ЖАННА д'АРК

подвиг.

Выше уже отмечалось, что мы не знаем достоверных изображений Жанны. Существует, однако, множество ее позднейших «портретов», которые обладают немалой ценностью с историко-психологической точки зрения, так как дают возможность судить о том, какое представление о героине доминировало в каждую данную эпоху. Особенно интересен в этом отношении так называемый «портрет эшевенов», хранящийся ныне в Историческом музее Орлеана. Его автор неизвестен. По одной версии, этот портрет подарил Орлеану в 1575 г. герцог Анжуйский, будущий король Генрих III, по другой — он был выполнен в 1581 г. по заказу самих эшевенов (членов магистрата). Эти даты, а также надпись на портрете («К портрету Жанны из Вокулера, Орлеанской девственницы») позволяют рассматривать «портрет эшевенов» как самую раннюю иконографическую интерпретацию Жанны в образе Орлеанской девы.

Первое, что обращает здесь на себя внимание, — это чисто светский характер образа. В изображении начисто отсутствуют какие бы то ни было атрибуты, указывающие на божественный источник миссии Девы или мистическую{23} природу изображаемого персонажа. И хотя латинская надпись внизу картины утверждала в самой категорической форме, что Дева была послана для спасения отечества богом, а не человеческим «ухищрением», эта мысль никак не раскрывалась художественными средствами.

На холсте, выставленном в Орлеанской ратуше, первые зрители-горожане видели спою современницу, принадлежащую, судя по костюму, к тому же общественному кругу, что и они сами. Только поднятый изящным жестом меч и плюмаж на шляпе (в то время атрибут мужского военного костюма, символ чести и победы) отличали изображение девушки-воина от обычного женского портрета, причем если меч и шпомаж указывали на воинские доблести Девы, то платочек, который она сжимала в левой руке, подчеркивал ее женскую природу (71, 35, 36). Если принять во внимание, что к этому времени орлеанцы привыкли видеть изображение Девы на памятнике и на городском знамени рядом с Христом, богоматерью и святым покровителем города, то новаторский характер «портрета эшевенов» станет особенно заметным. Этот портрет, так же как и само понятие «Орлеанская дева», с которым он был тесно связан, свидетельствовал о демифилогизации образа Жанны д'Арк.

Признанный в качестве официального портрета героини «портрет эшевенов» сопутствовал «Орлеанской деве» на протяжении всего того периода, когда это выражение употреблялось в качестве главного прозвания Жанны, второго ее имени (71, 36). А этот период охватывает ни много ни мало как почти три столетия. Лишь в середине прошлого века «Орлеанская дева» исчезает с титульных листов книг, посвященных французской героине. Такое длительное существование этого выражения объясняется различными причинами. Здесь — и могущественная власть традиции, и влияние эстетических вкусов барокко, классицизма и романтизма, которые, несмотря на всю свою несхожесть и взаимное отрицание, в равной мере чурались «прелести нагой простоты», тяготея к возвышенному [1] Главную же причину устойчивости этого прозвания {24} Жанны нужно, по-видимому, искать в том, что, будучи по сути дела метафорой, содержавшей в себе немалый элемент иносказания, неопределенности, даже загадочности, оно как нельзя лучше соответствовало тому до-научному, во многом еще мифологическому этапу в представлениях о героине, конец которому был положен только в 1840-х гг. публикацией основного свода относящихся к ней источников. Именно тогда завершилась де-мифологизация «Орлеанской девы» и Жанна д'Арк окончательно обрела черты реального исторического лица.

Часто спрашивают: почему мы пишем ее фамилию «на дворянский манер», через апостроф, хотя прекрасно знаем, что Жанна была крестьянкой и не имела никаких прав на «благородную» частицу «д'»? Что это? Дань традиции? Условность? Остановимся на этом вопросе, тем более что в свое время «проблема апострофа» была предметом длительной и бурной полемики.

Современники Жанны писали ее фамилию слитно. Впрочем, они еще вообще не знали апострофа, который вошел в употребление лишь столетие спустя, в середине XVI в. Да и сами частицы «де», «дго», и «д'» вовсе не являлись во времена Жанны обязательным признаком и привилегией дворянской фамилии. Они употреблялись в своем прямом значении предлога («из») и указывали, если речь шла о простолюдине, откуда этот человек родом. В интересующем нас случае фамилия Дарк или д'Арк, которую, кстати сказать, до XVII в. произносили и писали по-разному — и Дар (Dаre, Dart), и Тар (Таrt), и Дай (Dау), и Дeй (Dеу), — говорила лишь о том, что отец Жанны происходил из семьи, которая жила в некоем Арке — и по более того. Об идентификации этого названия существует большая литература, связанная с горячо обсуждавшимся в свое время вопросом о «национальности» Жанны (т. е. следует ли ее считать уроженкой Шампани или Лотарингии), но для нас в данном случае это неважно. Вспомним, однако, о том, что, когда семья Жанны была аноблирована, ее отец и братья получили {26} от Карла VII новую дворянскую фамилию дю Лис («Лилия»). Это было сделано не только в знак признания заслуг их дочери и сестры перед династией Валуа, геральдической эмблемой которой был, как известно, цветок лилии, но и потому, что с их прежней фамилией никак не связывалось представление о дворянстве. Апостроф в фамилии Жанны встречается впервые в изданной в 1576 г. «Истории осады Орлеана», причем не в самом тексте хроники, где эта фамилия ни разу не упоминается, а в приложенных к нему стихотворении и «Уведомлении читателю» (67). Это вовсе не значило, что анонимный поэт и издатель видели в Жанне дворянку, ибо в самой хронике рассказывалось о ее крестьянском происхождении.

Гораздо сложнее обстояло дело с восприятием социального облика Жанны в XVII–XVIII вв., когда, с одной стороны, уже твердо установилась транскрипция ее фамилии через апостроф, а с другой — сама частица «д'» (равно как и «де» пли «дю») приобрела отчетливую сословно-знаковую функцию, стала почти исключительной принадлежностью дворянской фамилии. Видели ли в Жанне дворянку? Трудно сказать. Но вот что любопытно: в богатой иконографии Жанны этого времени (на парижской выставке 1979 г. «Образы Жанны д'Арк» было представлено более 50 «портретов», относящихся к XVII–XVIII вв.) нет ни одного ее изображения в виде крестьянки. Жанну изображали либо в рыцарских доспехах, либо в аристократической женской одежде, либо («портрет эшевенов» и его реплики) в платье девушки-горожанки. Скорее всего в ней видели существо, стоявшее вне сословной иерархии.

Французская буржуазная революция, которая в своих исторических идеалах ориентировалась на античность, мало интересовалась «готической» фигурой Жанны д'Арк, тем более что с этим именем была связана клерикально-монархическая легенда о «спасительнице престола». В наполеоновское время создается нечто вроде государственного культа Жанны д'Арк, который имел вполне определенную антианглийскую направленность.

В эпоху Реставрации и Июльской монархии история Жанны д'Арк становится ареной борьбы между реакционными дворянскими историками, видевшими в деятельности Жанны торжество монархического принципа, и историками буржуазно-демократического лагеря, которые {27} выдвинули идею о народном характере ее патриотического подвига. Тогда-то и начался спор о том, как писать фамилию Жанны. Спорили не из-за тонкостей ономастики, но из-за предметов, гораздо более существенных… «Речь идет в данном случае не о каком-то незначительном вопросе, касающемся одной буквы, или ребяческом капризе комментатора. Те, кто придал аристократическое обличив фамилии этой знаменитой простолюдинки, изуродовали ее истинное лицо, исказили историческую природу этого персонажа в самом важном и заметном ее проявлении: имени. Существует вопреки общеизвестным фактам широко распространенный предрассудок, будто пастушка из Вокулера была дворянского происхождения» (101, 64). Так писал в 1839 г. молодой историк О. Балле де Виривиль, настаивая на уничтожении апострофа в фамилии Жанны д'Арк. Характерно, что именно в период Июльской монархии «аристократическое обличив» фамилии Жанны воспринималось как признак дворянского происхождения самой героини. Такое представление прекрасно вписывается в систему ценностных ориентации этой эпохи; достаточно вспомнить многих персонажей «Человеческой комедии» и самого ее автора с его кажущейся теперь такой мелкой претензией на частицу «де». .

Призыв Балле не был тогда услышан, и спустя полтора десятилетия, в 1854 г., он — к тому времени уже один из ведущих французских медиевистов, профессор Школы хартий, признанный авторитет в области источниковедения и истории Франции в эпоху Столетней войны — опубликовал специальное исследование, в котором развернул цепь аргументов в пользу «возвращения» Жанне фамилии Дарк (102). Нет нужды воспроизводить здесь систему его доказательств. Отметим только, что О. Балле де Виривиль отвергал не только фантастическую версию Шарля дю Лиса, согласно которой предки Жанны были дворянами и имели в своем гербе изображение боевого лука (франц. аrс), но и этимологию, выводящую фамилию героини из