ваххабизм его официальной религией». Ихваны пошли на эту сделку потому, что скорее желали видеть на всей их земле торжество ислама во всей его чистоте, нежели стремились к политическому господству. Однако с годами выяснилось, что короли из династии Саудитов — Ибн-Сауд, Фейсал, Фахд и Абдулла — стоили один другого: они вовсе не собирались следовать предписаниям этой религии. Конечно, на людях правители делали вид, что уважают ее догматы, но при закрытых, а порой лишь при полуприкрытых, хотя иногда даже и при распахнутых настежь, дверях любили предаваться радостям того, что мы могли бы назвать западным образом жизни. Спиртное и женщины, причем то и другое в огромных количествах. Такое поведение сходило им с рук, пока касалось лишь короля и его домочадцев. Положение вещей начало меняться с наступлением нефтяного бума, но самый решительный сдвиг произошел в семьдесят третьем году, после первого нефтяного эмбарго, когда цена на нефть резко подскочила. За год доходы королевства возросли в десятки раз. В королевскую казну хлынул поток нефтедолларов. Король, этот щедрый добряк, тратил колоссальные суммы на содержание своих сыновей. А также на племянников и двоюродных братьев, на их сыновей и племянников и так далее. Вскоре ряды международной элиты пополнились сотнями принцев, путешествующих по Европе и по Америке из одного модного места в другое, где они пьянствовали, распутничали и пускали на ветер миллионные состояния.
Настала пора «несносных арабов». Однажды в Лондоне один из сыновей Фейсала, стоявший в очереди на престол где-то на сорок пятом месте, снял на длительный срок целый этаж отеля «Дорчестер» на Парк-лейн. Конечно, ведь «Дорчестер» — это шик! Этот принц, однако, в хорошем подпитии вдруг решил, что жизнь в отеле не соответствует стилю жизни, принятому в его родной пустыне. Слишком уж цивилизованная. Не вполне учитывает его бедуинские корни. И вот, в один прекрасный день, находясь в сумеречном состоянии, он пробежался по Гайд-парку, украл там собаку, притащил в отель, освежевал и зажарил на костре, разведенном прямо посреди коридора десятого этажа. Слухи об этом дошли до королевства, по которому и так гуляли сотни историй о пристрастии Саудитов к девушкам по вызову, кока- коле, вечеринкам и прочей «красивой жизни». Ваххабитам все это, конечно, не нравилось.
— И кажется, я понимаю почему, — проговорил Чапел.
— И среди многих других это не нравилось Джухейману аль-Утайби, — продолжила Сара. — Он решил, что достаточно насмотрелся, как его религия подвергается поруганию семейством, которое поклялось поддерживать ее принципы. Его тошнило от зрелища того, как западная моральная распущенность подрывает устои его страны. Он тайком собрал группу единомышленников. Солдат, студентов, представителей духовенства. И предложил дерзкий план. Они захватят мечеть Масджид аль-Харам и заставят дом Саудитов изменить свое поведение. И план этот был реализован. Двадцатого ноября Утайби с парой сотен единомышленников-реформистов завладели мечетью. В течение недели-другой он рассылал письма, в которых осуждал семью Саудитов, описывая их моральное разложение. Своего рода вариации на тему посланий апостола Павла к римлянам. В них он обличал «гниль», как он ее называл. Саудиты были не из тех, кто способен был принять его позицию. Они штурмовали мечеть. Но Утайби оказал серьезное сопротивление. Тогда они обратились за помощью к западным союзникам (как ни странно, к французам, а не к американцам), и те прислали советников из спецназа. После некоторой паузы в военных действиях гвардия снова штурмовала мечеть. Битва длилась несколько дней. Большинство мятежников были убиты. Потери гвардейцев также были очень велики. Джухеймана аль-Утайби захватили живым. Его вместе с шестьюдесятью семью соратниками судили и приговорили к отсечению головы. «Быстро-быстро», как говорят в тех местах. В лучших традициях исламского правосудия.
— И что, Саудиты сколько-нибудь изменились? — спросил Чапел.
— Ты сам-то как думаешь?
— Думаю, не сильно…
— Что они после этого и впрямь начали делать, так это финансировать множество радикальных исламских группировок, чтобы дело выглядело так, словно обещание, некогда данное ваххабитам, принимается ими всерьез. Может, сами они этому учению и не следовали, но, по крайней мере, намеревались его насаждать.
— И мы получили «Хиджру», — подхватил Чапел. — Я понимаю, семья Габриэля не слишком довольна ходом событий. Но с кем они хотят свести счеты и расквитаться? В первую очередь с Саудитами — за оскорбление религии? С французами — за помощь при подавлении восстания? С американцами — за экспорт кошмарной культуры в их страну?
— Ну, со всеми, конечно, — ответила Сара серьезным тоном.
Мордехай Кан, ступая осторожно и предусмотрительно поднимая ноги повыше, прокладывал себе дорогу среди обнаженных тел, щуря глаза, пытаясь приспособиться к янтарному полумраку. У него не было желания наблюдать за этими людьми, занимающимися самыми интимными ласками. Но все-таки он не мог вообще не смотреть на них, чтобы не споткнуться о какую-нибудь парочку. Не похоже было, чтобы они получали такое уж большое удовольствие. Мужчины двигались грубо, без нежности и страсти. На лицах женщин застыло выражение, которое он описал бы формулой «искусство требует жертв». Стоны то усиливались, то немного стихали. Отовсюду доносилось хриплое дыхание. Иногда даже начинало казаться, что кто-то из присутствующих испытывает удовольствие. И постоянно звучала танцевальная музыка, с ее размеренным ритмом и надсадными голосами певцов.
Чья-то рука ухватила его за лодыжку, и он замер, объятый страхом. Рука принадлежала лежащей женщине. Она была стройной и, судя по тому, что он мог разглядеть, привлекательной. Вокруг нее собралось несколько мастурбирующих мужчин. Свободной рукой она помогала то одному из них, то другому. Очевидно, ей захотелось еще одного поклонника. Кан высвободил ногу и, не говоря ни слова, двинулся дальше.
Наконец, хотя и не без труда, ему удалось найти затененную нишу, где перед ним не маячили мужчины и женщины, увлеченные друг другом. Как и на всех остальных посетителях запутанной вереницы комнат, которая носила название «Лабиринт Билитис», на нем не имелось никакой одежды, за исключением эластичной повязки на запястье. На ней находился ключ с брелком, на котором был выгравирован номер сорок семь. Этажом ниже, в рахитичном деревянном шкафчике, замок на котором он смог бы открыть простой скрепкой, в чемоданчике, накрытом одеждой, находился тот самый сверток.
Итак, ему это удалось. Он добрался-таки из Тель-Авива в Париж, за четыре дня проехав больше четырех тысяч километров. Он устал и проголодался, его мучил страх, но в то же время он находился в приподнятом настроении. Через несколько минут он получит плату, которой хватит до конца его дней. А он в ответ передаст то, что лежит у него в чемоданчике.
Это он, Кан, изобрел такое компактное оружие. Оно получило название «Саломея», по имени легендарной танцовщицы, потребовавшей принести ей на блюде голову Иоанна Крестителя. Небольшой корпус из нержавеющей стали размером с пару сигаретных пачек вмещал пятьдесят граммов плутония-239. На техническом языке это устройство принадлежало к категории двухфазных термоядерных боеприпасов. Имплозивная схема подразумевала получение сверхкритического состояния путем обжатия делящегося материала сфокусированной ударной волной, создаваемой взрывом обычной химической взрывчатки. Тонкая внешняя оболочка заряда, выполненная из плутония, вдавливалась в центральную область при детонации заряда взрывчатого вещества со скоростью пять километров в секунду. Воздействие внешней оболочки заряда на центральную плутониевую сферу должно было создать две ударные волны высокого давления: одну — распространяющуюся в сторону центра, а другую — в противоположном направлении. Возникшее в результате сжатие должно было стиснуть плутоний с такой силой, чтобы его плотность превзошла обычную в четыре раза. Коллапс центральной сферы должен был привести к еще большему сжатию термоядерного горючего в ее центре и запуску цепной реакции. Последняя же должна была привести к взрыву мощностью в одну килотонну, что соответствовало бы взрыву десяти тонн тротила. Такую конструкцию едва ли можно было назвать революционной. Бомбы, похожие на эту, производились уже в течение тридцати лет. Достижение Кана состояло в том, что ему удалось создать взрывчатый материал настолько мощный, что для инициации цепной реакции его требовалось всего тридцать граммов. Это, наряду с колоссальным прорывом, сделанным в области микроэлектроники, благодаря которому удалось в десять раз уменьшить размеры компонентов пускового устройства, и привело к существенному уменьшению размеров данного боеприпаса, — по существу, к его миниатюризации.
Украсть его не представляло большой трудности. Для этого только и требовалось, что обмануть
