Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Филипповной на обед.

— Да, хорошее было время, — согласился Андропов. — Но сей­час, Михаил, я должен отказаться от приглашения.

— Почему? — искренне удивился Горбачев.

— Если я к тебе пойду, завтра же начнутся пересуды: кто? где? зачем? что обсуждали? Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать. Говорю это, Михаил, прежде всего для тебя.

Внеслужебные отношения на трех верхних этажах власти — чле­ны политбюро, кандидаты в члены, секретари ЦК — исключались. Лич­ного общения между руководителями партии практически не было. Они недолюбливали друг друга и безусловно никому не доверяли. Сталин не любил, когда члены политбюро собирались за его спиной, и страх перед гневом генерального сохранился. Никто ни с кем без дела не встречался.

Избранный секретарем ЦК Николай Иванович Рыжков спросил у Владимира Ивановича Долгих, который уже десять лет как входил в высшее партийное руководство: как, мол, у вас проходят праздники, как их отмечают, где собираются, можно ли с женами?

Долгих с удивлением посмотрел на новичка:

— Никто ни с кем не собирается. Забудь об этом.

Запугав всех, Андропов и сам боялся собственного аппарата. Не позволял себе ничего, что могло бы повредить его репутации, что не понравилось бы Леониду Ильичу.

«Консерватизм Юрия Владимировича Андропова проявился и в личной жизни, поведении, — писал Гришин. — Его отличали замкну­тость, неразговорчивость, настороженное, недоверчивое отношение к людям, закрытость личной жизни, отсутствие желания общаться с то­варищами по работе (только два-три раза я видел его за товарище­ским столом по случаю встречи Нового года или дня рождения кого-то из членов политбюро, и то это было только тогда, когда присутство­вал Л,И. Брежнев).

Одевался Ю.В. Андропов однообразно. Длинное черное пальто зимой и осенью, темный костюм, неизменная темно-серая фетровая шляпа, даже летом в теплую погоду...»

Генерал Вадим Кирпиченко, всю жизнь прослуживший в развед­ке, тоже отмечал, что Андропов был человеком очень осторожным. Не брал на себя лишней ответственности, чтобы не создавалось впечат­ ления, что он превышает свои полномочия. По всем мало-мальски се­рьезным вопросам писал бумагу в ЦК...

Андропов не хотел рисковать расположением Брежнева, а Лео­нид Ильич не любил, когда между членами политбюро возникали друже­ские отношения, и уж тем более не хотел, чтобы у председателя КГБ появлялись политические союзники.

Первый секретарь Ленинградского обкома Григорий Васильевич Романов в 1974 году выдал замуж вторую дочь. Свадьба прошла на его загородной даче, но по стране пошли разговоры о небывалой пышности торжества, говорили, что уникальный столовый сервиз был взят из Эрмитажа и пьяные гости разбили драгоценную посуду,

Романов был уверен, что эти слухи, которые были воспроизве­дены в передачах западных радиостанций, — результат заговора, ор­ганизованного из-за границы. Бывший помощник Лигачева Валерий Ле­гостаев пишет, что Романов обратился за помощью к Андропову. Тот подробно расспросил начальника Ленинградского областного управле­ния КГБ Даниила Павловича Носырева. Начальник управления поддержал своего первого секретаря.

Андропов, по словам Легостаева, согласился, что «радиоакция была санкционирована и осуществлена западными спецслужбами и имела своей целью подорвать позиции ленинградского первого секретаря в составе высшего политического руководства СССР.

На просьбу Г.В. Романова сделать об этом от имени КГБ СССР официальное заявление Ю.В. Андропов ответил:

— Ну, что мы будем на каждый их чих откликаться. Не обращай внимания, работай...

А ведь Андропову Романов нравился. Когда Юрий Владимирович станет генеральным секретарем, он переведет Романова в Москву. Но в должности председателя КГБ он не хотел проявлять особой заин­ тересованности в судьбе одного из членов политбюро. Ведь у других могло создаться ощущение, что Андропов сколачивает свою группу. Если бы такое подозрение возникло у Брежнева, Андропов повторил бы путь бывшего комсомольского вожака Шелегина, вокруг которого сложилась группа влиятельных работников, и потерял свое кресло.

При этом Андропов понимал, что его время уходит с катастро­фической быстротой — он слишком болен, чтобы долго ждать. Юрий Владимирович готовился к тому, что произойдет после ухода Брежне­ва. Объективно он был заинтересован в том, чтобы возможные конку­ренты из брежневского окружения были надежно скомпрометированы.

Андропов наладил доверительные отношения с академиком Чазо­вым, который лучше всех был осведомлен о состоянии здоровья и Брежнева, и всех остальных членов политбюро. Один-два раза в месяц он встречался с Чазовым — или у себя в кабинете по субботам, или на конспиративной квартире комитета в одном из старых домов непо­далеку от Театра сатиры. Устраивался небольшой обед с учетом стро­гой диеты, прописанной Андропову.

«Разговор шел в основном о состоянии здоровья Брежнева, — вспоминает Чазов, — наших шагах в связи с его болезнью, обстановке в верхних эшелонах власти. Умный и дальновидный политик, с анали­ тическим складом ума, Андропов, как шахматист, проигрывал возмож­ные варианты поведения тех или иных политических деятелей».

Начальник 4-го главного управления считал себя в негласной иерархии равным председателю КГБ. Доступ к генсеку и возможность влиять на него, возможно, давали ему основание так думать. Члены политбюро старались ладить с начальником кремлевской медицины. Ко всему прочему именно его генеральный спрашивал о здоровье других членов политбюро. И никто не знал, что именно он скажет за закры­тыми дверями.

Между Андроповым и Чазовым существовала «близость, возни­кающая между тяжелобольным пациентом и лечащим врачом». Она пере­росла в доверительные отношения.

«Чазов — фигура зловещая, не врач он, а бог знает кто еще, иначе не допустил бы такого лечения и смерти Леонида Ильича, — го­ворил потом бывший помощник генерального секретаря Виктор Ан­дреевич Голиков. — Он всю информацию тащил в КГБ. И там решали, как лечить больного, что рекомендовать...

Кто-то подсовывал ему зарубежные сильнодействующие таблет­ки. Из-за границы. Они его и доконали. Пусть мне вторую руку отре­жут, но я убежден, что Леонид Ильич умер не от инфаркта. Его напичкали этой дрянью. Тут Чазов, другие врачи недоглядели или уже не очень беспокоились о нем»,

Виктор Голиков стал помощником Брежнева еще в Молдавии, проработал с ним дольше всех. Леонид Ильич ему очень доверял. По­сле кончины Брежнева Голиков оказался не у дел и не мог скрыть своего недовольства новым руководством. Наверное, только этим мож­но объяснить его уверенность в том, что Брежнева уморили Андропов с Чазовым...

Юрий Владимирович мечтал вернуться из КГБ в аппарат ЦК КПСС, что открыло бы ему дорогу к должности генерального секрета­ря. Его беспокоило «разгоравшееся соперничество» между ним и Чер­ ненко. По мере того как Брежнев слабел, Черненко становился для него все более близким человеком.

Константин Устинович, возглавляя общий отдел ЦК, контроли­ровал всю работу партийного аппарата. Он не только информировал Брежнева обо всем, что происходит, но и создавал иллюзию напряжен­ной работы генерального секретаря. Брежнев в последние годы так доверял Черненко, что подписывал принесенные им бумаги, не вникая в их суть.

«Долгие голы он был просто доверенным секретарем Брежнева», — писал Андрей Михайлович Александров-Агентов, помощник Леонида Ильича.

Заведующий общим отделом ЦК — должность важная, позволяющая оказывать серьезное влияние на формирование и осуществление поли­тики, вести контроль за исполнением решений политбюро, за претво­рением их в жизнь. Но должность не творческая, так что Черненко — это «канцелярист с большой буквы».

— Задача общего отдела — обслуживание высших органов пар­тии, — рассказывал мне старший