видел себя, готовящегося незаметно стащить универсальный ключ Любена, отпирающий любую клетку. При этом воспоминании Сильвен ощутил настоящую гордость за себя, которая приятно согрела душу. Он чувствовал, что буквально растворяется в собственном прошлом.
Много ли на свете таких детей, которые могут проникнуть ночью в зоопарк и открыть там любую клетку? Много ли подобных юных авантюристов знал зоопарк при парижском Музее естественной истории, основанный в 1794 году, за всю историю своего существования?
О, разумеется, Сильвен и Габриэлла были слишком осторожны для того, чтобы заходить в клетки тигров, волков или медведей! Но ведь были еще птичий вольер, загон с оленями, фазаний двор, «дом хищных птиц» и конечно же обезьянник, — всего этого им вполне хватало для счастья.
В памяти Сильвена словно прокручивались кадры фильма. Ночь. Он и Габриэлла стоят перед обезьянником. Несмотря на темноту, Сильвен с легкостью открывает клетку белых обезьян. После секундного колебания дети входят внутрь. К их огромной радости, обезьяны не разбегаются, лишь немного перемещаются, освобождая для гостей почетные места — пенек для Габриэллы, автомобильную шину для Сильвена. Когда дети садятся, обезьяны собираются вокруг них. Сильвен и Габриэлла говорят с ними — рассказывают о своей жизни, своих мечтах, своих снах, — как будто на посиделках у родственников…
— Габриэлла… — прошептал Сильвен, оказавшись в центре лужайки.
Печаль озарила его воспоминания. Каждый миллиметр сада был живой декорацией, на фоне которой прошла самая счастливая пора его жизни.
— Габриэлла, так ты совсем забыла про этот сад?..
Подумав об этом, он ощутил ком в горле.
Он вдруг осознал: по мере того как он пересекает лужайку, направляясь в сторону зоопарка, ему все сильнее чудится идущий оттуда неслышный зов. Даже скорее приказ! Немое повеление, которому он не может — или не хочет? — противостоять.
— Ну а почему бы и нет, в конце концов? — вслух произнес Сильвен, рассекая густые заросли анютиных глазок, словно спортсмен на соревнованиях по бегу с препятствиями.
Затем он оказался в Альпийском садике — удивительном природном анклаве, где ученые-ботаники воссоздали климатические условия разных уголков планеты. Словно переходя реку вброд по выступающим из воды камням, Сильвен обошел весь земной шар, сделав несколько шагов; при этом он машинально произносил про себя, как в детской считалке: «Фудзияма, Гималаи, Севанны, Пиренеи, Предальпы, Балканы, Аризона…»
Под ногами профессора как будто переворачивались страницы географического атласа. Мох, лишайник, голые скалы с искусственными расселинами… С каждым очередным шагом он оказывался в новой стране, как мифический гигант, обегающий землю.
Но Альпийский садик не был планетой, и путешествие закончилось у каменной стены.
Сильвен глубоко вздохнул и прижал к ней обе ладони.
По ту сторону стены был мир животных, который жил своей отдельной жизнью.
Профессор вполне мог обогнуть это препятствие и перепрыгнуть через турникет на входе. Но такой путь показался ему слишком легким, недостойным его детских воспоминаний.
«Такое место не заслуживает, чтобы я входил в него как заяц в метро!» — думал он, цепляясь за выступы грубых шероховатых камней.
Он снова вспомнил о Габриэлле: она обожала проникать в сад именно этим путем. Обычно она перелезала через стену первой, а Сильвен подстраховывал ее снизу.
И вот перед ним появился зоопарк.
— Мой дом, — прошептал он, спрыгнув по ту сторону стены, возле ряда клеток с хищниками.
Копы не могут в это поверить! Они оглядывают комнату выпученными глазами. Даже комиссар Паразиа ошеломлен.
Я начинаю лекцию:
— Принцип простой. В «Замке королевы Бланш» одиннадцать квартир. На каждую — по два экрана.
Один из копов подходит ближе к мониторам и смотрит на них так благоговейно, как будто перед ним — коллекционные гоночные автомобили.
— Такие же, как в министерстве!..
Я не могу удержаться, чтобы не похвастаться:
— Да, так и есть. Модель SONY V-GX 438 еще не поступила в продажу в Европе, но уже используется в системе видеонаблюдения наиболее важных правительственных зданий. Это истинное чудо технологии HD.
Я беру пульт, включаю один из мониторов и постепенно увеличиваю изображение. Мы видим пустую гостиную, потом журнальный столик, коробок спичек на нем…
— Эту систему изобрели по заказу NASA, — прибавляю я.
Полицейские застывают на месте.
— Охренеть!.. — наконец произносит один.
Я улыбаюсь, наслаждаясь произведенным эффектом. Я почти забываю, зачем они здесь.
Точно так же реагируют мои друзья, когда я привожу их сюда — хотя такое случается нечасто: это святилище заслуживает почтения! Я наслаждаюсь, видя на лицах копов изумление и недоверчивость.
— Так приятно погружаться в жизнь других людей… — признаюсь я и указываю на первый экран. — Вот месье Уэрво. Заканчивает один из своих кроссвордов… Потом он встанет с кресла, снимет халат, сменит пижаму, которую носил уже три дня, и ляжет спать. Перед сном он с четверть часа будет смотреть на фотографию жены. Иногда он даже плачет…
Произнося эти фразы нарочито равнодушным тоном, я наблюдаю за реакцией пяти мужчин и чувствую, что они приходят все в большее замешательство.
Второй экран.
— Это мадемуазель Гарнье. Она учительница музыки в консерватории Тринадцатого округа. Каждый вечер она слушает одну и ту же запись — свою игру, которую однажды передавали по радио, еще в семидесятые. И всегда аплодирует в конце. А потом убирает кассету в футляр, отделанный изнутри красным бархатом.
Один коп наклоняется почти вплотную к соседнему экрану, словно не верит своим глазам.
— А здесь у нас… Иван и Бернар.
Полицейские с каждой минутой выглядят все более смущенными. Вид двух стариков семидесяти лет с лишним, голых (если не считать кухонных фартуков), сидящих за столом и готовящихся приступить к трапезе — яйца всмятку, — повергает их в шок.
— Это невероятно! Они… как будто нарочно это делают!..
Тут я выдаю свою коронную фразу, которая неизбежно должна прозвучать в ходе любой подобной беседы:
— Если бы вы знали, до какой степени люди нуждаются в том, чтобы за ними наблюдали!.. Те, кто смотрит на них — я, вы, мы с вами, — заставляют их существовать. С персонажами в обычном телевизоре дело обстоит, в сущности, точно так же…
Полицейские вздрагивают: оба старика в этот момент одновременно поворачиваются и смотрят в объектив. Потом подмигивают и приветственно поднимают свои овальные чашечки для яиц, словно кубки.
— Но они… как будто знают, что мы их сейчас видим!
— Конечно знают, — отвечаю я таким тоном, как будто речь идет о чем-то само собой разумеющемся.
Полицейские пораженно молчат. Я продолжаю:
— К вашему сведению: я ничего этого не устанавливала. До того как мои родители купили «Замок королевы Бланш», тут была психиатрическая лечебница. Я только отремонтировала оборудование. Моим родителям наплевать: их почти никогда нет дома…
