одной из самых сильных армий в Европе[2]. Разумеется, все это было известно начальнику полицейского управления и старшим офицерам службы охраны порядка. И тем не менее они, в случае необходимости, собирались вступить в безнадежный бой и защищаться насколько хватит сил, чтобы показать миру, что население Данцига совершенно несогласно с оккупацией их земли Польшей.
Эта позиция понятна только сегодня при ретроспективном взгляде на тогдашнюю общую ситуацию в Германии, а именно: на общее положение, как его оценивали руководители Германии. Начальник полицейского управления Фробёс, поддерживавший личные контакты с берлинской центральной властью, летом 1922 года объяснил мне, как он видит ситуацию. Тем самым он явно преследовал цель научить меня разбираться во внешней политике, после того как проникся ко мне полным доверием.
– Дальнейшая судьба Данцига существенным образом зависит от рейха, – пояснил он. Потому необходимо изучать нынешнее положение Германии и исследовать вопросы, как пришли к Версальскому мирному договору, какой ущерб нанесен Германии и какую окончательную участь державы – победительницы с их союзниками ей уготовили.
Германские армии еще могли бы сражаться, когда имперское правительство вместе с американским президентом Вильсоном провозгласили мирную программу, состоявшую из четырнадцати пунктов, как основу для перемирия. В армии дисциплина и боевой дух пока еще были не утрачены. Напротив, на родине дух к сопротивлению падал. Гражданское население, уставшее от войны, верило в лозунги, провозглашенные неприятельскими странами: «Нет войне!», «Самоопределение народам!», «Свободу на морях» и многим другим.
Это был успех вражеской пропаганды, успех психологической войны. Разведслужбы противника искали и нашли подходы, чтобы всесторонне, с территории сопредельных с нами стран с помощью листовок, замаскированной корреспонденции и других средств распространять пропагандистскую отраву среди нашего населения. У нас не имелось подобного инструмента. Германская секретная служба, возглавляемая полковником Николаи, была чисто военной разведкой, руководимой генштабом, и не могла энергично бороться с неприятельской пропагандой, чтобы в свою очередь влиять на общественное мнение стран противника. Правда, принимая во внимание положение Германии, это было бы очень тяжело. Какие значительные силы требовались, чтобы с нашей стороны вести пропаганду в соседних странах, а также в Великобритании и США!
В любом случае уставшее от войны население Германии охотно пошло за провозглашенной президентом Вильсоном программой «мира без победы». Члены имперского правительства также верили, что мир на основании «Четырнадцати пунктов» будет заключен и честно соблюдаться, хотя полковник Николаи и другие офицеры высказывали предостережения.
Я рассказываю это столь подробно оттого, что психологическая война сыграла решающую роль и после заключения мира стала продолжаться с удвоенной энергией. В особенности у Франции имелась разбросанная по всей Германии организация, развернувшая крайне бурную разведывательную деятельность. Только в одной Рурской области существуют 15 резидентур французской разведслужбы. Мало того! Франция всеми силами и средствами ведет психологическую войну и занимается шпионажем также и с территории Польши и Чехословакии. Из Берлина я получил информацию, что руководитель межсоюзнической комиссии по контролю в Германии генерал Дюпон (бывший шеф французской разведки перед войной) переехал в Варшаву или вот – вот должен переехать.
Соответственно и у нас в Данциге было много работы. Дюпон в Польше оказался хорошим наставником. За несколько недель до того у нас в Данциге поляки создали Общество любителей науки и искусств. Я предположил, что речь идет о замаскированном учреждении по ведению психологической войны. Таким образом, следует обратить внимание на это общество.
– Но что мы можем предпринять в Данциге против этой опасной и вредной пропаганды, господин начальник? И как с этим обстоит дело в Германии? Имеются ли после горьких уроков последних лет какие – то ведомства, с помощью которых Германия способна защитить себя от опасного шпионажа и пропаганды?
– К сожалению, в Данциге мы мало что можем. Против распространения польской пропагандистской литературы мы можем действовать в том случае, если только оно противоречит законодательству. Нет средств для эффективной контрпропаганды. Мы можем использовать лишь наше личное влияние на немецкие газеты в Данциге и в рейхе. И имперское правительство вряд ли способно принять действенные защитные меры. Я уже упоминал, что Германия сама опутана сетью более или менее замаскированных резидентур иностранных разведслужб.
Итак, все для нас выглядит довольно печально. Имперское правительство должно стремиться к контрразведывательной работе на новой основе и исходя из этого создавать новую структуру по всем необходимым направлениям секретной службы. Наша военная разведка не способна отвечать современным требованиям. В отличие от разведок противника у нас нет органов ни по ведению психологической войны, ни для экономической разведки и целенаправленного подрыва торговли и промышленности в странах нашего противника. В этом большие мастера англичане, наносящие нам большой ущерб промышленным шпионажем и диверсиями.
– А как обстоят дела с германской разведкой сегодня, господин начальник? Насколько она сильна и что вообще можно сделать?
– Это вопрос не ко мне. Хотя борьба со шпионажем против рейха и разрешена, но какое это имеет значение, если нельзя принимать мер против существующих в Германии шпионских резидентур бывших наших противников? Впрочем, организация и оснащение абвера крайне слабы, насколько мне известно.
Но вернемся к оценке ситуации. Какие важные события, произошедшие с момента Версаля, возможно, позволили бы спрогнозировать судьбу, которую нам готовят наши противники?
Президент Вильсон, как вам известно, не позволил воплотить в жизнь те идеальные принципы, как они представлялись ему. Вот уже два года, как Лига Наций провозгласила в Женеве лозунг «Нет новой войне!», благодаря чему польско – русская война стала ad absurdum (абсурдом). О праве наций на самоопределение уже речи не ведется, по меньшей мере относительно нас, немцев. Мемель, большая часть Восточной Пруссии и наш Данциг по Версальскому договору были отторгнуты от рейха без всякого плебисцита. И в восточной части Верхней Силезии, несмотря на победу в плебисците, 165 тысяч жителей присоединились к Польше. Шайки грабителей наводнили область, хотя там стояли итальянские части для обеспечения объективного волеизъявления народа. Но итальянские оккупационные войска не вмешались, поскольку французский генерал Ле Рон был на стороне вторгшихся поляков.
Как мало значит Лига Наций, уже показало занятие польскими войсками под командованием генерала Целиговского в октябре 1920 года Вильно, при полном попустительстве Франции и Великобритании. Оккупация осуществилась, хотя Лига Наций обещала отдать Вильно Литве.
Между тем польский глава, маршал Пилсудский, за год до того заключил с Францией пакт о взаимопомощи. Что нам следует от этого ожидать? Означает ли он, что Франция и Польша намереваются и далее кромсать Германию? В любом случае нам следует учитывать, что Польша тем или иным способом попытается заполучить Данциг.
В такой ситуации мы не можем сделать ничего иного, как беречься от того, чтобы они посягнули на наши права, закрепленные в договорах. Поэтому с нашей стороны мы строго придерживаемся всех соглашений, заключенных с Польшей, и ни в коем случае не должны соблазняться на неразумные оперативные меры и поддерживать хорошие отношения с Верховным комиссаром Лиги Наций. Мы надеемся, что нам удастся сохранить Данциг как вольный город немецким, пока рейх снова не окрепнет.
Первая самостоятельная внешнеполитическая акция имперского правительства, заключенный несколько месяцев назад договор[3] о восстановлении дипломатических и экономических связей с Россией, подает нам слабую надежду, что Германия вновь воспрянет.
Но у вас и ваших людей должны открыться глаза и уши, и вы станете исполнять свои обязанности в изложенном мной направлении, не поддаваясь на польские провокации или действия и не соблазняясь необдуманными поступками.
Опасения начальника данцигского полицейского управления, как бы нас не захватила целенаправленная психологическая война со стороны Польши, подтвердились в такой степени, что в 1922 году германской стороне было себе трудно и представить. Польша пошла на создание полуофициальных
