Занимаетесь спортом?
— Бегаю немножко. Плаваю. Ну, еще велосипед. Все как у всех.
— Занимаетесь триатлоном? Неделю назад в Ницце проходили соревнования.
— Да так, для себя. Не слишком много свободного времени. А почему спрашиваете? Тоже бегаете?
В ответ доктор Бак лишь сдержанно улыбнулась:
— Я бегаю от пациента к пациенту. Удивительно, но форму это поддерживает просто отлично.
Чапел хотел рассмеяться, но заметил в ее взгляде облачко тревоги.
— Как у вас со слухом? — спросила она. — Звон в ушах есть?
— Больше похоже на сирену.
— У вас повреждена барабанная перепонка. Повезло, что вообще слышите. Еще сильный ожог плеча, в основном второй степени, но есть небольшой участок в очень плачевном состоянии.
Адам пришел в себя, когда его везли на каталке в палату интенсивной терапии. Приподняв голову, он, с удивлением пьяного, заметил, что взрывом с него сорвало почти всю одежду. Одна штанина его джинсов попросту исчезла, другая превратилась в лохмотья, словно кто-то старательно разрезал ее ножом на тонкие горизонтальные полоски. Рубашки на нем не было, за исключением одной манжеты — на правой руке. С трудом он опустил руку ниже пояса, проверяя, все ли там цело, и только тогда заметил, что плечо превратилось в один сплошной красный волдырь. В следующую секунду кто-то — может, и доктор Бак — сделал ему укол, и больше он ничего не помнил. Сейчас часы на стене показывали 9.15. Прошло уже часов восемнадцать.
— Простите, — задержал ее руку Чапел.
— Что такое?
— А как остальные? Кек? Гомес? Бабтист? Это люди, с которыми я был там. Они тоже в этой больнице?
Придвинув к кровати табурет, доктор Бак села.
— Мистер Чапел, вы находились в одном помещении с человеком, взорвавшим на себе около половины килограмма пластиковой взрывчатки. Вы же полицейский? Наверняка знаете, что при этом происходит. Если такой взрыв ограничен четырьмя стенами, то его сила увеличивается в десять раз.
— А Кармине Сантини? Такой здоровяк… лысина уже появилась… да и похудеть ему не мешало бы… — Она ничего не ответила, и он продолжил: — А Кек? Худощавый, светловолосый, совсем как мальчишка на вид.
— Простите.
— Ну хоть один из них должен же был выжить…
— К сожалению… — Доктор Бак не закончила фразу, и губы ее сложились в бесконечно грустную улыбку.
— Нет, не может быть, — не в силах поверить, не унимался Чапел, — они не могли… Боже, как же так… Ну, хоть бы один… Не может быть, что выжил только я.
— Вы остались живы только потому, что другой человек закрыл вас от взрыва собой.
— Кто? Кто спас меня?
— Не знаю. Мне сказали, что вас вытащили из-под какого-то тела. И вообще, мне не положено разговаривать с вами на такие темы, но я понимаю, вы… — она помолчала, чуть прищурив умные глаза, словно рассматривая что-то странное или таинственное, — вы не такой, как все. — Она вдруг поднялась, заправила за ухо выбившуюся прядь и как-то суетливо убрала стетоскоп обратно в карман. — В коридоре вас ждут люди из ФБР. Видела их удостоверения. Впечатляет. Сказала им, что вы еще очень слабы и должны оставаться под моим присмотром дня два как минимум, а затем неделю отдыхать дома. Но они хотят забрать вас сейчас. Решайте сами.
— Значит, никто больше не выжил? — Чапел попытался перехватить ее взгляд в надежде на новый ответ.
Доктор Бак медленно покачала головой:
— Завтра утром придете на прием. Ровно в десять. Нужно сделать перевязку. Я скажу агентам ФБР, чтобы приходили через час: по-моему, вам нужно немного времени…
— Нет, я готов. Зовите их сюда.
— Вы уверены?
Чапел кивнул, а ее лицо как-то помрачнело. Отведя взгляд, она снова покачала головой, словно говоря: «Ну конечно он уверен». Она была разочарована. Она в нем ошиблась.
10
Стояло раннее утро. Сара Черчилль шла по лужайке неподалеку от берега Бенгальского залива. Она удивленно смотрела то на сапфировую синеву неба, то на изумрудные воды моря, где, как жемчужины, покачивались на волнах возвращавшиеся в порт крошечные рыбачьи лодки. Красиво. Все без исключения. Странноватая улыбка не сходила с ее лица, иногда Сара даже тихонько прыскала. Естественная реакция на события вчерашнего дня на «рынке контрабандистов». И улыбка, и смех возникали сами собой, и с ними ничего нельзя было поделать — даже если бы она захотела.
Покидая отель «Мидуэй-хаус» на территории Международного аэропорта Карачи, она решила, что сегодня будет превосходный день. Ей еще никогда не приходилось гулять под таким синим небом в такой изумительный день в таком красивом городе. Мимо проносились шумные тук-туки — трехколесные крытые мотороллеры, окатывая ее волной пыли и выхлопных газов, но даже они не могли испортить ее настроение: Сара предпочитала не видеть и не слышать их. В ее мире звучала «Маленькая ночная серенада» Моцарта и все выглядело как на картинах Моне. Всего на несколько часов она хотела напрочь забыть о ЦРУ, о разведке вообще, об их борьбе за искоренение такого, казалось бы неискоренимого, зла, как терроризм.
Свой первый отчет она закончила в полночь. Она подробно изложила события последних трех дней, шаг за шагом описывая предпринятые ею действия, чтобы наилучшим образом реализовать имевшиеся у нее возможности, вжиться в образ, понять психологию своего подопечного и посмотреть на мир его глазами. Неотвеченным оставался только один вопрос, и никто не осмелился задать его: почему она не предположила, что Саид скорее умрет, чем сдастся? Но ее главная цель — установить, что деньги переводятся в Париж, — была выполнена. И если начальство улыбалось не так широко, как хотелось бы, то в этом нет ее вины. События во Франции ее не касались. Печально? Да. Трагедия? Конечно. Но за ту часть операции отвечало Казначейство США, и если их провал задевал ее за живое, то виду она не подавала. Сарина часть операции была признана успешной. Положительный результат. Минимальное число невинно пострадавших в ходе выполнения задания. Ущерб в пределах допустимого. Документы на представление ее к награде уже готовились, и по возвращении в Англию можно было рассчитывать на теплый прием, но это еще не скоро. ЦРУ признало Сару своей и желало, чтобы она вернулась к оперативной работе в течение месяца.
Ее поездка в Вашингтон (и еще более подробный отчет, предстоявший ей сразу по прибытии в Лэнгли) несколько откладывалась, и Сара получила выходной. В ее распоряжении оказался целый день и почти вся ночь — гуляй себе по городу, осматривай достопримечательности и не влезай ни в какие истории.
От синевы океана Сара повернулась к залитому солнцем белому городу, выстроенному из известняка. Паранджа давно уже была снята, и, будь на то ее воля, это мерзкое женское одеяние следовало бы просто сжечь. Его место заняли потертые классические «ливайсы», бледно-розовая рубашка поло и пара удобных, как вторая кожа, мокасин итальянской фирмы «Тод». Солнцезащитные очки модели «авиатор» фирмы «Рей Бан» заменили ее решительно немодные окуляры с вмонтированной камерой. Правда, волосы не помешало бы подрезать и уложить, но и так они выглядели неплохо благодаря шампуню, фену и муссу «Себастьян». Америка могла по праву считать ее еще одной жертвой в войне культур, но сейчас ее это вполне устраивало. Сейчас она одинокая туристка, которая бродит по Карачи в последние часы перед отлетом домой. Если у нее хватит духу, она бы даже не прочь перекусить в местном «Макдоналдсе».
