– Подди? – переспросила она. – Мне кажется, в списке пассажиров я видела другое имя.
– Да, верно, мое полное имя – Подкейн, – объяснила я. – В честь марсианского святого.
Она о таком слыхом не слыхивала.
– Довольно странно давать девочке мужское имя, – вымолвила она.
Конечно, мое имя действительно необычно, даже среди людей Марса, но не по этой причине.
– Возможно, – согласилась я, – но марсиане сами выбирают себе пол.
– Ты шутишь! – выпучилась она.
Я начала было объяснять, как марсианин перед созреванием выбирает один из трех полов… и что это имеет значение лишь на кратком этапе его жизни.
Но вскоре я сдалась, увидев, что объясняю в глухую стенку. Миссис Роуйер просто не могла вообразить другую жизнь, непохожую на ее собственную. Я быстренько сменила тактику.
– Святой Подкейн жил очень давно. Никто в точности не знает, мужчина это или женщина. Это просто традиция.
Конечно, традиция эта вполне определенна, и многие из живущих ныне настоящих марсиан ведут свой род от святого Подкейна. Па говорил, что мы точнее знаем то, что было на Марсе миллион лет назад, чем то, что было две тысячи лет назад на Земле. Во всяком случае, большинство марсиан включают «Подкейн» в длинный список своих имен – у них в ходу этакий генеалогический конспект. Считается, что он (или она, или оно) может в трудную минуту придти на помощь своему «крестнику».
Как я уже говорила, Па – романтик и ему показалось, что будет здорово снабдить девочку таким сильным покровителем. Я не романтична и не суеверна, но мне нравится носить имя, принадлежащее только мне и никому другому. Лучше быть Подди Фрайз, чем одной из сонмища Элизабет, Дороти или еще каких-нибудь.
Но миссис Роуйер все это явно ставило в тупик, так что мы вскоре сменили тему. С высот своего опыта «старого космического волка», основанного на единственном перелете с Земли на Марс, она поведала мне много всякого о кораблях и космических полетах. В большинстве своем ее суждения и рядом не лежали с истиной, но я слушала и не перебивала. Она представила меня кое-кому из пассажиров и выложила массу сплетен о них, об офицерах корабля etc. Между делом она ознакомила меня со своими хворями, болячками и симптомами, поведала какая важная шишка ее сын и какой важной шишкой был ее покойный муж, пообещала познакомить с достойными Людьми, когда прибудем на Землю.
– Может быть, у вас на Марсе этому не придают особого значения, но в Нью-Йорке УЖАСНО ВАЖНО ПРАВИЛЬНО НАЧАТЬ.
Я определила ее для себя как глупую, но безвредную болтушку.
Однако очень скоро я обнаружила, что не могу от нее отделаться. Когда я шла через холл в рубку, она ловила меня, и я не могла удрать, не прибегая к прямой грубости или явной лжи.
Вскоре она начала использовать меня как девочку на побегушках. «Подкейн, дорогая, не могла бы ты сходить ко мне в каюту за лиловой шалью. Она, кажется, на кровати… или в шкафу. Что-то меня знобит» или «Подди, детка, я звонила-звонила, а стюардесса словно оглохла. Принеси мне книгу и вязанье, ладно. А заодно – чашечку чая из буфетной».
Ну ладно, я здоровая, а у нее, может, трещат коленки.
Но это продолжалось бесконечно… а чуть погодя, вдобавок к этому, я сделалась и сиделкой при ней. Сначала она попросила почитать ей на сон грядущий. «Такая ужасная мигрень, а твой голос, лапочка, так успокаивает».
Целый час я читала, еще час растирала ей виски и затылок. Конечно, человек время от времени должен для тренировки оказывать другим мелкие услуги. У мамы, когда она переработает, бывают жуткие головные боли, и массаж хорошо помогает.
В этот раз ей вздумалось заплатить мне. Я отказалась.
Она настаивала.
– Ну-ну, детка, не спорь с тетей Флосси.
– Нет, миссис Роуйер. Лучше передайте эти деньги в Фонд инвалидов космоса. А я не могу их взять.
Она сказала «фи» и «ерунда», при этом попыталась всунуть их мне в карман. Я выскользнула и пошла спать.
За завтраком я ее не видела – ей подают в каюту. Однако еще до полудня стюардесса сообщила, что миссис Роуйер хочет меня видеть и ждет у себя. Это было совсем не ко времени: мистер Суваннавонг сказал, что если я зайду в рубку часам к десяти, то увижу весь процесс коррекции траектории и он объяснит мне все стадии. Если бы она убила более пяти минут моего времени, я бы опоздала.
Все же я заглянула к ней. Она была, как и всегда, приветлива.
– А вот и ты, дорогая! Я так долго тебя ждала. Эта дура стюардесса… Подди, милочка, вчера ты прямо чудо сотворила… а сегодня у меня буквально отнялась спина. Ты представить себе не можешь, как это ужасно! Вот если бы ты, по своей ангельской доброте, чуть-чуть помассировала меня… ну с полчасика, я бы воспрянула. По-моему, массажный крем вон там, на туалетном столике… Помоги мне, пожалуйста, снять халат.
– Миссис Роуйер…
– Да, душечка? Крем вон в том толстом розовом тюбике. Нужно всего…
– Миссис Роуйер, я не могу. Я опаздываю.
– Как так, дорогая? Ой, все это глупости, пусть подождут. На этом корабле ничего не делается вовремя. Тебе, наверное, лучше нагреть ладони перед…
– Миссис Роуйер, я не буду этого делать. Если у вас болит позвоночник, я и дотрагиваться до него не должна, можно покалечить. Если хотите, я попрошу врача зайти к вам.
Она резко сменила тон.
– Ты хочешь сказать, что не желаешь этого делать?
– Можно сказать и так. Позвать вам врача?
– Ах ты гадкая… УБИРАЙСЯ ВОН!
Я убралась.
На следующее утро я встретила ее в коридоре. Она глянула сквозь меня, я тоже промолчала. Шла она ровно – видно, спине полегчало. В тот день мы встречались еще дважды, и оба раза она меня в упор не видела.
Утром следующего дня я торчала в холле у визора – изучала учебную пленку мистера Клэнси о сближении и стыковке с помощью радара. Визор стоит в углу, за рядом искусственных пальм и меня, наверное, совершенно не было видно. А может, им было наплевать.
Я прервалась, чтобы отдохнули глаза и уши, и услышала голос миссис Гарсиа. Она разговаривала с миссис Роуйер.
– …что мне там совсем не нравится, так это промышленность. Почему бы не оставить Марс естественным и прекрасным?
– Чего же от них ожидать? Это жуткие люди!
Официальный язык корабля – орто, но многие пассажиры беседуют по-английски и часто с таким видом, будто никто не способен их понять. Эти даже не понижали голоса. Я прислушалась.
М– с ГАРСИА: Именно это я говорила миссис Римски. Они же все преступники.
М– с РОУЙЕР: Если не хуже. Вы заметили эту маленькую марсианку? Племянницу, как они говорят, этого огромного черного дикаря?
Я сосчитала от десяти до нуля на древнемарсианском и напомнила себе, чем карается убийство. Я не против, когда меня называют марсианкой. Они же ни черта не знали о Марсе, и уж, во всяком случае, это не походило на оскорбление. Марсиане имели высокую культуру задолго до того, как люди поднялись с четверенек. Но «черный дикарь»! Дядя Том такой же смуглый, как я светлая. Маорийская кровь плюс марсианский загар сделали его кожу похожей на хорошо выделанное седло.
Не знаю, как другим, а мне нравится. И уж конечно, дядя Том никакой не дикарь – он умный, воспитанный, вежливый… и куда бы он ни поехал, все его любят.
М– с ГАРСИА: Да, видела. По-моему, ничего особенного.
Конечно, она эффектна, но все это дешевка, хотя и привлекает некоторых мужчин.
