— Здравствуйте, Тим, здравствуйте, господин Кургинян. У меня есть коротко мнение и вопрос. Мнение такое, что на самом деле на Украине победа оранжевых сил ни к чему хорошему не привела. То есть, в финансовый кризис они оказались в ситуации, когда Президент с Премьером дрались и у них было много противоречий. Это ничего хорошего Украине не принесло в итоге. Как в отношениях с Россией, так и в отношениях с Западом. И вопрос такой. То, что у господина Кургиняна есть критика в адрес оранжевых сил в России, это мы знаем. А какая у Вас есть критика для существующих властей? Спасибо.
[Кургинян]
Во-первых, насчет оранжевой ситуации на Украине и у нас. Вы знаете, Тимур, есть один очень важный вопрос, который меня мучает все время, и у меня на него нет окончательного ответа. Понимаете, даже на оранжевых <митингах> у Украины, ну, что там было ядром митинга, его стержнем? Это была Западная Украина, вот эти бандеровцы, греко-католики, западенцы. У них же есть свой идеал Украины, у них есть мечта о Незалежной, у них есть какой-то образ прекрасной Украины. Он мне совершенно чужд, я его считаю крайне опасным и кровавым. Но он есть. Вот здесь, у того меньшинства (а ведь сами они говорят, что они как бы малый народ против большого), которое выходило на оранжевые митинги здесь, я вообще не ощутил образа мечты о России. Ни любви к России, ни мечты о России, ни мессиджа народу. Госпожа Собчак сказала, что у нас «норковая» революция. А где же народ? Понимаете? В этом смысле мне показалось, что оранжевая революция пропитана таким социальным высокомерием и такой безлюбостью по отношению к стране, что мне просто стало страшно — вдруг оказалось, что это еще хуже, чем на Украине. Во-вторых, ясно совершенно, что когда госпожа Чирикова идет в американское посольство и говорит, что она идет туда для того, чтобы работали законы России, то можно ли сказать, что надо ходить в посольство России, чтобы заработали законы Соединенных Штатов? Так же нельзя сказать, да?! Значит, сразу возникает вот это вот ощущение «на коленях», ощущение какой-то колониальной зависимости, ощущение того, что говорил Грибоедов…
[Кирби]
Почему? Почему США могут уговаривать всех? Например, Польша. При коммунизме все в Польше чувствовали себя как рабы. В стране там чужие солдаты, все учатся говорить на чужом языке в школе. Коммунизм закончился — там чужие солдаты, надо говорить на чужом языке. Ничего не изменилось, но они чувствуют себя ТАК лучше. Почему это так?
[Кургинян]
Ну, во-первых, наверное, не все. А во-вторых — ну что ж! Как странно оказалось. Они кричали: «Мы не хотим лизать русский сапог!» — потом начали лизать американский ботинок. Но Россия не хочет лизать сапог никакого иноземца. Это надо твердо понять. В России, как только вот это вот… Грибоедов говорил: «Чтоб истребил Господь бесплодный этот дух тупого, рабского, слепого подражанья». Вот как только начнется вот это ползанье на брюхе перед любым иноземцем, в России возникнет мощная волна непринятия. Гражданская волна, национальная волна, левая и патриотическая сразу. Мы подняли именно ее. Никакого отношения к власти и Путину это не имеет. Теперь про Путина. Я снова говорю, что я не принимаю всего. Я не принимаю военную реформу Сердюкова, я не принимаю того, что творит Голикова, я не принимаю того, что происходит с Фурсенко, я не принимаю все эти либеральные фокусы с ювенальной юстицией, я не принимаю Катыни, я не принимаю массу вещей. Но самое главное, чего я не принимаю, что для меня является абсолютно неприемлемым именно в силу нереализуемости, — это идея вхождения в Европу, идея того, что Россия как бы превратится в часть европейского пространства. Россия может быть либо сверхдержавой, либо ничем. Так УСТРОЕНА Россия!
[Кирби]
И так и люди хотят, как я заметил, что в России мы хотим или золота, или не играть.
[Кургинян]
Или не играть. Да. Вот, Россия — кроме всего прочего Вы должны понять еще одно — Россия очень антибуржуазная страна. В России нет ничего того, что создавало буржуазный уклад. То, что устроили в России за последние 20 лет, это вообще не имеет никакого отношения к буржуазии.
[Кирби]
Но теперь очень много людей только хотят айфоны, вещи, <считают, что> все на Западе лучше, потому что там большие дома и большие машины.
[Кургинян]
Русские пародируют это, русские это пародируют. Русские пародируют это. Вот, они когда взяли этот буржуазный уклад, они начали его пародировать. Это происходит на бессознательном уровне.
[Кирби]
Да. И они возвращаются в Россию.
[Кургинян]
И я думаю, что если любого русского чуть-чуть поковырять, то сразу вот этот мессианский внутренний дух, дух альтернативы глобальной, дух ИНОГО пути, дух того, что русские куда-то ВЕДУТ мир, вот этот мессианский дух, дух Третьего Рима, унаследованный большевиками и тем, что мы предлагаем в качестве третьего этапа сверхмодерна. Этот дух есть в каждом. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что это такая потребительская маска на большинстве тел. Это такой легкий слой, пыль, так сказать. А за ним живое тело, которое абсолютно не изменилось за 20 лет. Выросло новое поколение. Это поколение презирает это потребительство. Оно его называет «потреблятсво», если Вы знаете, и так далее. То есть, есть уже абсолютно другая молодёжь, и эта молодёжь снова хочет жить мечтой. «Мы не алчем, а любим, надеемся, верим». Она хочет жить высоким идеалом, любовью, мечтою и надеждой, а не потреблением, она это отвергает. Новое поколение посылает «Пепси» на 3 буквы.
[Кирби]
Как вы будете уговаривать эту молодёжь, новую, быть такими коммунистами, которые будут не играть в X-box каждый день, не обращать всё внимание на волосы, а работать руками? А как это? Или это уже поздно?
[Кургинян]
Нет, это не поздно. Я считаю, что молодёжь просыпается, что вообще Россия просыпается, что она как-то собиралась умереть в этом псевдо-буржуазном сне, но так как-то её удалось разбудить, она оглянулась, и спрашивает: «А что такое со мной вообще-то? Что происходит? Почему это мне внушили такой комплекс неполноценности? Почему это так оскорбили моё советское прошлое? Почему меня лишили возможности жить в соответствии с моим представлением о благе?» И когда это благо, счастье, этот высокий духовный климат, идеал, и ощущение ВЕЛИКОЙ страны, ВЕЛИКОГО общего дела будет снова дано русским, все эти потребительские машинки рухнут, тем более, что давно пора обрушить их, прошу прощения, во всём мире.
[Кирби]
Есть у нас вопрос из Свердловской области. Кристиан пишет: «Вы хотите глобальных изменений. Скажите, что именно вас не устраивает в современном мироустройстве?»
[Кургинян]
Меня не устраивает то, что модерн закончился. Закончилось «модернити», как говорят, пятисотлетний цикл. Все принципы этих циклов, все говорят «Crysis of state» — кризис национального государства, кризис нации как формы общности, кризис буржуазной экономики (модерн — это буржуазия), кризис модели развития, основанной на классическом линейном прогрессе и гуманизме, кризис, связанный с иррациональной наукой, которая уже сама заканчивается. Масса этих кризисов: кризис финансов — не может больше быть модели, в которой деривативы будут исчисляться секстиллионами долларов, это гигантская подушка виртуала, гора виртуала на маленьком-маленьком фундаменте реальных денег. Всё это кончается. Кончается буржуазный этап, кончается парадигма в 500 лет, и Россия оказывается сейчас держателем альтернативных моделей развития. Весь мир раньше шёл по пути модерна, это был гордый конь, он скакал, и все на нём скакали, и говорили: «Зачем это русские едут на кривой козе куда-то вперёд? Что это за коза?» Теперь конь упал. Я всё шучу: «Куда ты скачешь, гордый конь, и где отбросил ты копыта?» Он отбросил копыта и лежит, этот конь модерна. И вдруг оказывается, что единственное средство передвижения — это русская кривая коза! И русским говорят: «Вы её забудьте, её нет, её не надо!» Русские говорят: «Как? На ней-то можно ехать, а на других-то средствах вообще некуда ехать!» Русские сей час становятся чуть ли не монополистами альтернативных идей развития, они на историософском, глобально-
