Жаль, что все так произошло, — из него получился бы хороший следователь.
Подошла их очередь прощаться. Королев взглянул на землистое лицо Семенова. Оно было каким-то худым и дряблым, только скулы и нос торчали. Он наклонился и, отодвинув прядь волос, поцеловал лейтенанта в лоб. Без души тело Семенова было ничем — просто пустой сосуд с запахом моря при отливе. Королев почувствовал, как к глазам подступают слезы. Горько и бессмысленно — закончить жизнь в таком возрасте!
Отойдя от гроба, он заметил, что людей в клубе стало больше. Появились военные в форме, с мрачными, непроницаемыми лицами. «Чекисты», — подумал Королев.
— Его наградят медалью. И тебя. Только решат, какой именно, — улыбнулся генерал. — Тебя хотят отметить за разоблачение предателей, но без лишнего шума. Никакой перестрелки на Воронцовом Поле не было, ты в курсе?
— Да, полковник Родинов меня предупредил.
Генерал сел на стул и пригласил Королева устроиться рядом.
— Ты должен обо всем забыть. НКВД подкрутят гайки у себя сами. И на этот раз, Алексей Дмитриевич, ты должен беспрекословно подчиниться.
— Я понимаю, — сказал Королев.
Но оставалась одна гайка, которую он хотел подкрутить лично, что бы ему ни приказывали.
— Ты даже не представляешь, как тебе повезло, Королев. Ежов хотел, чтобы всех, кто был связан с этим делом, расстреляли, — в целях чистки кадров. И если бы я верил в Бога, то сказал бы, что он на твоей стороне. Ты знаешь, что произошло? Сталин гулял в кремлевском саду, когда в воздухе поднялся надувной колхоз. Это его развеселило. Вот и все. Если бы он был в другом настроении, или Грегорин побежал в другую сторону, или солдаты смогли удержать канаты, или если бы произошло еще что-то — или не произошло! — тебя бы уже не было в живых. И меня, скорее всего, тоже.
Королев попытался представить, как смеется Сталин при виде надувной деревни, плавающей в воздухе над Москвой, но у него ничего не получилось.
— Тебе еще повезло, что ее не отнесло ветром к площади, — продолжил генерал, — иначе он вряд ли бы обрадовался.
Королев кивнул, вспоминая, как во время празднования девятнадцатой годовщины Октябрьской революции над Москвой эскадрон за эскадроном пролетали бомбардировщики, демонстрируя мощь Советского Союза. Какое-то время Попов и капитан сидели молча, раздумывая о превратностях судьбы.
— А что стало с деревней? — спросил Королев.
— Пришлось простреливать фигуры, чтобы вышел воздух. Но один надувной дом все-таки унесло ветром. Говорят, он летит в сторону Финляндии.
— Интересно, долетит или нет, — сказал Королев, вспоминая о планах Грегорина пересечь границу.
У входа в церковь послышался оживленный шум, и они повернулись, чтобы посмотреть, что там происходит. Королев сразу узнал Родинова и сначала решил, что это на него так отреагировала толпа, но потом заметил рядом с ним человека маленького роста. Он шел с важным видом, что несколько контрастировало с его мелкой фигурой. Из-под военной фуражки выглядывало костлявое лицо комиссара государственной безопасности Ежова. Его желтые зубы обнажились в улыбке, однако глаза оставались стеклянными. Все поднялись, но Ежов махнул рукой, давая знак, что можно сидеть. Это был жест Сталина — скромный, но властный.
Родинов наклонился к Ежову и что-то прошептал ему на ухо. Комиссар кивнул и присел на стул рядом с хорошенькой брюнеткой в траурном одеянии. К ним подошел какой-то человек, и у Королева мурашки побежали по коже, когда он узнал Бабеля. Писатель кивнул ему и — капитан готов был поклясться! — подмигнул жене Ежова. Родинов подошел к столу, установленному у гроба усопшего, достал из кармана лист бумаги и принялся его разворачивать. На нем был новый костюм — похоже, он купил его специально для похоронной церемонии.
— Товарищи, — начал полковник, поднимая голову, — спасибо, что вы пришли сюда сегодня, чтобы проводить в последний путь верного комсомольца и советского гражданина Ивана Ивановича Семенова. Я благодарю вас от лица всей его семьи, его товарищей и его друзей комсомольцев.
Кто-то всхлипнул, и Королев обернулся. Это была убитая горем женщина средних лет. У нее было заплаканное лицо, в чертах которого читалось сходство с Семеновым. Не дай Бог ему самому пережить похороны сына!
— Что еще добавить о нашем дорогом товарище? Он был грамотным человеком, прилежным работником в деле строительства Советского Союза, хорошим комсомольцем, который жил настоящей жизнью и искренне верил в победу интернационального социализма.
Послужной список Семенова оказался довольно длинным. Длиннее, чем можно было предположить. Родинов наконец закончил, сложил бумагу и кивнул парням из почетного караула. Те растерянно посмотрели друг на друга, и один из них с нерешительным видом взялся за крышку гроба. Родинов снова кивнул головой, на этот раз с явным раздражением. Дрожащими руками комсомольцы закрыли сосновый гроб, оставляя Семенова в вечном одиночестве.
Глава 27
Парни из почетного караула крепко держались за борта грузовика, трясущегося по неровной дороге. Люди на улице останавливались, когда мимо провозили гроб с чекистом. Кто-то снимал шляпу, а несколько человек даже перекрестились. Но большинство с нескрываемым любопытством провожали взглядом кортеж из блестящих черных машин. Королев невольно улыбнулся. Секретные похороны большевистского героя, за которыми наблюдал весь город…
Ежов не поехал на кладбище. В какой-то момент его машина свернула в сторону и повезла комиссара к другим, более важным делам. Из нескольких сотен людей, которые пришли в церковь попрощаться с Семеновым, до кладбища дошли человек восемьдесят, не больше.
Однако на кладбище появились и новые лица. Немного в стороне от всех стоял Шварц, а у самой могилы Королев заметил Валентину Николаевну, Шуру и жену Бабеля. Интересно, а где Наташа, которая почти не говорила после того, что произошло два дня назад? Валентина Николаевна выглядела спокойной. Королев сотни раз проклинал себя за тот ужас, который привнес в их жизнь. Чекистов в военной форме не наблюдалось, поэтому среди пришедших проститься не было того напряжения, которое чувствовалось в церкви. Женщины, не стесняясь, рыдали, кто-то поддерживал мать Семенова, утешая ее.
Пришел черед Попова выступить с речью. Он встал на месте священника у изголовья могилы и отдал какие-то указания почетному караулу. Они подложили под гроб широкие длинные полотна и по сигналу генерала начали медленно его опускать. Когда гроб с телом Семенова оказался в могиле, Попов заговорил:
— Жизнь продолжается, товарищи, и мы всего лишь маленький отрезок в истории человеческой эволюции. Если мы хотим почтить нашего погибшего товарища, то должны продолжать его дело ради светлого будущего пролетариата. Так будем же верны этому делу! Мы должны быть готовы отдать свою жизнь за товарищей, как товарищ Семенов отдал свою. Память о нем всегда будет жить в наших сердцах. Мы закончим то, что он и многие другие, отдав свою жизнь за революцию, закончить не успели. Он был одним из нас, и мы будем двигаться к цели, имея перед глазами этот самоотверженный пример.
Голос Попова звучал как набат, жестко и мягко одновременно, и в нем даже проскальзывали интонации священника. Когда генерал закончил, Королев заметил, как кое-кто из присутствующих перекрестился.
Он оглянулся. У него за спиной стоял Шварц.
— Добрый день, Джек, — сказал Королев.
— Алексей, мне очень жаль Ваню. Он был отличным малым.
— Да, он и вправду был хорошим парнем. Вы должны быть ему благодарны. — И в ответ на недоумение в глазах Шварца объяснил: — Если бы не он, Грегорин пошел бы в «Метрополь». А он был явно
