она на двадцать втором этаже, в одной из самых высоких точек Парижа…»
— Нужно идти в убежище, месье, — настаивал полицейский.
— Да они уже все переполнены, ваши убежища! Могу вам точно сказать: в лагере на юге Парижа нет ни одной лишней раскладушки, ни одного одеяла! Поэтому никто туда больше и не идет, все остаются здесь!
Переполненные улицы; перегороженные брошенными машинами шоссе; растерянные городские жители и почти столь же растерянные полицейские; обломки и осколки, усыпавшие все вокруг; дирижабли, бороздящие парижское небо в сопровождении вертолетов, — среди всей этой апокалипсической атмосферы Сильвен и Тринитэ наконец достигли «Замка королевы Бланш».
— У нас свой собственный электрогенератор, и он будет работать еще какое-то время после того, как весь Париж погрузится во тьму, — сообщила Тринитэ, усаживаясь в лиловое кожаное вращающееся кресло.
Сильвен был поражен ее самообладанием не меньше, чем окружающей обстановкой. Он в немом изумлении наблюдал, как ловко эта школьница управляется с таким огромным количеством техники. Одних мониторов — десятка полтора!..
«Что же это за родители, так любезно снабдившие свою дочь всем необходимым для того, чтобы сделаться завзятой вуайеристкой?!» — думал он.
Окружающая атмосфера ничем не пробиваемого спокойствия угнетала его едва ли не сильнее, чем всеобщая паника на улицах. Глядя в окно, он видел лишь густую крону росшего во дворе каштана. Единственное напоминание о внешнем мире…
— Париж может погибнуть, вся Франция — исчезнуть, а мы тут ничего не узнаем, — пробормотал он, тоже опускаясь в большое кожаное кресло под воздействием накопившейся усталости.
Тринитэ, напротив, буквально фонтанировала энергией.
Вдруг послышался писк стоящего под одним из столов факса, и девочка, опустившись на колени, вытащила оттуда листок с сообщением. Прочитав его, она состроила гримасу.
— Что там? — спросил Сильвен.
— Вам, кажется, интересно, что представляют собой мои родители? — вместо ответа спросила Тринитэ. — Вот, прочтите.
Сильвен взял листок и быстро пробежал глазами послание:
«Дорогая, мы прибыли в Сидней. Здесь прекрасная погода.
Персонал отеля сообщил нам о наводнении в Париже, а подробности мы увидели по каналу CNN. Очень просим тебя быть крайне осторожной! Отец недавно пополнил твой счет в банке. Мы будем дома через десять дней. Обнимаем тебя и целуем.
Сильвен в смущении вернул ей листок.
— Кажется, они не слишком беспокоятся о тебе… — пробормотал он.
Тринитэ пожала плечами:
— За много лет я привыкла обходиться без них…
Она резким жестом смяла факс и швырнула его в специальную корзину для бумаг, которая после нажатия кнопки измельчила его в клочья. Несколько секунд Тринитэ смотрела на результат с кровожадным удовлетворением, потом схватила огромный телевизионный пульт.
— Лучше посмотрим, что тут у нас происходило в последние сутки, — объявила она.
Сильвен, пораженный, наблюдал, как один за другим вспыхивают экраны мониторов, словно гигантские иллюминаторы. И вот на ускоренной перемотке, без звука, как в самых первых немых фильмах, он начал смотреть одновременно множество фильмов — суточную хронику происшествий в «Замке королевы Бланш».
Поначалу смущенный, он, однако, быстро увлекся этим необычным «реалити-шоу». Нет ничего более завораживающего, чем повседневная жизнь других людей, особенно когда они думают, что никто их не видит.
К тому же энтузиазм Тринитэ оказался заразителен. Теперь она уже не казалась несчастным брошенным подростком. С того момента, как вспыхнули экраны, она снова обрела уверенность, стала действовать методично и быстро. Словно хозяйка салона, знакомящая новоприбывшего гостя с остальными, специально для Сильвена она начала пояснять:
— Слева направо: месье Уэрво, мадемуазель Гарнье, Иван и Бернар, Жан и Надя Шовье…
— Подожди-подожди, — перебил девочку Сильвен, у которого голова шла кругом от этого перечисления. — Шовье… Это та самая пара, у которой похитили ребенка?
Но вместо ответа Тринитэ предостерегающе подняла вверх руку, требуя тишины.
— Так… эта запись сделана вчера около шести вечера… я в это время следила за вашей матерью в Ботаническом саду, — прошептала она, словно производя в уме какой-то рассчет.
Жан и Надя сидели в гостиной.
В этот момент к ним вошли три человека в плащах.
— Кто это? — спросил Сильвен.
— Копы, они все еще ведут расследование, — ответила Тринитэ, глядя на полицейских, явно выбитых из колеи последними событиями.
— Вот это комиссар Паразиа, — прибавила она, указывая на самого старшего из троих, который устало оглядывал комнату.
— Вы, конечно, уже знаете, что Протея Маркомира оправдали. Все указывает на то, что его самооговор был очередным рекламным трюком и на самом деле он не имеет к похищению детей никакого отношения.
— Да какое нам дело до этого психа? — нервно произносит Жан, поднимаясь и становясь рядом с Паразиа. — Мы хотим, чтобы нам вернули ребенка!
Явно удивленный тем, что собеседник выше него ростом, комиссар нехотя говорит:
— Не стану скрывать от вас, что в связи с недавними событиями практически вся полиция мобилизована на…
Он не успевает закончить фразу.
Из горла Нади вырывается стон, постепенно переходящий в вопль, от которого у окружающих, вероятно, трещат барабанные перепонки.
Это невыносимо.
Молодая женщина бьется на диване в истерическом припадке. Муж садится рядом с ней, гладит ее, пытается обнять, но она отбивается так, словно его прикосновения обжигают ей кожу.
«ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ОСТАВЬТЕ МЕНЯ ВСЕ В ПОКОЕ!»
Крик настолько громкий и пронзительный, что в динамиках слышится треск.
Не зная, что делать, Жан снова подходит к полицейским:
— Думаю, вам лучше уйти…
— Если мы выясним что-то новое, мы вам сообщим, месье Шовье…
Жан машинально кивает:
— Да-да, конечно…
Закрыв за полицейскими дверь, он прислоняется к стене. Его голова конвульсивно подергивается из стороны в сторону.
Губы беззвучно шевелятся, но по ним можно прочитать:
«Я так больше не могу, больше не могу…»
Надя поднимает голову и смотрит прямо в экран:
— Ты здесь, Тринитэ? Ты нас видишь? — И в отчаянии сжимается в комок, обхватив руками колени. — Если ты что-нибудь знаешь — помоги нам!..
Тринитэ и Сильвен долгое время не могли произнести ни слова. Они сидели в полном оцепенении,