Палецкис выиграл суд в Вильнюсе, в котором было сказано, что советские солдаты не стреляли в литовцев. Оказались поломаны жизни людей, которые сидели в тюрьме по этому обвинению. Было запрещено это отрицать так же, как отрицать геноцид. И вдруг суд признает: «Да, действительно, стреляли снайперы». Снайперы стреляли с крыш и по армии, и по толпе. И я всё время живу в предощущении того, что это может повториться. Я прямо об этом сказал на «Историческом процессе», на следующий день повторил Жириновский. Мы присутствуем при ситуации, когда всё простроено. Вся эта оранжевая структура простроена полностью. И в сущности им тоже отступать некуда. Им нужно победить, им нужно подтвердить бренд, им нужно подтвердить, что они могут делать свои оранжевые революции везде, в том числе и у нас. И это было понятно как минимум с того времени, когда выходили люди из зала. И уже было совершенно точно понятно, когда в Хельсинки Касьянов создал круглый стол. Он создал его до выборов. И там уже было сказано, что Лия Ахеджакова и Сатаров создадут круглый стол, которому Путин передаст власть. Но там же, если вы внимательно читали эту его «историческую» статью в «Ведомостях», американской, по сути, газете, было сказано, что в круглый стол входит не только Лия Ахеджакова, он сам и Георгий Сатаров, там есть и представители власти, которые сейчас будут анонимные, но «страна узнает своих героев». Это было сказано прямо. О таких вещах говорят люди, которые абсолютно уверены в себе. Они понимали, что всё сделано! И когда началась эта оранжевая революция, когда возник первый митинг на Болотной, представители нашей элиты впали в панику. Молодые ребята, которых безумно обеспечивала власть, казавшиеся такими «мачо», встречались со мной и спрашивали: «Ну, что? (дальше было грубее) Абзац? Да, абзац? Совсем абзац?» Я говорю: «Да, что! Это начало борьбы!» «Да какая борьба?!!» Человек бился в стену головой и говорил: «Абзац! Абзац! Абзац!» Слом был полный, потому что люди знали, что это не тридцать тысяч людей вышли быть недовольными по поводу нечестных выборов, а это огромное государство объявило войну своей колонии и оно эту войну намерено выиграть — и всё!
Тогда же, когда Касьянов создал свой круглый стол, я предложил своим друзьям и знакомым создать Антиоранжевый общественный комитет по той же схеме. Есть мы, входящие в этот комитет, и мы как бы говорим и будем говорить о том, что мы в него входим, но есть люди из бизнеса и других структур, которые в него входят, но мы их не называем, по разным причинам. Отчасти потому, что мы — оппозиционная структура, для части бизнеса крупные контакты с оппозицией — это компромат, особенно если это связано с определенными отраслями промышленности, не сырьевыми. Отчасти у кого-то что-то заграницей и люди побаиваются, а отчасти очень многие из тех, с кем я тогда разговаривал, безумно ждали, что все ответы и отпор, и всё, что угодно, даст Путин. И зачем, собственно, нужен Кургинян? Они хотели поддержать Путина. Прошло время, они увидели, что никакого отпора нет, а я сжигаю ленточку и стоит четыре тысячи людей. Они стали прибегать активнее. Я их воспитывал и объяснял, что будет, если мы не положим этому конец. Наконец, две недели назад они пришли ко мне и сказали: «Всё, время пришло, 4-го надо дать бой, если его не дать — ничего не будет. Вы нас „лечили“, как они говорят, на протяжении нескольких месяцев, мы созрели, мы готовы». Тогда я дал согласие на митинг 4-го (февраля), потому что я понимал, что возможно 23-го, если мы не выиграем 4-е, будет поздно. Кровь может пролиться уже завтра. Дай бог, чтобы этого не случилось, но это высоко вероятно. И я сейчас объясню, почему. Оранжевые при нашей помощи, в том смысле, что мы всё время раскрывали, что они собой представляют, прошли очень быстрый путь от всеобщего восхищения к ярости. Мне звонят люди, очень крупные, совсем либеральные и относящиеся к крупному бизнесу в высоких технологиях, и говорят: «Вы показали главное, что это пошлые, мелкие и очень опасные люди». Человек держит паузу, а потом повторяет: «Повторяю — это пошлые, мелкие и очень опасные люди». Это говорит либерал. Т. е. антиоранжевая волна возникла, антиоранжевый запрос возник, и когда мне сказали, что это должен быть широкий митинг, который охватит всех. На митинге будет выступать Дугин. Много лет я никогда не участвовал в совместных мероприятиях, в которых есть Дугин. Когда мне сказали, что Дугин характеризует определенный фронт, сегмент общего антиоранжевого процесса и Вы, конечно, откажитесь и мы его вычеркнем, я сказал: «Почему? А почему его надо вычеркивать? Здесь неважно у кого какая идеология. Здесь важно только то, готовы ли люди дать отпор оранжевым». И ещё важно, чтобы на сцене не было прямых представителей власти. Это митинг широких сил, оппозиционных, которые хотят сказать оранжевым «нет!». И это митинг в гигантском диапазоне. Не митинг «Сути времени», который будет 23-го, а митинг в колоссальном диапазоне. Казаки, десантники, афганцы и другие. 25–30 людей я собрал в этот антиоранжевый комитет. Они разошлись. А ребята они бойкие, шустрые и очень влиятельные. И когда теперь мне говорят, что из Люберец кто-то гонит автобусы и это власть, я говорю: «Вы знаете, в Люберцах кроме власти есть и другие, которые могут пригнать автобусы и народ собрать». Там ситуация более сложная. Я совершенно не знаю, кого они при этом возбудили. Я убежден, что они возбудили каких-нибудь администраторов. И вообще, если они в итоге всё это так навозбуждали, то до каких-нибудь сердец достучались. Я только знаю, что до сих пор я настойчиво приглашаю на завтрашний день Зюганова и у меня нет 100 %-ой гарантии, что он не придет.
Теперь я спрашиваю: «А если он придет, все тоже скажут, что это митинг за власть и т. д.?» Нет ни одного лозунга за власть. Нет ни одного человека, который готов говорить за власть. Никто за власть не говорит. Говорят, что какие-то люди кому-то что-то приказывают, кого-то сгоняют. Это два сорта людей. Безусловно, это есть. Это люди, которых возбудили мои знакомые или знакомые моих знакомых, или знакомые моих знакомых моих знакомых… Это такие волны. Когда ты кидаешь гранату в снег и идет лавина, то там уже не понимаешь, какие элементы, кого ты сдвинул. Хозяева предприятий, какие-нибудь администраторы и ещё неизвестно кто. Это люди, которые привыкли любой процесс… вот им внушили, что Родина в опасности, вообще, внушили что угодно, у них дальше… Остап Бендер знал один ход е2-е4. Они нажимают коммутатор и говорят: «Значит так, вперед — и всё!» Они — без разговоров. Люди жалуются, они справедливо этим возмущены. Я уже трижды обратился по телевидению и сказал: «Если вас на это сгоняют, если вам ещё что-то обещают или угрожают, не идите, это всё ерунда! Пусть придут граждане, которые понимают оранжевую опасность!» Но я хочу сказать другое. На протяжении последних дней двадцать моих сотрудников ближайших по 19 часов в день собирают звонки от общественных организаций. Ко мне в двери рвутся люди. Охрана говорит: «Что делать? Сдерживать или нет?» Которые говорят, что их туда не пускают, а они хотят и они не нацисты, и это неправда, когда говорят, что они нацисты, это клевета. Это клевета, что они боевики, а они хотят. Я уже запутался, сколько их — двести, триста или четыреста. Приезжают десантники, говорят, что какие-то суки от нашего имени идут на оранжевое, мы все придем. Поповских говорит: «Меня власть гнобила и гнобит, но если мне доказали, что действительно Россия в опасности и она будет распадаться, то я приду и скажу сволочам, что мы Россию не отдадим». Я убежден при этом, что в этом участвует власть, убежден. Потому что когда это возбуждение началось и эти колеса начали вращаться, то к этому начали присоединяться все. А когда поняли, что это будет круто, то кроме всего прочего испугались! И испугались не столько идеологии, сколько последствий. Много людей, крутой склон, неизвестно что будет. Но я же знаю, кто это начинал. Я эти двадцать пять имен сохраню в своём сердце и когда-нибудь «страна узнает своих героев». А кого потом эта цепная реакция задевала — это вопрос второй. Мы туда бросили эту гранату. А как мы могли её не бросить, если вопрос этого дня стоит просто: уравновесить эти две чаши весов. Уравновесить! Пусть будет там и пусть видят, сволочи, что есть здесь! Что есть другое, что вся сила — не у них. Вот уравновесить сейчас. Одна организация «Суть времени», дай бог, сумеет сделать к 23-му февраля. Мы сейчас об этом поговорим. Тогда она может выдержать чистую линию и сделать всё, что надо. Но она это может сделать только тогда, 23-го февраля. А 4-го что делать? Смотреть, как эти люди будут гулять по площадям? Что делать? Фыркать на то, что ты не любишь Дугина? Или что левые не хотят объединяться с хоругвеносцами, с православными? Что делать? Бороться надо сейчас, потом будет поздно. Надо давать отпор! Надо собирать широкие коалиции. И линия проходит просто: между оранжевыми, которые реально обладают определенными чертами, которые я сейчас опишу, и всеми остальными, как бы далеки они от нас не были.
Потом соберёмся идеологически однородной средой, и проведём чистую линию. Выдвинем свои требования и всё скажем. Сейчас нужно другое. Докладываю, что вплоть до сегодняшнего дня каждый день идёт борьба за приход Зюганова. Никаких «рогаток» на пути к приходу Зюганова нет. Это его воля — приходить или не приходить. Я уже не знаю что они будут говорить, если он придёт. Как Сванидзе запутался в том, в какие страны я больше езжу, и каким негодяем я являюсь конкретно, также будет понятно, какая же путаница в момент, когда Зюганов выступит на сцене. Никакого запрета на его выступление, никаких препятствий: только желание его принять. Борьба идёт чудовищная внутри партии. Зюганов раз за разом отмежёвывается от оранжевых, но есть силы, которые всё возвращают в исходное
