взвизгивали и пытались напасть друг на друга, а поводыри усмиряли их тумаками.
Когда паломники стали цепочкой подниматься по склону горы среди огромных камней, словно сброшенных вниз демонами или исполинами, безумцы затянули песню. Братья заговорщицки шептались, и Хамри, испуганный, что они замышляют напасть на него, погнал их перед собой, не дав отдохнуть в удлинявшейся синей тени огромных камней. Подниматься становилось все труднее. Под ногами на узкой тропке шатались камни, скользила острая галька. Ступни мальчиков кровоточили. Хамри, опустив голову, шел по кровавым следам и подгонял братьев. Весь день небо было тяжелым и металлическим, низко нависало над землей, точно гигантский облачный зонтик; теперь солнце скатилось к его краю, бросая палящие горизонтальные лучи огненного заката на дикие скалы. Острый выступ в стороне от тропинки вспыхнул оранжевым и красным, точно пламя смешалось с кровью. Хамри едва переставлял ноги, бормоча заклинания, оберегающие от духов горы и ночи, дженун. Похоже, тут и впрямь обитали демоны.
Хамри услышал наверху голоса и, как раз в тот момент, когда почувствовал, что больше идти не в силах, очутился на заполненном паломниками плоском участке скалы, вроде плато. Взглянув наверх, он увидел в сотне ярдов белую гробницу Сиди Ларби, покровителя безумцев. Смеркалось, солнце быстро скрылось за горной грядой на западе, все погрузилось в ночь. Только близость святого могла уберечь от ужасов мрака.
По толпе измученных паломников пронеслось волнение. Хриплыми голосами они перекликались с теми, кто пошел наверх, к гробнице, но пробужденное их криками эхо было холоднее самой ночи. Ясно было, что вопли демонов насмешливо переплетаются с их голосами. Безумцы тоже стали лаять, точно демоны, — их утихомиривали побоями. Мужчины гортанно приказывали женщинам приготовить чай, и окруженные тьмой костерки разгорелись в круге на краю пропасти. Фигуры в белых одеждах перекликались истерическими голосами, потому что любой силуэт мог оказаться затесавшимся среди людей джинном, которого следует распознать, пока не поздно.
Глаза Хамри слезились от дыма; он стоял, пораженный, что все безумцы, кроме его собственных, куда-то исчезли. Старуха, раздувавшая огонь, оторвалась от своего занятия и объяснила, что всех сумасшедших нужно до полуночи держать в пещере. Она указала на забранный толстой железной решеткой вход в грот, где некогда жил отшельником Сиди Ларби. Ларби нашел здесь убежище, когда его изгнали из города, как преступника. Потом решили, что он разбойничает в этом ущелье, и вооруженные люди пришли сюда, чтобы изловить его и увести силой. Сначала он пытался успокоить их ласковой речью, — ясный знак безумия, — затем же проклял их. Указывая на своих преследователей, он предсказал, что один свалится в пропасть, другого раздавит упавший с горы камень, а те, кого пощадит оползень, в скором времени умрут сами. Когда все сбылось, стало ясно, что он святой.
Хамри отошел от старухи и потащил своих узников к входу в темную пещеру. Он заглянул сквозь решетку и увидел старого горбуна, скрючившегося у горшочка с раскаленными углями.
— Уходи! — крикнул горбун. — Не видишь, нет тут места! Последнее кольцо в стене уже забрали для психов.
Хамри протиснулся, оттолкнув разъяренного охранника, и дважды обмотал цепи вокруг железного прута недалеко от двери. К бесконечным рядам стальных прутьев вдоль стены были прикованы другие безумцы, у некоторых ошейники были затянуты так сильно, что их едва не придушили. Они стонали хором, коротко повизгивали и трясли железные прутья, приветствуя братьев, которые прижались друг к другу, когда Хамри укрепил цепи.
— Сделай мне чаю, — приказал он горбуну. — Я тебе заплачу.
Старик выругался, но принялся дуть на угли, осветив мрачную пещеру. Хамри рухнул на землю возле своих узников, и, несмотря на растущий страх, стал засыпать.
Снаружи женщины приготовили чай для мужчин, и те группками сквозь враждебную тьму стали подниматься к гробнице. Тягучая мелодия флейт под тихий аккомпанемент барабанов вторила голосам, слившимся в страстной молитве. Хамри уснул. Тень горбуна прыгала по изогнутому потолку пещеры, безумцы утихли.
Две женщины в белом подошли к решетке и заглянули внутрь.
— Прав ли Аллах, лишив разума вот этого парня? — указала одна из них на Хамри, дремавшего с другой стороны решетки.
— Да, он не похож на сумасшедшего, верно? — откликнулась вторая.
— Нельзя оспаривать волю Аллаха.
— Может быть, он излечится сегодня, когда мужчины потащат их к гробнице Сиди Ларби.
— А, может, святой поразит его, когда его бросят на гробницу, и он умрет.
— Такой красавчик, — вздохнула другая.
Хамри слышал их и рассмеялся бы, если бы его не опутывала незримая сеть.
'Мне надо идти наверх молиться с мужчинами, но я очень устал, — думал он. — Лучше останусь тут'.
Эта мысль эхом откликнулась у него в голове.
— Тут? А где же я? — спрашивал он себя с растущей паникой. — Где я?
Танжерские безумцы просили его о подаянии, 'чтобы не коснулся перст Всевышнего', а он им ничего не дал. Перст Всевышнего коснулся Ахмеда прямо у него на глазах, перст Всевышнего скинул младшего брата прямо оттуда, куда спрятал его Хамри и швырнул под колеса поезда. Дважды его пожалели, дважды Аллах взял у него заложников, заложников на всю жизнь. Он должен встать и уйти отсюда, скинуть с себя забвение, в котором утопал.
Пение у гробницы святого достигло его ушей. Оно становилось все громче, все громче гремели барабаны, все громче и истеричней становились раитас — сводящие с ума завывания флейт. Танцующие и поющие входили в священный транс, их глаза загорались святым светом, вылезая из орбит. В танце люди, охваченные священной силой, опьяненные Богом, разрывали на себе одежды. Скоро, не переставая петь, они спустятся с факелами, отопрут тяжелые замки, удерживающие безумцев. Вытащат из пещеры и, заглушая песнями крики, потащат упирающихся безумцев ко входу в святилище, заставят поцеловать порог, а потом бросят на гробницу, откуда исходит сила.
Они будут точно одержимые, ослепленные. Они схватят и его тоже и потащат вместе с другими, заставят нагнуться и поцеловать порог, швырнут, выворачивая ему руки, на горячую плиту гробницы. Барабанный бой приближался. За его спиной Ахмед и его младший брат стали рычать и смеяться. Он понял, что смеются они над ним, потому что знают, что он не вынесет силы святого.
— Нет! Нет! — закричал он, и эти слова отразились от сводов пещеры. Со страшным усилием Хамри открыл глаза, а безумцы стали кричать 'Нет, нет, нет!', с издевкой коверкая его слова.
Маленький горбун тянул железную дверь пещеры, чтобы закрыть ее за собой. Прорываясь сквозь опутавшую его сеть, Хамри подпрыгнул с тяжелым замком в воздетой руке. Со всей силой он нанес удар, и череп горбуна раскололся, точно яйцо. Сила святого затопила всю гору. Ахмед и его младший брат дергали концы цепей, небрежно закрученных вокруг стального прута, и путы ослабли. Хамри поднял окровавленный замок и стал изо всей силы колотить братьев. Ахмед упал, запутавшись в цепях, и увлек за собой младшего брата. Где-то неподалеку вскрикнула женщина, пение приближалось. Нельзя было терять ни секунды.
На холодном воздухе ночи его тело снова сковал ужас. Хамри видел, как спускается с вершины качающееся пламя факелов. Они его не поймают. Он швырнул окровавленный замок в женщину или призрака, пытавшегося преградить ему дорогу. Замок просвистел во тьме и скрылся за краем ночи. Хамри бежал и падал, глаза болели, дыхания не хватало. Тьма сменялась тьмой, он увертывался от твердых силуэтов на пути. Он летел в темную пропасть, обрушивая по пути лавины, и все бежал, бежал. Теперь его движения были бесполезными, точно во сне, ноги и руки двигались сами по себе, но он мчался все быстрее; вниз, вниз.
Перевод Дмитрия Волчека
