Я думаю, это и будет грехом.
Гизел с открытым от удивления ртом воззрилась на священника:
— Вы, значит, считаете, что оскорбление Господа нельзя считать грехом?
— Я точно не скажу, кто это написал, но суть написанного сводится к следующему: это попытка увидеть Бога во всем, употреблять его имя всуе. Я почти уверен, что человек, совершивший это, надеялся на эпатаж окружающих. Эта церковь стоит здесь вот уже почти восемь столетий, а фундамент и того дольше — вы можете в этом убедиться, не так ли? До сих пор это не было расколом в глазах Господа. Подумайте теперь, каким незначительным по сравнению со всем этим кажется это маленькое ребячество.
— Вы уверены, что имеете право говорить так от имени Господа? — спросил Бенедикт.
— Это приходит с опытом, вы знаете. Я верю во всепрощающего Бога, и думаю, что вы также сможете почувствовать это здесь. — Он повернулся к Грейгу и Вере:
— Вы родители миссис Эддингс? Верно? Я слышал, что вы намерены присоединиться к моему приходу?
— Извините, — вмешалась Гизел. — Отец О'Коннел, это Грейг и Вера Уайльды.
Грейг пожал руку святого отца, сильную и теплую.
— Хотя мы уже на пенсии, мы могли бы переехать в Мунвэл и даже заняться какой-нибудь деятельностью. Однако я должен предупредить вас, — сказал он, смутившись от собственной растерянности. — Что мы не относимся к числу регулярных посетителей церкви.
— Если вы относитесь к числу постоянных посетителей пивных, то там вы и сможете меня часто увидеть. Вы родились в Мунвэле, не так ли? Вы когда-нибудь помогали украшать пещеру? Мы все еще украшаем ее цветочными панелями. Я лично считаю, что благодаря этому укрепляется мощь церкви…
— Я бы хотела, чтобы вы поближе познакомились с отцом О'Коннелом, — тихо сказала Гизел, словно не хотела быть услышанной отцом. — Вы ведь не становитесь моложе.
На улице Грейг сказал:
— Мне почти понравился этот священник. По крайней мере, он не верит в то, что можно что-либо навязать насильно.
— Может, он и должен поступать так, — заметил Бенедикт. — Нет ничего плохого в том, чтобы быть агрессивным во имя Господа. Он потерял большинство своих прихожан, когда начал выступать с проповедями, направленными против ракетных баз, словно не мог понять, что именно страх перед ними возвращает людей к Господу, в лоно церкви. Сейчас они желают более сильного руководства. Так как база расположена в непосредственной близости от Мунвэла, то люди и не хотят ходить в церковь, и не желают слушать такие вещи, которые он говорит, выступая против ракет. Мне кажется, он мог бы вернуть город к Богу, если бы не был таким мягким. Именно в этом причина такого количества преступлений у нас сейчас, потому что люди не выступают в защиту чьих-либо прав, во имя какой-нибудь правды. И нет ничего удивительного, когда их священник, кажется, боится этого.
— Ты что, собираешься еще оказывать помощь в предотвращении преступлений, а? — сказал Грейг, почти уверовав в то, что Бенедикт искал какой-нибудь довод для оправдания преступлений. — А как же наше дело? Или ты от него откажешься и поменяешь название компании?
— Оно не стало бы и наполовину тем, что оно есть сейчас, без помощи Гизел, — ответил Бенедикт, поглаживая жену по голове. — Изменение имен, направления — это, конечно, обычное дело в бизнесе.
Нашел повод, подумал Грейг. Ладно, будет достаточно возможностей вернуться к этому разговору. Только теперь он начал чувствовать присутствие города. По пути следования все дома располагались по разным линиям, не совпадая друг с другом, это были участки Хай-стрит, не имевшие тротуаров и мостовых, одни только земельные обочины, из которых высовывались канализационные раструбы. Улицы вели вниз через городскую площадь, через ряды домов к сухой долине. Зрелище изогнутых снопов света от фонарей, сходившихся в наступающем тумане, заставило его почувствовать ностальгию и умиротворенность. «Я не должен быть слишком благодушным», — напомнил он сам себе, как только они пересекли площадь Мунвэла по направлению к отелю.
Отель достраивали, увеличивая число этажей, в различные периоды истории; самые маленькие комнатушки находились под крутой крышей. В ресторане было предостаточно места, чтобы обслужить всех клиентов, даже в то время, когда все номера бывали заняты, но всякий раз, когда они попадали сюда, Грейг никогда не заказывал стол. Возможно, он должен был это делать — ведь каждому предоставлялся стол в этом помещении, собранном из высоких блоков, с полированным полом для танцев.
— Никогда мне не было так хорошо, — сказал Бенедикт. Для него это было сильно сказано.
Возможно люди, многим из которых было под пятьдесят, были туристами, потому что они, казалось, все хорошо знали друг друга. Уайльды и Эддингсы нашли места за соседними столиками, но только стоило им занять свои места, как парочки за другими столами поднялись и стали пробираться к выходу. Через минуту ресторан опустел, и остались лишь отголоски разговоров, скомканные платки, использованные чашки и тарелки.
— Хорошо, мы заказываем вино, — сказал Грейг официанту, который пришел, чтобы убрать со стола то, что оставили предыдущие клиенты. — А то вы так ничего и не продадите сегодня вечером.
К тому времени, когда официантка почтенного возраста принесла им закуски, он и Вера уже успели выпить большую часть вина и заказать другую бутылку, несмотря на неодобрительные взгляды, которые бросал на них Бенедикт. После того, как Грейг разрезал своих цыплят по-киевски, он вновь подумал о Гизел и о ее первом вечернем платье.
— Помнишь, когда мы в первый раз обедали в Шеффилд-таун-холле? Ты тогда заказала цыплят по- киевски. Ты не могла понять, что они положили внутрь чесночного масла, и сказала, что это похоже на корабль в бутылке.
— Я действительно так сказала?! — улыбнулась Гизел.
— Гизел, ты, должно быть, многое помнишь из своего детства, — заметил Бенедикт.
— Я этому рада, — произнесла Вера, подмигнув Бенедикту, хотя его бесцветный голос был совершенно нейтральным. — Или я, по-твоему, не должна радоваться этому?
— Хорошо, хорошо, — сдался Бенедикт, и тут в разговор вмешалась Гизел:
— Только то, о чем мне доводилось говорить Бенедикту, — как ты и папа обычно одевались дома.
— Ты хочешь наверно сказать, как мы обычно не одевались дома, — поправил Грейг, облизав языком губы.
— Я знаю, что вы всегда старались выглядеть модно, даже экстравагантно, опережать время, но я думаю, ты не будешь возражать против того, что я скажу сейчас, не правда ли? Мне никогда не нравилось то, что ты разгуливала по дому в таком виде. Я довольна, что это наконец вышло из моды. Вспомни, что как раз на следующий день Бенедикту пришлось стучаться в чью-то дверь и просить их надеть хоть что-то из одежды на их маленького мальчика, который в это время играл в его саду.
— Они отнеслись ко мне тогда не по-христиански, — добавил Бенедикт. Вера поставила на стол стакан, который так и не донесла до губ.
— Ну, а что тебе еще не нравилось, когда ты была маленькой, Гизел? Разреши нам дослушать все до конца.
— Мамочка, я совсем не хотела обидеть тебя. Я вообще не стала бы ничего говорить, если бы знала, что ты все воспримешь таким образом.
— Нет, пожалуйста, — сказала Вера, отдернув руку, когда Гизел попыталась дотронуться до нее. — Я предпочла бы все узнать об этом.
— Только пустяки. Я знаю, что ты не удерживала меня от религиозной деятельности в школе, но мне всегда казалось, что и папочка желал этого. Ну а я хотела, чтобы ты разрешила мне посещать воскресную школу, но думала, что если попрошу тебя об этом, ты подумаешь, что я считаю тебя недостаточно хорошей матерью. Но я никогда так не считала, надеюсь, ты не сомневаешься в этом.
— Я догадываюсь, что ты думала так, хотя и не говорила этого.
— О, мамочка, пожалуйста, — закричала Гизел, повысив голос до такой степени, что он прокатился по всему ресторану и заставил официанта выглянуть из кухонных дверей. — Скажи же, что ты не обиделась. Я всегда боялась, что мы испортим наши отношения такими разговорами.
