что произошло.
— А ты?
Джонатан уже принял решение:
— А я попробую выяснить, чем занималась Эмма.
— Зачем? Что это тебе даст? Лучше позаботься о себе.
— Я забочусь. Разве не видно?
Симона кивнула и полезла в сумочку за сигаретами. Прикурив, она выпустила облако дыма. Джонатан заметил, что руки у нее больше не дрожат.
— По крайней мере, позволь мне помочь тебе с одеждой, — попросила она. — Пока мы еще вместе…
Джонатан обнял Симону:
— Вот это — пожалуйста. А теперь давай-ка посмотрим бумажки, которые я прихватил.
Он открыл портфель Блитца и принялся перебирать бумаги, которые сгреб с его стола. В основном счета и прочие пустяки по ведению хозяйства. Он протянул их Симоне. Она все быстро просмотрела и засунула обратно в портфель. Ничто не проясняло, кем был Блитц или на кого он работал.
В боковом отделении Джонатан обнаружил карманный компьютер: телефон, текстовый редактор, электронная почта и Интернет — все в одном. Он нажал кнопку «вкл». Аппарат сразу заработал в режиме телефона. В верхней части появилась и замерцала звездочка, значит, пришло сообщение. Он нажал на нее. Аппарат потребовал ввода пароля. Он набрал четыре единицы, затем четыре семерки. Доступ запрещен. Он тихо выругался.
— Что? — спросила Симона и уставилась на экран.
— КПК Блитца. Доступ защищен паролем. Мне не добраться ни до электронной почты, ни до текстовых файлов, ни до Интернета. А у тебя какие пароли?
— Ну, у меня везде разные. И мамин день рождения, и адрес дома, где я выросла в Александрии. Сейчас чаще всего 1-2-3-4 или 1-23-45. Так легче запоминать.
А Джонатан? У него всегда был один пароль. День рождения Эммы — 111277.
Вдруг он вспомнил про браслет с флешкой, который нашел в Эмминой сумке. Он достал флешку и вставил ее в USB-порт. Появилась иконка с надписью «Тор». Он дважды щелкнул по ней и появился экран с запросом пароля.
— Опять неудача.
— Твоя? — спросила Симона, протягивая руку.
— Эммина. Нашел в ее рюкзаке, когда возвращался в гостиницу. Тоже под паролем.
Он попробовал Эммин день рождения, потом свой, потом их последний банковский ПИН-код, потом предыдущий, годовщину их свадьбы. Все мимо. Он сдался.
Он показал на иконку.
— Я уже видел это название на меморандуме для Эвы Крюгер, — сказал он, показав на иконку. — Что-то не то закрывается, не то демонтируется.
— Дата есть?
— Десятое февраля. Понедельник.
— Что ты делаешь? — спросила Симона.
Порывшись в бумагах, он нашел меморандум о чем-то под названием «Проект „Тор“», на бланке «ЦИВа», адресованный Блитцу и Эве Крюгер.
— Сейчас я позвоню и спрошу.
— Кому?
— В «ЦИВ», или как там ее, эту компанию, на которую работал Блитц.
Не особо стараясь, Симона попыталась выхватить компьютер у него из рук:
— Нет, Джонатан, не надо. Только накликаешь на свою голову новые неприятности.
— Новые неприятности? — Джонатан встал и прошел к дальней стороне грота.
Он включил телефон, раздался гудок. По крайней мере здесь пароль не требовался. Сжимая в руке меморандум, он набрал номер, указанный вверху страницы. Раздалось два гудка, затем трубку сняли:
— Добрый день. «Цуг индустриверк». С кем вас соединить?
Голос был молодой, женский и в высшей степени профессиональный.
— С Эвой Крюгер, пожалуйста.
— Как вас представить?
— Друг, — сказал он, немного замешкавшись.
— Ваше имя?
— Шмидт, — сказал Джонатан, подумав, что Шмидтов, наверное, не меньше, чем Смитов.
— Минуту.
Раздался короткий гудок — звонок перевели. Включился автоответчик: «Это Эва. Меня нет на месте. Если вы оставите ваше имя и номер телефона, я вам перезвоню. Для связи с моей помощницей Барбарой Хуг нажмите звездочку».
Свободный швейцарский немецкий, бернский диалект. Без сомнения, эта Эва Крюгер была коренной швейцаркой. Но проблема заключалась в том, что голос-то принадлежал Эмме. Той самой Эмме, которая не могла без запинки произнести «Gruezi»[30] даже если бы от этого зависела ее жизнь. Эмме, которая, за вычетом своего «школьного французского», сама себя признавала слабоумной, когда дело касалось какого-либо языка, кроме классического английского.
Джонатан нажал звездочку. Не получилось с Эвой — поговорим с Барбарой Хуг. Он хотел спросить, настоящее ли у нее имя, или оно исключительно для работы, связанной с накладными ресницами и облегающим бельем, не говоря уж о конвертах, набитых новенькими купюрами.
Но вместо фрейлейн Хуг тоже заговорил автоответчик, и Джонатан повесил трубку.
Снова набрав тот же номер, он опять назвался Шмидтом. Теперь и у него есть псевдоним.
— Я хотел бы поговорить с начальником госпожи Крюгер, — сказал он, вспоминая обручальное кольцо с гравировкой. — Это срочно.
— Боюсь, он сейчас занят.
— Ну еще бы! — огрызнулся Джонатан.
— Простите?
Джонатан нашел конверт, в котором лежали фотографии Эммы и человека по фамилии Хоффман.
— Соедините меня с господином Хоффманом.
В трубке раздался мужской голос:
— Господин Шмидт? Говорит Ханнес Хоффман. Госпожа Крюгер сейчас в отъезде, за границей. О чем вы хотели с ней поговорить?
— О «Торе».
Тишина. Очевидно, и для Хоффмана у Джонатана пароля не было. И вдруг:
— Я вас слушаю. Что там с «Тором»?
— Мне кажется, вы можете не уложиться до десятого числа.
— Господин Шмидт, боюсь, мы не обсуждаем наши дела с незнакомцами.
— Я — не незнакомец. Я же сказал, что я — друг Эвы. К тому же я хотел предупредить, чтобы вы не рассчитывали на Готфрида Блитца. — Джонатан ждал, что его снова вежливо поставят на место, но на том конце провода стояла мертвая тишина. — Вы же знаете, о ком я? Его имя тоже значится в разосланном вами меморандуме.
— Да, знаю, — послышался нерешительный ответ. — А что не так с господином Блитцем?
— Он мертв.
— То есть?
— Они добрались до него сегодня утром. Проникли в дом и выстрелили в голову.