того места, где они стояли. Столб пара ударил вверх, пахнуло живительным едковатым озоном. Алена не ошиблась, это был именно лед. Но льды бывают разные. В прозрачной безобидной на вид поверхности могли таиться любые яды, всевозможнейшие гадости — даже не предугадаешь. И потому Иван сразу же прервал эксперимент. Расширил ноздри, пытаясь определить составляющие пара. Сюда бы его датчики с бота или хотя бы скафандра! И ещё, если это пространство замкнуто, то высвобождать сокрытое во льду ни в коем случае нельзя — их просто раздавит, они не вынесут давления вырвавшихся из кристаллического плена газов.
— Не век же нам тут торчать! — словно угадав его мысли, сказала Алена.
— Испытай на стене.
— Хорошо, — ответил Иван.
Он приблизился к хрустально-прозрачной, но невероятно толстой и оттого не пропускающей почти ни лучика света стене. Задрал голову — потолка не увидел. И только после этого луч, вырвавшийся из его орудия, впился в «хрусталь»…
Всё последующее произошло мгновенно.
— А-а-а!!! — оглушительно закричала Алена. Ивана сшибло с ног, и он чуть не выронил лучемёта. Толстенная струя чёрной и пенистой жидкости ударила в него, опрокидывая, переворачивая. Уже теряя ориентацию Иван успел ухватить женщину за руку. Небольшое помещение с «хрустальными» полами и стенами стремительно заполнялось чёрной жидкостью, Ивана с Аленой поднимало наверх — они держались на поверхности. Лишь тяжеленный меч тянул якорем вниз, но Иван выгребал Правой рукой, не выпуская из левой Алены. Теперь он держал её за талию. И она, как могла, на сколько хватало её слабых женских сил, помогала ему.
— Ты знаешь, — в запарке, не успевая осмысливать происходящее, прокричал Иван, — у меня такое ощущение, что прямо из фильтра мы попали на дно глубоченного колодца, сдуру пробили его тонкую, но достаточно прочную стену — колодец стал заполняться, нас поднимает, понимаешь, нас скоро поднимет!
— И мы выберемся из подземелья, да?! Алена задыхалась, отворачивалась от черных пенящихся гребней. Но казалось, в ней прибавилось сил.
— Не знаю! После фильтра мы вообще могли оказаться за тысячи миль от всех подземелий — это же фильтр-шлюз, понимаешь?
— Нет! Какой ещё фильтр! Лучше б я сидела в темноте, за решеткой. Там было тихо и почти спокойно… — проговорила вдруг Аленка мрачно.
— Почти! — саркастически выдохнул Иван. И вспомнил женщин, пожираемых отвратительной гадиной. С таким «почти» он никак не мог согласиться.
Одновременно вспыхнуло в мозгу: «Это будущее Земли! Будущее всех землян!»
Иван поспешно избавился от дикой мысли. Сейчас надо было думать о другом, надо выбираться, спасаться! А его снова на философствования потянуло. Нет!
— Нас подняло уже на полкилометра вверх, — крикнул он Алене.
Та из последних сил подгребала рукой, но рука слабела — это бросалось в глаза.
— Брось меч вниз, — попросила она. — Тебе легче будет. А то не выплывем, он нас утянет…
— Нет, — резко ответил Иван. Он уже решил для себя, что бросит двуручный тяжеленный меч только в том случае, если сам с головой уйдет под чёрную пенистую жидкость.
Рядом с ними беспрестанно лопались огромные, то освежающе-озоновые, то отвратительно- зловонные пузыри. И казалось, ни конца ни края не будет всему этому.
Но край показался, и конец наступил… Их вдруг повлекло куда-то в сторону, повлекло мощно, неудержимо и вместе с тем как-то плавно, без рывков и дерганий. Иван всмотрелся вверх — чёрные скалистые своды возвышались над разливанным пенистым озером чёрной жидкости. Их несло по этому подземному озеру — несло к черному, кремнистому берегу.
— Слава Богу! — невольно вырвалось из груди Ивана. Что-то вновь памятью отозвалось в голове. Он провёл ладонью по груди, ощупывая её, будто не находя там чего-то маленького, крохотного, но необходимого.
— А ты говорила, меч бросай! — добродушно проворчал Иван, глядя на притихшую Алену влюбленными глазами. — Нетушки, моя милая, он нам ещё не раз добрую службу сослужит!
Уцепившись рукой за гребень, Иван выбрался на берег. Вытянул спутницу.
Привалился к стене. Всё тело гудело и ныло. Боль в мышцах после изнурительной борьбы за жизнь только сейчас дошла до нервных центров, только сейчас Иван ощутил её. Ничего, всё пройдёт, всё пройдёт.
— Как тебе? — спросил он у Алены.
— Мне лучше, — сказала та. И было видно, что она не обманывает. Было видно, что она начинает «просыпаться».
— Ты вспомнила, как тебя звали раньше?
— Меня всегда так звали, — проговорила она с ускользающей загадочной улыбкой. После недолгого молчания добавила: — Но я вспомнила кое-что другое. Полигон вышел из-под контроля. Понял? Этого никто не ожидал! Этого не могли ожидать!
— Чертовщина какая-то, бред!
— Это правда. Я теперь понимаю. Ты ничего не знал о полигоне. Такие были. Но я же вижу — ты совсем не похож на… на наших. Ты, наверное, где-то долго был? Мне и раньше доводилось видать таких как ты — но редко, очень редко.
— Я ничего не понимаю, — пробубнил Иван. — Растолкуй! Где я был?
Почему ты так говоришь. Конечно, я был во многих местах: и на Гадре, и на Сельме, и на совершенно идиотской сумасшедшей планете У и на призрачном янтарном Гугоне я был, и… ты спроси лучше, где меня не было! Я был даже в Системе, на Хархане…
— Система! Это позже… я не помню. Потом про Систему. Но я не про это говорила, ты меня неправильно понял. — Она опустилась перед ним на колени.
И лицо у неё стало таким беззащитным, милым и родным, что Иван невольно приблизил к нему своё, поцеловал её в губы — легко, почти бесплотно. Она отстранилась. — Не надо. Пока не надо. Я боюсь утратить то немногое, что удалось восстановить, боюсь порвать эту ниточку, что связывает меня с прошлым.
Погоди. Ты был раньше! Ты был намного раньше. И поэтому ты не сразу всё поймешь. Как я не догадалась, ведь это же предельно ясно. Нет, вру! Это сейчас мне ясно, а несколько минут назад, час, три… мне ничего не было ясно, я ещё спала. Я ещё и сейчас не до конца проснулась. Но кое-чего могу припомнить. Ты наверное долго лежал в анабиозе, на корабле или в фондах?!
Да?
Иван удивился. Откуда она могла знать?
— Я никому не говорил об этом. На Земле никто из моих друзей и знакомых даже слыхом не слыхивал про ту давнюю историю. Может, ты мысли читаешь?
Алена не ответила. Она вся дрожала. Льнула к нему. Глаза её, серые, влекущие, горели внутренним пламенем. Она и впрямь просыпалась.
— Сколько?
— Что — сколько?
— Сколько ты был в забытьи?
— Двести лет с лишним.
— Нет, больше. Не двести, точно — больше! Иван развёл руками.
— В таком случае, тебе виднее, — согласился он, вглядываясь внимательнее в горящие глаза — нет ли в них безумия, болезни. Нет, ничего такого в прекрасных глазах прекрасной женщины не было. Он лишь ощутил, что глубина этих глаз неизмерима; что ещё глубже духовные глубины этого удивительного столь земного и одновременно неземного прекраснейшего существа, сидящего перед ним, великолепного в своей блистательной наготе и совершенно не замечающего этой преступно-ослепительной наготы.
— Я тебе всё потом скажу, не сейчас, — Алена вдруг отвела взгляд. — Мне надо всё проверить, убедиться.
