говорить о том, что в партии сложилось ненормальное положение. Он просит сообщить об этом в Москву. В руководстве Афганистана нет коллегиальности, все вопросы решают два человека — Тараки и Амин. А он, Кармаль, фактически отстранен от руководства партией и страной.
Лицо у него было злобное, глаза красные, вспоминает Харазов.
— Я нахожусь в золотой клетке, — продолжал Кармаль. — Я — второй человек в партии и государстве, но я ни в чем не принимаю участия. Мне надо или притвориться больным, или уехать куда-то по слом...
В этот момент Тараки ударил кулаком по столу и сказал:
— Хватит! У нас в партии демократия, у нас коллегиальность. Мы все решения принимаем коллективно. Но кое-кто не хочет выполнять принимаемые нами решения. Предупреждаю: по тем, кто не желает выполнять решения, мы пройдемся железным катком.
Бабрак Кармаль встал, попрощался и ушел. После этого разговора Тараки, возбужденный и возмущенный, никак не мог успокоиться. Харазов и Пузанов напрасно пытались перевести разговор на другую тему. Тараки все время повторял:
— Мы пройдемся железным катком!
Через несколько дней Валерий Харазов попросил главу Афганистана о новой встрече, на сей раз один на один. Тараки принял его. Но уже не был так радушен, как в прошлый раз, видимо догадываясь, о чем пойдет речь.
Харазов стал говорить, что Москва одобрила объединение двух фракций — «Хальк» и «Парчам». Объединение позволяет партии стать еще влиятельнее в стране, а раскол, напротив, таит в себе большую опасность для молодого государства. Тараки слушал невнимательно и без интереса. Когда Харазов закончил, Тараки попросил передать в Москву благодарность за заботу о единстве партии. На этом разговор закончился. Обсуждать эту тему он не захотел.
— Мне стало ясно, — вспоминает Харазов, — что старая вражда вспыхнула вновь, основы для сотрудничества двух фракции нет, и примирение невозможно.
Кармаль заявил Тараки, что если ему, второму человеку в стране, никто не желает подчиняться, то он вообще устраняется от государственных дел. Тараки решил поступить по советским канонам: отправить Кармаля и его друзей послами в разные страны. И при первой встрече спросил советского посла: как к этому отнесутся Москве?
Пузанов, не запрашивая мнение центра, сразу же одобрил план Тараки:
— Если товарищ Кармаль не понимает текущего момента, если он только мешает руководству страны рабо-гать, пусть поедет за границу и там поработает.
Тараки, объявляя Кармалю о своем решении, сослался па мнение советского посла. Об этом, вспоминал полковник Морозов, стало известно нашей резидентуре. Но повлиять на развитие событий раз ведчики не могли.
Бабрак Кармаль надеялся, что Москва вступится за нею. Накануне отъезда в Прагу Кармаль вместе с двумя друзьями-парчамистами приехали на виллу корреспондента ТАСС. На этой вилле он многие годы встречался с сотрудниками резидентуры, которые с ним работали. Кармаль попросил устроить ему беседу с послом. Александр Михайлович Пузанов растерялся. Он не хотел встречаться с опальным Кармалем, чтобы не портить отношения с Тараки и Амином. Посол велел передать Кармалю, что его пег в Кабуле. Всю ночь Кармаль и его друзья жаловались советским разведчикам на превратности судьбы...
Утром в посольстве решили, что в любом случае надо поставить Амина в известность, что Кармаль просил о встрече с Пузановым, но посол его не принял. Выслушав сообщение, Амин удовлетворенно кивнул:
— Я знаю об этом.
Одновременно с Кармалем в разные страны уехали послами еще пять видных деятелей фракции «Парчам», в том числе Наджибулла, будущий президент, который тогда отправился в Тегеран. В ночь перед отъездом Бабрак собрал у себя лидеров фракции и сказал им:
— Я еще вернусь. И под красным флагом.
Парчамисты решили вновь уйти в подполье. Фактически на этом ночном совещании речь шла о подготовке Парчам к захвату власти. Халькисты узнали о том, что произошло. Многих парчамистов сняли с высоких должностей, арестовали. Из армии выгнали чуть ли не всех командиров-парчамистов.
В мае 1979 года, вспоминает полковник Морозов, рези-дентура получила информацию о том, что Амин отправляет в Прагу группу боевиков с заданием убить Кармаля. Об ном сообщил один из боевиков, который до революции работал на управление национальной безопасности Афганистана, но стал единомышленником парчамистов. Сотрудники резидентуры не сомневались в надежности своего источника и доложили в Москву.
Крючков счел сообщение провокацией и предложил заморозить контакты с информатором. Возможно, он боялся, что это Амин проверяет своих советских друзей. Но летом контрразведка Чехословакии обнаружила и обезвредила группу афганских боевиков, которые все-таки добрались до Праги...
В одном из интервью иностранным журналистам Бабрак Кармаль обмолвился, что в его воспитании и образовании огромную роль сыграла немецкая культура. Что означало это неожиданное высказывание? Плод восточной фантазии, ничего не значащая вежливая фраза? Для небольшого круга просвещенного афганского общества дружба с Германией была давней традицией, продиктованной антибританскими настроениями. Не один раз в своей беспокойной истории народности Афганистана пытались разыграть германскую карту в борьбе против нелюбимых феодальных господ, против британского колониализма.
Кармаль, как и многие его товарищи по фракции «Парчам», посещал основанную в 1924 году немецкую школу «Амани». Лекции в кабульском Институте Гёте были излюбленным местом встреч получивших образование на немецкий манер интеллектуалов из фракции «Парчам», а иногда и местом конспиративных сходок в разгар борьбы с соперниками из фракции «Хальк».
Кармаль получил аттестат в немецкой школе в 1949 году. Он плохо говорил по-немецки, но утверждал, что понимает хорошо. Тот факт, что в разгар Второй мировой войны его отец, генерал при За хир-шахе, послал сына учиться в немецкую школу, а не в основанную французами и тогда более престижную гимназию «Истикляль», говорит о многом. Это была почти что политическая демонстрация. В кабульском высшем обществе немецкая школа слыла гнездом бунтовшиков с тех пор, как в 1933 году один из ее учащихся убил короля Надира, англофила, ненавидимого националистами. За пропаганду против короля попал в свое время в тюрьму и Ахмед Ратеб, отец будущей жены Бабрака Кармаля, ставшей министром по делам воспитания.
Германо-афганские отношения возникли во время Первой мировой войны, когда кайзер Вильгельм II пытался восстановить эмира Афганистана против Британской Индии. Эта идея принадлежала леген дарному вождю турецкой революции, который за несколько лет из провинциального офицера сделался генералом и военным министром. Имеется в виду Энвер-паша, восторженный поклонник прусского военного устава.
Он взялся помочь немцам оторвать Афганистан от Англии.
Англичане дважды пытались присоединить Афганистан к своей колониальной империи. Обе кровавые попытки не увенчались успехом. В 1893 году эмир абд-аль Рахман подписал договор о протекторате. Афганистан сохранял независимую внутреннюю политику, а его внешней политикой руководила Англия, точнее, британский наместник в Индии. За это Англия платила эмиру, как и индийским князьям, хорошие деньги. Для правителя Кабула это был практически единственный источник дохода.
Энвер-паша собирался втянуть Турцию в войну на стороне центральных держав и надеялся, что Афганистан откроет второй фронт против англичан в Индии. Немецкая экспедиция доставила эмиру отпе чатанное на пишущей машинке письмо кайзера. Послание Вильгельма II разочаровало адресата. Это были всего лишь слова. А англичане сообщили эмиру, что ему отправлен из Индии караван с двумястами мил лионами рупий золотом и серебром...
В конце лета 1979 года резидентура советской разведки и Кабуле получила сведения о том, что Амин готовится арестовать троих членов ЦК НДПА — Абдула Керима Мисака, Шараи Джоузджани и Дастагира Панджшири. Советские представители встревожились: все трое считались преданными друзьями Москвы. Но и ссориться с Амином никто не хотел. Представитель КГБ в Афганистане предложил предупредить всех троих об опасности и предложить им тайно уехать в Советский Союз.
