уголовного отдела царила тишина, чувствовалось, что наступил период отпусков.
Помощница Кнутаса, инспектор полиции Карин Якобсон, разговаривала по телефону у себя в кабинете. Они служили вместе вот уже пятнадцать лет и успели тесно сработаться, но о личной жизни коллеги Кнутас знал совсем мало.
В свои тридцать восемь Карин была, судя по всему, женщиной одинокой, по крайней мере, комиссар не слышал о каких-либо мужчинах в её жизни. Единственным компаньоном в её квартирке в Висбю был белый какаду. Практически всё свободное время она проводила, играя в футбол. Проходя мимо её комнаты, Кнутас увидел, как Карин размахивает руками и резким голосом что-то громко говорит в трубку. У этой невысокой тёмноволосой женщины были карие глаза, внимательный тёплый взгляд, между передними верхними зубами — заметная щель. Настроение у Карин менялось резко и часто, но она не утруждала себя попытками сдерживать свой буйный темперамент. Энергичная, активно жестикулирующая, она выделялась ярким пятном на суровом фоне наглухо задёрнутых штор и полок, выкрашенных в серый цвет.
Кнутас уселся за рабочий стол и принялся разбирать почту, накопившуюся за последние дни. Среди стопки официальных писем ему попалась пёстрая открытка из Греции. На фотографии был запечатлён традиционный греческий обед: на круглом, выкрашенном голубой краской столике располагались тарелка с шашлычком из курицы, миска с соусом цацики и бутылка вина. На бокалах играли блики от лучей заходящего солнца. Открытка гласила: «Это ведь повкуснее будет, чем бараньи мозги в кляре с пюре из брюквы, а, Кнутте, что скажешь? Я уехал на две недели на остров Наксос немного поваляться на солнышке. Может, скоро снова будет повод встретиться. Всего наилучшего! Мартин».
Кнутас не смог сдержать улыбки: открытка с едой — в этом весь Мартин Кильгорд. Следователь Центрального управления уголовной полиции был чудовищным обжорой, он постоянно что-нибудь жевал. Таких любителей поесть Кнутас ещё не встречал. Им довелось работать вместе пару раз, расследуя дела об убийствах, когда комиссар просил подкрепления из Центрального управления.
Ход мыслей Кнутаса прервал стук в дверь. В следующую секунду она распахнулась, и в кабинет вошёл инспектор Томас Витберг. Молодому следователю ещё не было тридцати, он был обладателем пышной шевелюры и упорно отказывался остричь свои светлые волосы, несмотря на уговоры коллег. Томас следил за собой и регулярно занимался на тренажёрах, поэтому плотно облегающая футболка отлично смотрелась на его мускулистом загорелом теле. Витберг был настоящим ловеласом и не раз прибегал к своим чарам, дабы околдовать очередную туристку, приехавшую на Готланд в разгар сезона. Как любил шутить молодой инспектор, его цель — занести в список побед женщин со всех уголков Швеции: от Лапландии на севере до Сконе на юге. Кнутас не сомневался, что коллега преуспеет. Насколько комиссар знал, Витберг ещё не заводил отношений, которые длились бы больше недели.
Каждое лето им на работу звонили разные женщины и просили к телефону Томаса, иные, разыскивая его, даже приходили в управление.
Умение обольщать не раз выручало Витберга на работе, поскольку во многих расследованиях им удалось продвинуться дальше именно благодаря его шарму. Томас быстро поднялся по карьерной лестнице, начав в качестве патрульного, поработав в отделе по борьбе с насилием и довольно скоро добравшись до инспектора уголовного розыска. В последние годы Витберг стал постоянным членом следственной группы комиссара Кнутаса. Судя по напряжённому взгляду голубых глаз Томаса, произошло что-то из ряда вон выходящее.
— Только послушай, — выпалил Витберг и плюхнулся на стул для посетителей.
В руках у него Кнутас успел заметить листок бумаги, весь исписанный неразборчивым почерком Томаса.
— Сегодня утром в Петесвикене две маленькие девочки обнаружили труп пони. Животное обезглавлено.
— Вот чёрт!
— Около девяти они проезжали мимо пастбища по дороге на пляж и обнаружили, что одной из лошадей нет, стали искать и нашли её обезглавленной.
— Может, они всё выдумали?
— Нет, только что звонили взрослые, дедушка девочек и хозяин пастбища были там и видели труп.
— А что за лошадь и кто владелец?
— Самый обычный пони, а владелец — Йорген Ларсон, хозяин хутора. У них всего четыре лошади, они держат их, чтобы кататься. Другие пони, кстати, паслись на лугу.
— И с ними всё в порядке?
— Целы и невредимы.
Кнутас покачал головой:
— Всё это очень странно.
— Ах да, ещё одна вещь, — вспомнил Витберг.
— Что?
— Голова не просто отрезана, она пропала. Хозяин всё обыскал, но голова исчезла. По крайней мере, нигде поблизости её нет.
— То есть ты хочешь сказать, что преступник забрал её с собой?
— Вполне возможно.
— Ты сам разговаривал с хозяином?
— Нет, информацию передал дежурный.
— Осталось надеяться, что владелец хутора не перевернул загон вверх дном, уничтожив все следы, — пробормотал Кнутас и потянулся за пиджаком. — Поедем посмотрим.
Спустя пару минут Кнутас, Витберг и криминалист Эрик Сульман уже сидели в полицейской машине, направляясь к югу от Висбю. Среди своих подчинённых комиссар ценил Сульмана почти так же высоко, как Карин. Этих двоих объединяла любовь к футболу и вспыльчивый характер, но у Эрика, в отличие от Карин, была семья и двое маленьких детей.
— Да уж, — выдохнул Сульман и убрал со лба прядь рыжих вьющихся волос. — Интересно, это дело рук ненормального или тут другое замешано?
Кнутас пробормотал что-то под нос.
— Помните того рысака на ипподроме «Скрубс», который сбежал прямо во время забега? — Витберг, сидевший на заднем сиденье, наклонился вперёд к коллегам. — Наездника вытряхнуло из коляски, и конь умчался. Мы тогда, кажется, около недели разыскивали беглеца.
— Да, вроде того, и нашли беднягу в лесу у Фолингбу, — вставил Кнутас. — Коляска застряла между деревьями, и рысак подох от жажды.
— Чёрт побери, зрелище было ужасное! — передёрнул плечами Сульман.
В наступившей тишине они продолжали путь, минуя Клинтехамн и Фрёйель, а затем и деревушку Спроге с её красивой белой церковью. Потом они свернули с шоссе на просёлочную дорогу, которая длинным прямым отрезком вела к морю, окружённая с обеих сторон низкими, склонившимися к земле елями и соснами. Спустя несколько минут полицейские уже приехали в Петесвикен. Вдоль моря цепочкой вытянулись хутора, на лугах пасся скот — зрелище мирное и не предвещающее ничего дурного.
Перед домом Йоргена Ларсона на покрытом гравием дворе стоял старенький грузовик, а рядом с ним «опель» поновее. На лужайке громоздились клетки для кроликов. Навстречу выбежала, радостно виляя хвостом, гончая. Как только машина завернула во двор, на крыльцо вышел мужчина в рабочем комбинезоне и бейсболке, которую он снял на старомодный манер, приветствуя полицейских.
— Здравствуйте, Йорген Ларсон — это я. Пойдёмте сразу, глянем на него. В голове не укладывается, просто с ума можно сойти, и дочка сама не своя от огорчения. Это ведь её пони, а вы знаете, как девчонки в таком возрасте привязаны к своим лошадям. Бедняжка обожала Понтуса, теперь вот рыдает, и нам её никак не унять. В толк не возьму, кто мог такое сотворить, да и зачем. Просто непостижимо!
Хозяин хутора выпалил всё на одном дыхании и, прежде чем кто-либо из полицейских смог ответить, уже направился к загону.
— Жена и детишки — все так расстроились, ужас! В себя прийти не могут.
