почему меня так долго нет, и вышел к пропускному пункту.
– Скоро комендантский час, – просипел я. – Мне нужно на ту сторону, пожалуйста.
Свой собственный голос показался мне жалким и отвратительным.
– Вилли, сканер не взял его коробку, картинки нет! Но датчики не среагировали – значит, все нормально! – крикнул второй военный, дежуривший у монитора.
Вилли досадливо поморщился и снова повернулся ко мне:
– Что в коробке, крысеныш? Будем вскрывать?
Сейчас мне было плевать посылку – часы показывали '23:58'.
Он поднял коробку и поставил на стол, вынул нож из ножен, закрепленных на ноге. Плевать на коробку. Я встал на ноги и уже собирался пойти по направлению к рамке, как раздался голос Фрэя с той стороны:
– Это ингалятор для моего брата! Его нельзя вскрывать, там все стерильно!!
Если бы не вся эта ситуация, думаю, я бы оценил степень драматизма в его голосе. Но…
'23:59'
– Вилли, пусть валит, нам еще к проверке готовиться! – человек у монитора тоже начинал нервничать. Упырь недовольно причмокнул кровавыми губами, но снял коробку со стола и резким движением пихнул ее ко мне в руки, так что угол врезался в живот. На глазах выступили слезы. Не помня себя от радости, я подхватил свой проклятый груз и помчался ко второй рамке. На бегу споткнулся о ее невысокий порог и влетел на территорию резервации рыбкой, далеко вперед на вытянутых руках выставив ношу.
'00:00'
Над Стиксом прокатился протяжный гудок. Скрипнули механизмы, со стоном поползли железные двери, закрывающие проход, охранники заблокировали вертушки.
Я все еще лежал. Фрэй устало сел рядом со мной. Не знаю, чьи это были эмоции, его или мои, но я впервые за многие годы услышал свой собственный смех. Он вырывался из груди точно с таким же скрежетом, как только что работали механизмы, закрывающие ворота. Фрэй смеялся вместе со мной.
Из-за этого засранца, подрядившего меня на какую-то полукриминальную работу, я сейчас серьезно рисковал. И все же он искренне переживал за меня, за меня, а не за эту проклятую коробку – а в таком случае можно было простить многое.
Проводив забавных сестриц до пропускного пункта, я отправился в корейский переулок. Приготовленная незваными гостьями 'паста из топора' разожгла во мне аппетит, и сейчас настойчиво требовала продолжения банкета.
Корейский переулок, можно сказать, тоже был детищем Фрэя. Это он предложил корейской фирме по производству мобильных телефонов, искавшей для своего завода место поближе к рынку сбыта, выкупить за гроши здание в резервации. Дешевая рабочая сила делала себестоимость продукции едва ли не меньше, чем выходило бы в Корее или в Китае. Доставка до потребителя практически не требовалась. Единственной и самой существенной проблемой была безопасность, но ее Фрэй гарантировал. За определенную плату, конечно…
Корейцы согласились. И уже через несколько недель к ужасу военных сквозь пропускной пункт потекли грузовики с оборудованием. Каждый был тщательно досмотрен и не менее тщательно проклят. Завод запустили в считанные месяцы. Резервация получила дополнительные рабочие места и, казалось, вздохнула немного свободнее, отгоняя от себя самый древний и самый страшный кошмар – видение голода.
Рядом с заводом и выросло то поселение, которое все сейчас называют корейским переулком. Здесь обосновались менеджеры и техники, приехавшие, чтобы запустить производство – все, как на подбор, крепкие парни, владевшие какими-нибудь боевыми искусствами, а иногда и не одним. За год, проведенный в резервации, владельцы завода платили столько, сколько им никогда было не заработать в Корее. Этот квартал сильно отличался от остальных: кое-где можно было увидеть надписи на хангыле, купить в мелкой лавке на углу кимчи, соджу, а также еще с десяток неизвестных мне блюд и напитков – потому что за менеджерами и техниками сюда потянулись семьи, а иногда и совершенно посторонний странный народ. Здесь даже была корейская баня, хотя я так и не смог понять ее смысл.
Я был частым гостем в корейском переулке. Как-то так получилось, что Фрэю некогда было заниматься нуждами этих людей, и он сплавил все общение с ними на меня, хоть я и не самая подходящая кандидатура для переговоров. Но корейцы мне нравились: несмотря на то, что многие из них находились в резервации не один год, они коренным образом отличались от местных обитателей. Это невозможно объяснить словами, но уже достаточно того, что я проводил тут гораздо больше времени, чем мог себе раньше вообразить.
В маленькой забегаловке, которую местные называли чем-то вроде квакающего слова 'сагува' – что, судя по рисунку на вывеске, переводилось как 'яблоко' – меня встретило круглое улыбающееся лицо Ён А.
– Здравствуй, Инк. Ты сегодня рано, – она говорила с сильным акцентом, но от этого ее речь звучала мягко, темные глаза смотрели приветливо. Ей за тридцать, но, как и многие кореянки, она выглядела значительно моложе.
– Доброе утро, нуна.
– Джэджун еще не ушел на завод, сейчас спустится, – не спрашивая меня ни о чем, она по привычке выставляла тарелки и пиалки, наполненные корейскими закусками или, иногда как дань уважения, чем-то более европейским.
Ён А приехала в резервацию вслед за братом. На родине осталась большая семья, которую они должны были кормить. Резервация сама по себе небезопасна, а для женщины она небезопасна вдвойне, но кореянку, казалось, это нисколько не беспокоило. Каждому здесь она стала матерью, дочерью, сестрой, и каждый был готов за нее перегрызть глотку. Да что там…если, не дай Бог, что-то случится с Ён А, я первый возьмусь за оружие.
– Привет, давно тебя не было видно, – это спустился Джэджун.
– Доброе утро, хён.
В отличие от сестры, он говорил практически без акцента, только иногда вставляя в свою речь корейские слова. Но это скорее от желания их услышать, чем из-за того, что не может подобрать аналог на чужом языке. Кореец уселся напротив меня, лицо его на секунду заострилось и приобрело хищное выражение:
– Что у вас там происходит? – голос был обманчиво мягок и обволакивающ.
– Монаха убили. Я пришел сказать, чтобы вы были наготове.
– У Монаха был запад, мы жу находимся на территории Фрэя. Чего нам опасаться?
– То, что сдерживал Монах, без него может хлынуть к нам.
Глаза Джэджуна стали похожи на две щели, заполненные тьмой. И он, и я знали, что, в первую очередь, речь идет о китайцах.
– У нас с Фрэем договоренность…
– Я знаю, поэтому и говорю: будьте настороже, не пропустите момент, чтобы мы успели вам вовремя помочь.
– Арассо, – слово было очень похоже на 'хорошо' и, судя по всему, в данном случае несло то же смысловое значение. – Кумао.
– О чем вы тут шепчетесь? – Ён А поставила передо мной дымящуюся кружку с кофе. – Что-то случилось?
– А-ни, кэнчанаё. Инк всего лишь слишком сильно переживает за нас, нуним, – кореец развалился на стуле с видом полнейшей беспечности.
– Инк всегда слишком много переживает, поэтому так рано седеет, – она потрепала меня по давно не стриженым волосам, а затем снова повернулась к брату. – Я тебе уже говорила, не носить эти шмотки, они пугают людей. Ты похож на военного!
Джэджун осмотрел свою милитаристскую одежду цвета хаки, снабженную множеством металлических заклепок и кожаных ремешков:
– Аджума, вы ничего не понимаете в молодежной моде, – ухмылка была дерзкой.
