Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

шансов стать преемником у Юрия Владимировича. Но он знал, какие авансы делались и Черненко, и Щербицкому, и это заставляло его дополнительно нервничать.

В реальности Леонид Ильич уходить не собирался. И о скорой смерти, как и любой нормальный человек, он не думал, поэтому его разговоры относительно преемника никто не воспринимал всерьез. Да и в его окружении всем было выгодно, чтобы он оставался на своем посту как можно дольше, хотя те, кто имел возможность видеть его вблизи, понимали, как он плох.

«Я помню последнюю встречу в 1982 году, — рассказывал то­гдашний первый секретарь Пермского обкома Борис Коноплев. — Я за­шел к нему в кабинет. Брежнев сидел за столом. Ранее не было слу­чая, чтобы он не поднялся, не встретил. Я еще не успел поздоро­ваться, а Леонид Ильич спрашивает:

— Ну, что пришел?

—- Рассказать о делах в области.

— Да я знаю, не надо.

Я попрощался и вышел».

В середине марта Брежнев поручил Андропову произнести доклад по случаю очередной ленинской годовщины. Это был признак доверия. Доклад получился необычным по стилю, и хлопали Андропову больше, чем было принято.

В докладе Андропова было меньше пустых фраз, чем у других, несколько неожиданных слов, например: «Мы не знаем как следует об­щества, в котором живем». Анатолий Черняев записал в дневнике: «Говорил банальности — но с размахом. В фойе, во время перерыва, слышались разговорчики: «Почему бы и не очередной генсек?» Андро­пову аплодировали больше, чем обычно, Юрия Владимировича JTO испу­ гало. Он боялся ревности коллег.

На заседаниях политбюро Черненко сидел рядом с Брежневым, а Андропов — через одного, то есть рядом с председателем Совета ми­нистров Тихоновым, Андропов вроде бы даже пожаловался Брежневу, что Черненко его затирает, ведет заседания секретариата и политбю­ро. Тут была особая хитрость.

Брежнев всегда боялся усиления второго секретаря, поскольку человек, ведущий секретариаты и располагающий сиреневой печатью ЦК КПСС номер два, становился важнейшей фигурой для работников цен­трального аппарата и местных партийных секретарей: он их назначал и снимал, отправлял в заграничные командировки и на учебу, то есть он сажал «уездных князей» на «кормление». Завися от благорасполо­жения второго человека, партсекретари старались демонстрировать ему лояльность.

Брежнев, отвергнув поползновения Николая Подгорного стать вторым секретарем, поручал вести секретариаты двоим — Суслову и Кириленко, Суслову и Черненко. Но Андропова Леонид Ильич не боялся и решил поддержать.

В июле 1982 года, когда члены политбюро сидели в так назы­ваемой ореховой комнате, где члены высшего руководства собирались перед заседанием, Андропов внезапно поднялся и сказал:

— Пора начинать.

Он первым вошел в зал заседаний и сел в председательское кресло. Вечером ему позвонил Горбачев:

— Поздравляю, кажется, произошло важное событие. То-то, я гляжу, вы перед секретариатом были напряжены.

Андропов решился на это не по собственной инициативе. Ока­зывается, ему позвонил Брежнев:

— Для чего я тебя брал из КГБ и переводил в аппарат ЦК? Я тебя брал для того, чтобы ты руководил секретариатом и курировал кадры. Почему ты этого не делаешь?

«Перед Андроповым, — писал опытный Чазов, — стояла задача завоевать твердые позиции в партийной среде, привлечь на свою сто­рону руководителей среднего ранга, создать определенное обществен­ное мнение в отношении его возможностей. В завоевании симпатий и поддержки партийного аппарата и, что не менее важно, секретарей крайкомов и обкомов, во многом определявших не только жизнь в стране, но и общественное мнение, незаменимым был Горбачев».

Был ли Горбачев близок к Андропову? Безусловно.

19 июля 1982 года Андропов пригласил к себе Виталия Ворот­никова, вернувшегося с Кубы, и предложил должность первого секре­таря Краснодарского крайкома.

— Медунова мы отзываем в Москву, — объяснил ему Андропов. — В крае сложилась пренеприятная ситуация. Медунов наконец понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более двухсот чело­век.

Обычно такие разговоры ведутся один на один. Новый руково­дитель области или края должен был понять, из чьих рук он получает власть. При разговоре с Воротниковым в кабинете Андропова находил­ся Горбачев. Не только потому, что Горбачев рекомендовал Воротни­кова. Важнейшие вопросы Андропов решал с помощью Михаила Сергееви­ча.

Само по себе смещение Медунова, любимца Брежнева, показало аппаратную силу Андропова. Но его влияния было недостаточно для того, чтобы добиться действительно важных перемен.

Известный дипломат Юлий Александрович Квицинский, назначен­ный руководителем советской делегации на женевских переговорах об ограничении ядерных вооружений в Европе, был встревожен нежеланием Москвы искать решения. Ему казалось, что есть возможность для ком­промисса и договоренности. Но в Министерстве иностранных дел он не находил понимания.

Руководитель отдела внешнеполитической информации Леонид Замятин посоветовал ему сходить к Андропову.

4 августа Андропов принял Квицинского.

«Раньше мне никогда не доводилось видеть его вблизи, — пи­сал Юлий Александрович. — Он производил впечатление тяжелобольного человека. Бледный, тонкая шея в слишком широком воротничке рубаш­ки, глаза, устремленные как бы внутрь себя».

Юлий Квицинский доложил о ходе переговоров и объяснил, что держаться прежних позиций бессмысленно — время работает против нас, рассказал, какую возможность компромисса он видит. Андропов проявил интерес к его предложениям. Квицинский достаточно откро­венно дал понять, что в Министерстве иностранных дел не хотят от­ходить от первоначальной позиции.

— Сходите к военным, — предложил Андропов.

— Министр обороны Устинов в отпуске, а начальник Генштаба Огарков уже назвал мою телеграмму с предложениями «провокацией».

Андропов рассмеялся. Он позвонил заместителю председателя Совета министров по военной технике Леониду Васильевичу Смирнову, попросил его принять Квицинского и подумать, как действовать.

Квицинский из здания ЦК со Старой площади пешком пошел в Кремль, где располагались руководители правительства.

Смирнов сначала заинтересовался новыми идеями, потом, види­мо, понял, что дело это долгое, и переправил Квицинского к первому заместителю начальника Генштаба генералу армии Сергею Федоровичу Ахромееву. Когда Квицинский пришел в Генштаб, Смирнов позвонил Ахромееву. Мембраны правительственных телефонов очень чувствитель­ные, и Юлий Александрович невольно слышал весь разговор.

Смирнов, не зная, что Квицинский уже пришел, по-дружески посоветовал Ахромееву вести себя осторожно, потому что дипломат уже побывал у Андропова, но предложения его не подходят. Опытный Смирнов с себя лишнюю обузу снял — он уже позвонил Андропову и объяснил, что Квицинский не прав, поскольку нам придется сокращать реальные ракеты, а американцы будут оперировать тем, чего еще нет.

— Слушай, — заметил Ахромеев, — ты неправильно Андропова сориентировал. Это против Брежнева. Он в своей речи сказал, что мы готовы пойти на существенное сокращение своих средств средней дальности, если Соединенные Штаты откажутся от планов развертыва­ния своих ракет.

— Вот тебе и на, — сказал Смирнов. — Но Андропов со мной согласился, так что перезванивать ему не буду. А я с завтрашнего дня в отпуске.

На этом все кончилось. Андропова фактически обманули, о чем он и не подозревал.

В октябре 1982 года Валентин Фалин побывал в кабинете Ан­дропова, которого не видел несколько месяцев. Юрий Владимирович сильно изменился: «Лицо бело, спорит в цвете с седыми волосами.