— Хватит, перестань. Ты не заслужил права звучать ревниво или обиженно.
Олаф нахмурился.
— Сонни и Паук наблюдают за нашим спором, — перебил нас Эдуард.
У меня совершенно вылетело из головы, что за нами следовали двое полицейских. Это было беспечно.
— Ладно, проехали, но я не шучу, Олаф. Я польщена, что ты хочешь попытаться встречаться со мной, как простой парень, но простой парень не ревнует девушку ещё до того, как хотя бы поцеловал её.
— Не правда, — одновременно возразили Эдуард и Бернардо.
— Что? — спросила я.
Они обменялись взглядами, а затем Эдуард ответил:
— Я втюрился в одну девчонку — впервые и серьёзно. Я никогда её не целовал, даже не держал её за руку, но я ревновал её к каждому парню, который находился рядом с ней.
Я попыталась представить молодого, неуверенного в себе Эдуарда, и не смогла; хотя приятно было узнать, что он тоже когда-то был юнцом. Иногда мне казалось, что Эдуард просто вылупился из головы самого жестокого божества, вроде извращённой версии Афины.
— Я ревновал женщин, которые встречались с моими лучшими друзьями. Нельзя отбивать женщин у лучших друзей, но иногда меня задевает, как они воркуют друг с другом.
— Мы с Анитой считали, что у тебя нет правил, — заметил Олаф.
— Эй, то, что мне нравятся женщины, ещё не значит, что я не испытываю угрызений совести. Никаких серьёзных увлечений лучших друзей, и никаких жён тех людей, которые мне нравятся.
— Приятно знать, что у тебя есть совесть, — попыталась съязвить я и преуспела.
— Эй, — возмутился Бернардо. — Что там говорится в старой поговорке про дома со стеклянной крышей, Анита?
— Я не трахаюсь с чужими мужьями.
— Я не трахаюсь с вампирами, — съязвил он в ответ.
Очко в его пользу. Вслух я произнесла:
— Ты не знаешь, чего лишаешься.
— Мне не нравится спать с кем-то, кто может зачаровать глазами. Слишком трудно всё время помнить, что нельзя смотреть им в глаза.
— Так значит, это не из нравственных соображений, а из практических?
— Из-за этого, а ещё потому, что возникают проблемы со смазкой.
— В смысле?
— Я к тому, что они мертвы, Анита, а мертвым женщинам нужен лубрикант.
— Ну всё, хватит, прекратите, пока в моем воображении не возникла соответствующая картина. — И до того, как я успела подумать, я сболтнула. — К тому же, это не относится к тем женщинам-вампирам, которых я знаю.
Я знала, что это было правдой, знала благодаря воспоминаниям Жан-Клода и Ашера, которые они разделили со мной метафизически. Знала это благодаря тому, что Бель лично посетила мои сновидения.
— А откуда тебе известно, что женщины-вампиры не нуждаются в лубрикантах? — Не отставал он.
Я попыталась придумать ответ, который не повлечёт за собой дальнейших расспросов, и не смогла найти ни одного достойного.
— Ты покраснела, — недовольно заметил Олаф.
— О, пожалуйста, скажи, что образ, возникший в моей голове, правда, — радостно взмолился Бернардо.
Фактически он ухмылялся от уха до уха.
Эдуард взглянул на меня поверх оправы своих солнечных очков:
— До меня не доходило никаких слухов о тебе и женщине-вампире.
— Может, вам всем стоит просто подождать снаружи, пока я пойду, поговорю с вертиграми, — я вышла из машины в полумрак парковки.
Сони и Паук тоже выбрались из своего внедорожника, но мне не хотелось говорить ещё с кем-нибудь из мужчин. Я захлопнула дверцу и направилась к указателю «лифт». Я слышала, как открылись и закрылись другие дверцы машины. Если я доберусь до лифта первой, я пойду в казино одна. Может, это было не самой блестящей идеей, но мысль о том, как двери закрываются у Эдуарда перед самым носом, доставила мне определённое удовольствие. Может, до него, наконец, дошло, что хватит с меня его подкалываний, поскольку он догнал меня перед самым лифтом.
— Подниматься туда одной было бы глупо, а ты вовсе не глупа, — зло произнёс он.
— Мне надоело отчитываться в своих действиях перед тобой и перед кем бы то ни было.
— Я отправил Бернардо и Олафа поговорить со спецназом, так что у тебя есть возможность поговорить со мной наедине. Есть ли что-то ещё, что мне необходимо знать?
— Нет, — ответила я.
— Лгунья, — упрекнул он.
— Я думала, только Тед может фантазировать о лесбиянках, — ответила я, бросая на него взгляд.
— Ты человек-слуга Жан-Клода, насколько тесно вы с ним связаны метафизически, Анита?
Вот так просто — он догадался о том, что я не хотела ему говорить.
— Я никогда не был в Сент-Луисе, — встрял Бернардо откуда-то позади нас. — Какие женщины- вампиры есть у Жан-Клода?
— Похоже, Анита не достаточно нравится им, чтобы с ней спать, — перебил Олаф.
Двери открылись, и я сказала:
— Ещё одно слово об этом, и я войду в этот лифт одна.
— Какие мы обидчивые, — добавил Бернардо масла в огонь.
— Завязывайте, — строго сказал Эдуард. — Вы, оба.
Они бросили издеваться надо мной, и мы все вошли в лифт. Бернардо улыбался сам себе. Олаф хмурился.
Лицо Эдуарда стало непроницаемым. Я прислонилась к дальней стенке и постаралась натянуть на лицо такое выражение, которое не ухудшило бы ситуацию. Лучше ли, если двое из них были уверены, что это я была с другой женщиной вместо того, чтобы считать, что я разделила подробные воспоминания с другими вампирами? Конечно, лучше. Было бы даже лучше, если бы и Эдуард разделял их мнение.
Глава 27
Олаф, похоже, пытался набросить свою кожаную куртку на каждый окружающий нас предмет, но Эдуард раздал нам тёмные ветровки с надписью «маршал США».
— Если это неформальный визит, не будет ли это дурным тоном? — поинтересовался Бернардо.
— Новый закон практически исключает для любого из нас возможность сойти за штатского, — ответил Эдуард. — Мы не можем войти в казино, экипированные таким количеством огнестрельного оружия, не засветив значки. Как только они разглядят нас в камеры наблюдения, они решат, что происходит что-то нехорошее.
Вообще-то с этим мы поспорить не могли. У нас ушло несколько минут на то, чтобы нацепить куртки поверх одежды так, чтобы большая часть оружия оказалась скрыта. В следующий раз я непременно захвачу свою собственную стильную тёмно-синюю ветровку. Я всегда помнила про оружие и значок, но при этом постоянно забывала кое-что прочее. Олаф убрал из видимости всё оружие под своей кожаной курткой.
— Под этой курткой и так ничего не видно.
— Тебе не нравится носить значок, так ведь, верзила? — спросил Бернардо, натягивая куртку поверх
