глазах был мертвым, а выражение лица становилось тупым. Наверное, прочитав мои мысли, она незаметным движением руки (поправила локон) постаралась избавиться от своей челюстной спутницы и заговорила.
— Знаете, я к вам пришла со своим выпускным классом. Они ждут на улице. Их не пустил этот большой человек-негр.
Но дело касается нас всех. Недавно мы провели классный час о наших американских сверстниках, ну вообще о сверстниках из других стран, очень долго рассуждали, сравнивали… — она замолчала. Видимо, наступил момент, когда должна была прозвучать просьба или предложение. — Сейчас многие школьники ездят в другие страны, чтобы знакомиться с новыми друзьями, узнавать, как они учатся, чем увлекаются, чем живут. Но это, сами понимаете, привилегия особых школ или забота богатых родителей. Мы в это прокрустово ложе не умещаемся. Поэтому решили обратиться к вам. У меня все ученики старше шестнадцати, паспорта у всех на руках, поэтому решение принимают самостоятельно, да и родители, как мы выяснили, в основном не возражают. Мы хотим поехать в Штаты. Естественно, денег на такую поездку да еще целым классом у нас нет, но у всех нас есть эти самые биоэнергетические субстанции. Мы читали в вашей рекламе о заветном желании, так что можете считать это заветным желанием целого коллектива… — теперь она замолчала, ожидая моей реакции. Зато за окном дружный хор начал скандировать: «Ни-на Иванов-на!.. Даешь Шта-ты!..» Благодаря этому у меня появилась возможность задуматься обо всем: я попросил ее сходить к своим питомцам и заставить их замолчать.
— У нас здесь не митинг в защиту туризма для неимущих.
Пока она бегала, я снова ощутил в себе многозначительное «все равно» и подумывал позвонить Биллу, чтобы организовать страждущим поездку после выпускных экзаменов. Андрей молчал, и я не стал обращаться к нему за советом. Билл выслушал предложение Нины Ивановны и 11-а и, разумеется, дал добро, начиная предлагать различные города и веси Нового Света. Вот тут и вмешался Андрей.
— Я не знаю, как там у вас в Америке, Билли, — он взял параллельный телефон, — но у нас не принято торговаться с детьми. Вы носитесь по всему миру со своей демократией и правами человека, а сами тут же отбираете у детей последнее!
— Но-о… — Билл несомненно растерялся. Что-то пытался сказать о правах совершеннолетних детей, но Андрей хитро выворачивал разговор на свою сторону и получалось, что именно эти права Билл сотоварищи пытается попирать.
— И вообще, я не думаю, что подобный подход красит «Америкэн перпетум мобиле» в глазах мировой общественности! — вот как Андрей завернул. — Это чистейшей воды антиреклама! Про эту поездку никто никогда не скажет, что это визит доброй воли, гостеприимство и тому подобное! Это будет называться однозначно — сделка! Сделка с детьми и их учительницей. Звучит, Билли?
— Но ведь у нас существует целое направление по работе с подрастающим поколением! Вот и мистер Бжезинский считает…
— Это не тот случай!
— Вы так думаете? Г-хе… — и Билл сдался на милость победителя. — Ну тогда оформляйте как благотворительную акцию с нашей стороны. Только постарайтесь, чтобы сведения об этой акции попали в газеты, пусть благодарная учительница что-нибудь придумает…
И прежде, чем вошла Нина Ивановна, Андрей успел еще пару раз матюгнуться в сторону замолчавшего телефона и удивился в мою сторону:
— И чего там особенного? Сколько их фильмов не смотрю: у них там все только через «фак ю» делается. Вся страна зафаканная. А с другой стороны посмотришь — здоровые, красивые и умные люди. Вот Билл, например.
— Единственное, что мне не по душе: Нина Ивановна ушла в полном восторге от «Америкэн перпетум мобиле», — признался вечером Андрей.
— У меня такое чувство, что мой заместитель всячески препятствует приобретению биоэнергетических субстанций, — подначил я.
— Кишка у меня тонка, — ответил Андрей.
Нина Ивановна и 11-а ничего сверхъестественного не просили. А случались посетители совсем не в себе. Так, однажды к нам ворвался взъерошенный очкарик и с порога командным тоном востребовал:
— Я требую немедленного контакта с ними! И не смейте мне говорить, что вы ничего об этом не знаете. Только дураку может быть не ясно, что ваши биоэнергетические субстанции — это только ширма!
Мы с Андреем переглянулись и насторожились.
— Да-да! Прикрытие вербовки жителей на другую планету. И ведь платите здешними ценностями, которые там ничего не стоят!
В тот момент я чуть не подавился хохотом, но значительно позже Андрей сказал, что как у всякого дурака, у этого тоже были им самим не понимаемые, но все же правильные мысли. А я кусал губы, чтобы не засмеяться.
— И не надо многозначительных улыбочек! Лучше скажите — где они?
— Кто?
— Представители инопланетной цивилизации. Я имею полное право на контакт! Мне не нужно ваших эфемерных материальных благ, моя биоэнергетическая субстанция стоит значительно дороже, чем дача или автомобиль! В обмен на нее я требую прямого контакта и непосредственного участия в вашем проекте. Хочу быть первым колонистом!
Нет, видали, каков космонавт, мать его! И не знаешь, смеяться над ним или вызвать неотложку? И опять вмешался Андрей.
— Вам каких? — спросил он. — Зелененьких? С рожками или без? А, может, с двумя головами?
— Кого? Каких? — не понял потенциальный контактер.
— Инопланетян!
Этим чудаком потом занимался сам Сэм Дэвилз. Они открыли в городе целое отделение уфологии при каком-то краевом институте. Думаю, что претензий к «инопланетной» фирме по качеству и количеству доставляемых гуманоидов не было. Имя его вместо меня аккуратно запомнил компьютер Гражины.
Но были и другие посетители.
Маленькую женщину с сыном Гражина долго не пускала.
— Да Вы поймите, мы же из района. Полдня на поезде ехали: нам только на минуту — поблагодарить и все.
Наверное, они так бы и не прорвались, но я пошел в это время то ли в туалет, то ли по какой-то надобности к Варфоломею. Об этом я уже через минуту не помнил. Увидев лицо женщины, я замер.
— Вы помните меня? — обрадовалась она. — Вот, я даже визитную карточку вашу сохранила! В буфете, на вокзале, помните!..
— У Вас болел сын, — вспомнил и почему-то стало стыдно.
— Точно! Вот мы со Стасиком к Вам приехали. Поблагодарить. Меня все совесть мучает: как я Вам долг отдам. А Стасику лекарства очень помогли, он теперь сам может писать и даже в школу пошел. Ну, Стасик, скажи сам…
Стасик смущался, он смотрел куда-то себе под ноги.
— Спасибо Вам… Большое… Возьмите, пожалуйста, от меня. Я сам сделал, а раньше не мог, руки совсем не могли ничего держать, — и он протянул мне сделанный из разноцветной проволоки брелок. С одной стороны его лучилось оранжевое солнце, с другой — целый пейзаж: горы, синее озеро. Все это из причудливых сплетений проволоки. Я даже примерно не мог представить, как это сделано. Теперь Стасик смотрел на меня — как я оценю его подарок. Подмигнув ему, я повесил брелок на связку ключей.
У Вас когда-нибудь было чувство, что хотя бы часть жизни Вы прожили не зря? У меня было. Ненадолго. Благодаря этому мальчику. Сентиментальность, скажете Вы. Но если скажете, значит у Вас такого чувства не было, либо оно ложное.
— Спасибо, — сказал я Стасику и его маме и уж совсем по-американски добавил: — Могу я еще чем- то помочь?
