царскими вратами, и через них входить в алтарь могли только священники. «Пусть даже последние десять лет священники сюда не входили, все же будет спокойнее, если соблюсти правила», — решил для себя Королев.
Еще не видя убитой девушки, он по запаху понял, что с ней сотворили нечто ужасное. Несмотря на годы армейской службы — а может, именно после них, — он терпеть не мог запаха крови. Также он не переносил вида этой темно-красной вязкой жидкости, а тут весь мрамор был залит ею. Со стен куда-то вдаль смотрели спокойные лики святых — они словно не замечали, что здесь произошло. По всему было видно, что девушка умирала в муках. Королев с трудом подавил приступ рвоты и почувствовал, как ногти сжавшихся в кулак пальцев впиваются в ладонь. Тело было ужасно изуродовано. Королев снова и снова боролся с позывами тошноты. Если продержаться еще секунд десять, будет легче. Первая минута всегда самая тяжелая. Он подошел ближе и взглянул на лицо жертвы. А она, наверное, была симпатичная… Только дьявол мог сотворить подобное. На другой стороне алтаря недовольно сопел Попов.
— Надо же было сделать такое в церкви! — услышал его голос Королев и бросил на генерала удивленный взгляд. Две неосторожно оброненные фразы за день указывали на то, что Попов либо полностью доверял Королеву, либо устал от жизни и потерял бдительность.
Выбранное место действительно только подчеркивало жестокость преступления. Королев подошел ближе к телу, стараясь не измазаться в крови и не наступить на оставшиеся в ней следы, которые могут стать ниточкой к личности убийцы. Девушка лежала на спине, руки раскинуты под прямым углом к тому, что осталось от ее груди. В местах, где тело не было искромсано или измазано кровью, неестественно белела нежная кожа, как будто ее хозяйка при жизни совсем не бывала на солнце. Наверное, это из-за света
