Со двора открывался вид на поля и луга. Он взглянул на белёный дом из известняка. Выкрашенные в голубой цвет ставни, окна с занавесками и цветочными горшками, крыльцо с замысловатой резьбой. С одной стороны дома располагалась мастерская, где жена занималась гончарным ремеслом, у неё там даже была печь для обжига. Как он раньше восхищался её талантом! А когда они в последний раз говорили о её керамике?
Коровник, который они собирались покрасить к лету, стоит себе как стоял. Планы так и остались планами. А для чего им освежать покраску? Какой смысл строить что-либо вместе? Никакого.
Его вдруг охватил приступ меланхолии, и он опустился на скамейку, обхватив голову руками. Сейчас он пойдёт и задаст курам корм, только посидит сначала, соберётся с силами. Они приспособили часть коровника под курятник. Для чего теперь всё это? Когда их чувства ещё были свежи и они переехали в деревню из Висбю, им обоим казалось, что завести кур — это так романтично. Годы шли, романтика испарилась, а куры остались.
Он чувствовал, как жизнь проходит, пока он просто стоит и смотрит. Один день сменял другой, но ничего не происходило. Они с женой ругались потихоньку, их сексуальная жизнь практически сошла на нет, и они погрязли в нескончаемой повседневной суете.
Скандалов давно уже не было, даже ссоры их больше не взбадривали. Остались лишь обида и отчуждение. Не то чтобы он желал близости, нет, теперь уже нет.
Он поднялся и побрёл к курятнику. Вечер выдался дивный. В воздухе, смешиваясь с запахом куриного помёта, витал аромат жасмина, идущий от кустов, высаженных перед домом.
Куры ходили по двору, неспешно клюя корм, и тихонько кудахтали. Сегодня они были на удивление тихими.
Внезапно Стаффан заметил какой-то предмет, торчащий над дверью курятника. Он не мог его толком разглядеть, так как ещё не успел подойти ближе, но что-то точно мелькало за ветками клёна, росшего у самой стены.
Сам не понимая почему, Стаффан замедлил шаг. Он неуверенно огляделся по сторонам, но ничего необычного не увидел. Двор тут же показался каким-то зловещим.
Когда он приблизился к двери курятника, его охватил ужас. Поначалу он даже не мог взять в толк, что перед ним. Но через мгновение в голове прояснилось, и он начал понимать.
В первую секунду вид окровавленной лошадиной головы привёл его в шок, но ему не понадобилось много времени, чтобы осознать контекст.
Воскресенье, 25 июля
Из-за июльской жары все двигались как сонные мухи, а Кнутасу приходилось менять рубашку по нескольку раз на дню. Мысли текли медленно, как густой сироп, и в основном по ложному пути. Казалось, они были дальше, чем когда-либо, от раскрытия этого непонятного преступления.
Лине с детьми уехала на выходные на дачу, но комиссар не мог оставаться там с ними и бить баклуши.
С начала июня ещё ни разу не было дождя, и эта сушь жутко раздражала его. Настроение было прескверное, и, когда зазвонил телефон, он прямо-таки прорычал «алло» в трубку.
— Здравствуйте, это Сюзанна Мельгрен.
— Здравствуйте.
— Мой муж Стаффан Мельгрен руководит раскопками во Фрёйеле, — пояснила женщина.
— Ах да! — сообщил Кнутас. Он не сразу понял, что это жена археолога.
— Он не хотел, чтобы я звонила вам, но я просто чувствую, что вынуждена.
— А что случилось?
— Вчера вечером мы обнаружили очень странный предмет у нашего курятника.
— Какой?
— Лошадиную голову, насаженную на кол.
Кнутас встрепенулся и прислушался.
— Кто-то вечером притащил её к нам на участок. Стаффан нашёл её, вернувшись домой с работы.
— Как она выглядела?
— Это голова самой настоящей лошади. Её насадили на толстую деревянную палку, что-то вроде шеста, не могу точно сказать.
— А где стоял этот шест?
— У нас есть старый коровник, часть его приспособлена под курятник. Так вот, шест с головой стоял у самой двери, его прислонили к стене — на самом виду.
— Когда всё это произошло?
— Вчера вечером.
— И вы звоните только сейчас?
Кнутас взглянул на часы: четверть третьего.
— Да, мне жаль, но Стаффан не хотел никому рассказывать. Мы бы только напугали детей, поэтому он решил не раздувать, да и вообще, я бы не сказала, что он особенно обеспокоен. Будто нам ничего не угрожает, а мне всё это кажется жутко неприятным, поэтому я и решилась позвонить в полицию, хотя он меня и отговаривал.
— Очень хорошо, что вы связались с нами. Шест всё ещё там?
— Нет, Стаффан увёз его подальше от дома и выкинул в канаву. Чтобы дети не увидели. Они ведь ничего не знают о случившемся.
— Вы знаете, куда именно?
— Да, я была там, прикрыла травой и ветками, чтобы другие животные не добрались и не уничтожили следы.
— Нам необходимо сейчас же поехать и осмотреть всё.
— Хорошо. Стаффан куда-то уехал с самого утра, заявив, что его не будет весь день. Куда именно, так и не сказал. Я бы не хотела, чтобы он узнал о моём звонке.
— Боюсь, не могу вам этого обещать, — признался Кнутас. — Мы расследуем дело о лошади с отрезанной головой и об убитой девушке, которая работала на раскопках под руководством вашего мужа. Уж слишком много параллелей, чтоб не предположить связи между этими делами. Надеюсь, вы меня поймёте.
— Да, конечно, — сдержанно согласилась Сюзанна Мельгрен. — Но при чём тут Стаффан?
Кнутас предпочёл оставить вопрос без ответа.
Комиссар отправился в Лэрбру вместе с Эриком Сульманом и Карин.
Хутор, где жили Мельгрены, располагался в нескольких километрах от городка и состоял из жилого дома, небольшой деревянной постройки, приспособленной под какую-то мастерскую, и сарая. По двору расхаживали куры, штук двадцать, и клевали что-то в пожелтевшей траве.
Сюзанна Мельгрен, высокая женщина с коротко остриженными чёрными волосами, в джинсах и футболке, открыла дверь после первого звонка. Кнутас подумал, что она, с её тёмными глазами и смуглой кожей, очень привлекательна. Вряд ли она стопроцентная шведка, пронеслось у него в голове, когда он протянул ей руку для приветствия.
— Покажите нам, пожалуйста, где вы обнаружили шест с лошадиной головой, — попросил он.
— Да, конечно, пойдёмте со мной.
Она повела их к сараю. Куры кудахтали и мешались под ногами.
— Вот здесь, прямо у входа в курятник, — произнесла она, показывая на стену сарая.
— Вы не замечали в последнее время посторонних рядом с вашим домом?
— Нет, ни я, ни Стаффан. Я поспрашивала детей, осторожно, ведь они не знают о вчерашнем, но они
