Этим мечом Один сражался и побеждал всех своих врагов. Меч назывался «Сиккерснеппер», что значит «Верноразящий», и ни один человек не мог устоять против него.
Слухи об этих решениях разнеслись по всей стране, и каждый человек в ней оплакивал принцессу Джемделавли, — ведь ей грозила такая страшная гибель! Оплакивали ее и фермер, отец Ассипатла, и его жена, и шестеро их сыновей — словом, все домочадцы, кроме самого Ассипатла. А он сидел на куче золы и молчал.
Когда же в соседних королевствах узнали про воззвание короля, все молодые храбрецы встрепенулись. Им казалось, что убить морское чудище не так уж трудно, а прекрасную жену, цветущее королевство и добрый меч найдешь не каждый день.
И вот тридцать шесть воинов прибыли в королевский дворец, и каждый твердо надеялся получить обещанную награду.
Но король послал их всех посмотреть на громадного Змея, что лежал в море, разевая необъятную пасть. И когда воины увидели его, двенадцать человек из них внезапно занемогли, а двенадцать так испугались, что пустились бежать без оглядки и ни разу не остановились, пока не добрались до своих родных мест. Итак, лишь двенадцать из тридцати шести храбрецов вернулись в королевский дворец, но и эти до того приуныли, когда поняли, какой подвиг взялись совершить, что храбрости их как не бывало. Ни один даже не попытался убить Морского Змея.
Три недели прошли медленно. И вот наступил вечер накануне того дня, когда должны были принести в жертву принцессу. В тот вечер король решил хоть немного развлечь своих гостей и устроил торжественный ужин.
Невеселый это был пир — все только и думали о том, какое страшное дело должно свершиться завтра, и никто не мог ни есть, ни пить.
А когда ужин кончился и все отошли ко сну, кроме короля и его старого оруженосца, король вернулся в главный зал и медленно взошел на свой трон, стоявший на высоком помосте. Этот трон был непохож на теперешние: это был просто огромный ларь, и и нем король хранил все самые дорогие свои сокровища.
Дрожащими руками отодвинул старый король железные засовы, поднял крышку ларя и вынул чудесный меч Верноразящий, тот, что некогда принадлежал богу Одину.
Преданный оруженосец когда-то бился плечом к плечу с королем в сотнях битв и теперь смотрел на него с великим состраданием.
— Зачем ты вынул свой меч? — тихо спросил он. — Ведь для тебя дни битв миновали. Ты доблестно сражался, господин мой, когда рука твоя была сильной и верной. Но когда воину восемь десятков лет, да еще шестнадцать, как исполнилось тебе, пора ему посылать в бой других людей, помоложе.
Старый король в гневе повернулся к нему, и глаза его загорелись, как в былые дни.
— Замолчи! — крикнул он. — Не то я подниму свой меч на тебя. Неужто ты думаешь, что я отдам на съедение чудищу свою единственную дочь, а сам и пальцем не пошевельну, чтобы ее спасти, когда никто другой за это не берется? Говорю тебе, нет, — клянусь на этом мече, — и он скрестил большие пальцы обеих рук на Верноразящем, — что и меч и я, мы погибнем, прежде чем хоть волос упадет с головы моей дочери. Итак, ступай, мои старый товарищ, прикажи приготовить мою ладью, поставить на ней паруса и повернуть ее носом к морю. Я сам пойду сражаться с Морским Змеем. А если я не вернусь, поручаю тебе защищать мою возлюбленную дочь. Гибель моя, может статься, спасет жизнь ей.
В тот вечер на ферме родителей Ассипатла люди улеглись спать рано, — наутро все домочадцы собирались подняться на вершину холма у моря, чтобы увидеть, как Морской Змей поглотит принцессу. Все, кроме Ассипатла, — его решили оставить дома стеречь гусей.
Мальчик так огорчился, что не мог спать, — ведь он задумал большое дело! Он ворочался с боку на бок и своем углу на куче золы и вдруг услышал, как его родители разговаривают, лежа на своей широкой кровати. Ассипатл прислушался и понял, что они ссорятся.
— До холма над морем очень уж далеко, — говорила мать Ассипатла. — Боюсь, что пешком мне туда не добраться. Лучше останусь дома.
— Ну, нет, — возразил отец. — С какой стати тебе сидеть дома, когда там вся округа соберется? Садись в седло ко мне за спину. Поедем вместе на моей доброй кобыле Быстроножке.
— Не хочется мне, чтобы ты беспокоился — брал меня с собой, — сказала его жена. — А потому не хочется, что, по-моему, ты меня уже не любишь так, как любил раньше.
— Да ты помешалась! — в досаде крикнул фермер. — Почему ты думаешь, что я тебя разлюбил?
— Потому что ты перестал рассказывать мне свои тайны, — ответила фермерша. — Да вот, недалеко ходить, возьмем хоть эту самую Быстроножку. Целых пять лет я умоляла тебя сказать мне, почему, когда ты сам едешь на ней верхом, она летит быстрее ветра, а если кто другой на нее сядет, она тащится, словно убогая старая кляча.
Фермер рассмеялся.
— Я не потому скрывал это от тебя, хозяйка, что мало тебя любил, — сказал он, — а потому, что мало тебе доверял. Ведь бабий язык болтает без удержу, а я не хотел, чтобы другие люди узнали про мою тайну. Но уж если это тебя огорчает, я, так и быть, скажу тебе все… Слушай! Когда я хочу остановить Быстроножку, я один раз хлопаю ее по левому боку. Когда хочу, чтобы она бежала, как бегут другие лошади, я дна раза хлопаю ее по правому боку. А уж когда мне нужно, чтоб она летела как ветер, я свищу в гусиное горлышко. Но ведь я не знаю, когда мне понадобится, чтобы она летела как ветер, и потому всегда ношу с собой гусиное горлышко в левом кармане куртки.
— Значит, вот как ты управляешься с этой лошадью, — сказала фермерша, очень довольная, — и вот куда у нас деваются гусиные горлышки! Ну, я хитрец же ты, хозяин! А теперь, когда я про все узнала, можно мне и заснуть.
Ассипатл уже перестал ворочаться с боку на бок к золе. Он тихо сидел в своем уголке, и щеки у него горели, а глаза сверкали.
Мальчик понял, что наконец-то пришел его час.
Он терпеливо ждал, пока не догадался по дыханию родителей, что они заснули. Потом подкрался к отцовской одежде, вытащил гусиное горлышко из кармана куртки и бесшумно выскользнул из дому. А как только выбежал во двор, стрелой помчался на конюшню, оседлал и взнуздал Быстроножку, закинул поводья ей на шею и вывел ее за ворота.
Добрая кобылка не привыкла к Ассипатлу. Она становилась на дыбы, лягалась, рвалась вперед. Но мальчик вспомнил про слова отца и хлопнул ее по левому боку. Быстроножка тотчас стала как вкопанная. Ассипатл вскочил на нее, хлопнул ее два раза по правому боку, и добрая лошадь с громким ржанием побежала рысью.
Топот ее копыт в ночной тишине поднял на ноги весь дом. Фермер и шестеро его сыновей, спотыкаясь, помчались вниз по лестнице, в тревоге крича друг другу, что кто-то, должно быть, увел Быстроножку.
Фермер первый добрался до двери, и когда увидел при свете звезд, как убегает его любимая лошадь, заорал во весь голос:
— Вор! Вор! Держи вора! Тпру, Быстропожка, тпру!
Быстроножка услышала голос хозяина и сразу остановилась. «Ну, я пропал!» — подумал Ассипатл. Ведь он знал, что его отец и братья бегают быстро и вот-вот подбегут и нему. А Быстроножка — ни с места! Но, к счастью, он вспомнил про гусиное горлышко. Вынул его из кармана и свистнул. Резвая кобыла тотчас же рванулась вперед, помчалась быстро, как ветер, и одним скачком перемахнула через холм. Погоня и десятка шагов пробежать не успела, как осталась далеко позади.
Заря уже занималась, когда мальчик увидел море. Там, впереди, на волнах лежало громадное чудовище, и Ассипатл знал, что должен его убить, — затем он и примчался сюда издалека. Всякий сказал бы, что глупо даже мечтать об Этом. Ведь Ассипатл был щуплый, безоружный юнец, а Владыка Морской Змей был так велик, что, как говорили люди, длина его равнялась четверти земной окружности. Язык его был раздвоен на конце и походил на вилы. И этими вилами он мог ухватить все, что хотел, сунуть себе в пасть и сожрать.
Однако Ассипатл не испугался — под его лохмотьями билось сердце героя.
«Ну, брат, теперь берегись! — сказал он себе. — Не хватает силы, выручит хитрость».
