— Россию надо поставить на колени как можно скорее…
Гитлер предложил генеральному штабу ускорить представление конкретного плана нападения на Советский Союз. 5 декабря, после длившегося четыре часа совещания с Браухичем и Гальдером, Гитлер утвердил гтот план. Тогда он фигурировал под шифром «План Отто». Вскоре это наименование было заменено новым. 18 декабря Гитлер подписал директиву № 21, озаглавленную — «План Барбаросса». Директива эта начиналась следующими словами:
«Германские вооруженные силы должны быть готовы еще до окончания войны против Англии разбить Советскую Россию в стремительном походе. Для этого армия должна пустить в действие все находящиеся в ее распоряжении соединения за исключением лишь тех, которые необходимы, чтобы оградить оккупированные районы от каких-либо неожиданностей. Приготовления должны быть закончены до 15 мая 1941 года. Особое внимание надо уделить тому, чтобы подготовку этого нападения было невозможно обнаружить».
Вспоминая сейчас ход советско-германских переговоров, состоявшихся в Берлине осенью 1940 года, нельзя не остановиться на тех инсинуациях, которые распространялись, да и сейчас еще появляются в западной прессе по поводу этой встречи. Уверяют, например, будто тогда в Берлине советская сторона выдвигала какие-то «территориальные претензии в направлении Индийского океана», будто Советский Союз был готов в этой связи заключить «новый пакт» с Германией и так далее. Все это — либо плод досужей фантазии, либо заведомая злобная фальсификация, имеющая целью набросить тень на политику Советского государства.
В действительности берлинская встреча 1940 года рассматривалась советской стороной как возможность прощупать позицию германского правительства, выяснить дальнейшие планы третьего рейха.
Позиция Гитлера на этих переговорах, в частности, его упорное нежелание считаться с естественными интересами безопасности Советского Союза в Восточной Европе, его категорический отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии — все это показывало, что, несмотря на все широкие жесты в отношении «глобальных интересов» Советского Союза, Германия практически была занята подготовкой восточноевропейского плацдарма против Советского Союза. Не может быть сомнений, что Гитлер добивался берлинской встречи, стремясь использовать переговоры с советскими представителями для того, чтобы поставить Советское правительство в неблагоприятные условия, которые в дальнейшем связали бы ему руки, предоставив в то же время свободу действий Германии, включая и возможное заключение соглашения с Англией.
Пытаясь навязать советской делегации на берлинской встрече дискуссию о «переустройстве» мира и разделе «британского имущества», Гитлер, видимо, рассчитывал изолировать Советский Союз на мировой арене и нанести ему коварный удар. Но он жестоко просчитался.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Новогодний вечер в Груневальде
Вскоре после возвращения в Москву я был направлен на работу в Наркоминдел референтом по германским проблемам. В это время в советско-германских отношениях наступило заметное затишье. В Москве между советскими представителями и германским послом Шуленбургом не было почти никаких контактов. Время от времени Шуленбург обращался с запросами о могилах немцев в разных районах СССР и других делах, которые могли интересовать скорее всего военную разведку вермахта, уточнявшую данные о театре намечавшихся военных действий. Естественно, что на это «любопытство» с германской стороны давались уклончивые или отрицательные ответы. Ничего существенного не поступало и от нашего посольства в Берлине, если говорить о сфере официальных отношений. В этой сфере господствовал холод.
Между тем из сообщений зарубежной прессы и донесений советских дипломатов было видно, что германское правительство развивает большую активность по вербовке новых союзников и привлечению их к пакту трех держав. Одно за другим следовали сообщения о «торжественном» подписании соответствующих документов. Перед Гитлером склоняли голову реакционные правители Венгрии, Румынии, Болгарии. Берлин торопился укрепить свои позиции в Юго-Восточной Европе.
В последних числах декабря мне предложили отправиться на работу в Берлин первым секретарем посольства. В. Н. Павлов, занимавший этот пост, отзывался в Москву и должен был остаться в центральном аппарате Наркоминдела. Выбор, как мне объяснили, пал на меня, поскольку, присутствуя на ноябрьских встречах советских представителей с Гитлером и Риббентропом, я был в курсе текущих дел и мог быть полезен в Берлине.
Днем 31 декабря я вышел из вагона на перрон вокзала Фридрихштрассе в Берлине. Жилье мне было приготовлено в помещении нашего посольства на Унтер ден Линден. Здание это было построено еще в начале прошлого века и оставалось в своем первозданном виде (оно было разрушено во время одного из воздушных налетов на Берлин в конце войны). Большие залы посольства и зимний сад с экзотическими растениями отапливались с помощью калориферной системы, а в жилом корпусе высились белые кафельные печи. В моей комнате было тепло и по-домашнему уютно.
Я решил погулять по вечерним улицам Берлина, а затем встретить Новый год в какой-либо «бирштубе» — пивной. Но, спустившись в вестибюль, я наткнулся на одного старого знакомого, который, узнав о моих скромных намерениях, предложил присоединиться к нему.
— Мы целой компанией едем в Груневельд к нашему военно-морскому атташе адмиралу Воронцову. У него там большой особняк. Хорошо проведем время…
Я охотно согласился. Конечно, это было куда приятней, чем сидеть за кружкой пива в прокуренной пивной. К тому же мне представлялась возможность сразу познакомиться со многими из моих коллег.
Как и все дома в затемненном Берлине, особняк нашего военно-морского атташе снаружи казался нежилым. Но внутри было светло, тепло и оживленно. Хозяйка дома — высокая стройная брюнетка — подносила каждому новому гостю, зябко ежившемуся после промозглой берлинской погоды, чарку водки. Кое-кто, видимо, уже успел повторить эту процедуру: в комнате становилось шумно. Все чувствовали себя непринужденно, а в соседней комнате гостей ждал длинный, по-праздничному убранный стол.
Радио было настроено на Москву. За несколько минут до двенадцати Михаил Иванович Калинин поздравил советских людей с Новым годом. Мы сели за стол. Раздались выстрелы бутылок шампанского… В эти минуты все, казалось, забыли о повседневных делах и заботах. Отовсюду сыпались остроты, сопровождавшиеся взрывами смеха. Мы поздравляли друг друга с Новым годом, провозглашали тосты за то, чтобы наступающий год был для нашей Родины еще одним мирным годом. Мы не знали тогда, что в уже наступившем 1941 году начнется самая тяжелая и кровопролитная война в истории нашего народа. В ту ночь война, казалось, была где-то далеко. Налета английской авиации не было, мы приятно провели время и разъехались по домам лишь в шестом часу утра.
Дипломатические рауты в столице Третьего рейха
Большой прием, который германское правительство устраивало для дипломатического корпуса в первый день Нового года, был на этот раз, «по случаю войны», отменен. Вместо этого 1 января дипломаты, аккредитованные в Берлине, расписывались в специальной книге в имперской канцелярии, где их от имени рейхсканцлера приветствовал сухой и длинный, как жердь, начальник канцелярии Ганс Ламмерс.
Однако в посольствах, находившихся в Берлине, число дипломатических раутов не уменьшилось.
