Все, братец, мельтешим, все ищем в 'Литгазете' Не то чтоб похвалы, а все ж и похвалы! Но исподволь уже отцами стали дети, И юный внук стихи строчит из-под полы. Их надобно признать. И надо потесниться. Пора умерить пыл и прикусить язык. Пускай лукавый лавр примерит ученица И, дурней веселя, гарцует ученик. Забудь, что знаешь все! Иному поколенью Дано себя познать и тратить свой запал. А мы уже прошли сквозь белое каленье, Теперь пора остыть и обрести закал. Довольно нам ходить отсюда и досюда! А сбиться! А прервать на полуслове речь! Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга, Чтоб сильных пожалеть, а слабых уберечь. Теперь пора узнать о тучах и озерах, О рощах, где полно тяжеловесных крон, А также о душе, что чует вещий шорох, И ветер для нее — дыхание времен. Теперь пора узнать про облака и тучи, Про их могучий лет неведомо куда, Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче, В заботах своего бессонного труда. А что есть труд души, мой милый стихотворец? Не легковесный пар и не бесплотный дым. Я бы сравнил его с работою затворниц, Которым суждено не покидать твердынь. Зато, когда в садах слетает лист кленовый, Чей светлый силуэт похож; на древний храм, В тумане различим волненье жизни новой, Движенье кораблей, перемещенье хмар. И ночью, обратись лицом к звездам вселенной, Без страха пустоту увидим над собой, Где, заполняя слух бессонницы блаженной, Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.
СТАНСЫ
Начнем с подражанья. И это Неплохо, когда образец — Судьба коренного поэта, Приявшего славный венец. Терновый, а может, лавровый — Не в этом, пожалуй что, суть. Пойдем за старухой суровой, Открывшей торжественный путь. И, сами почти уже старцы, За нею на путь становясь, Напишем суровые стансы Совсем безо всяких прикрас. В тех стансах, где каждое слово Для нас замесила она, Не надо хорошего слога И рифма пусть будет бедна. Зато не с налету, не сдуру, Не с маху и не на фу-фу, А трижды сквозь душу и шкуру Протаскивать будем строфу. Великая дань подражанью! Нужна путеводная нить!