— И не будет! — настаивал на своем Дил. — Мы обязаны уничтожить Землю и все жилые планеты, куда пробрались эти твари! Обязаны! Тогда хоть что-то уцелеет. И можно будет начать все сначала на других планетах, их полно во Вселенной!
Кеша ехидно прихмыкнул и вставил:
— Эти суки придут туда вслед за нами, Дил. Младенцу ясно!
— И все равно, надо дело делать! Какого дьявола мы сидим, сложа руки?!
— Они выдохнутся! — истово, с верой в невозможное сказал Иван.
— Надежды юношей питают, — просипел Кеша. — Это мы выдохнемся и после сдохнем. А они прут…
Из-за стекол, с улицы раздались крики, натужный визг, пальба.
— …вон, уже и сюда пролезли! — заключил Булыгин. — Вы как хотите, а я пошел туда. Пускай сдохну, но хоть парочку спроважу обратно, в преисподнюю. Пока!
— Стой! — закричал Иван. — Никто тебя не отпускал! Стой!
Кеша обернулся в дверях и пристально поглядел на Верховного, на Правителя, на Председателя Комитета Спасения Федерации и Великой России. Во взгляде его были усталость, боль и снисхождение.
— Не кричи, Ваня, не надо, — промолвил он душевно и тихо, — поздно кричать-то. И приказывать поздно, перед смертью каждый сам себе командир. — Он как-то неумело и воровато перекрестился, глянул в потолок, потом наоборот, потупился. — Не поминайте лихом. Бог вам судья!
И вышел.
Дил Бронкс бросился к Ивану, встряхнул его за плечи.
— Ну?! Решайся! Другого выхода нет!
— Не могу.
— Сейчас счет на минуты, понимаешь? Нам не простят нерешительности, Иван! Ты же воин!
— Воин не станет жечь свой дом…
— Если в него пробрался враг и беснуется в нем — станет!
— Нет, не могу!
— Ты будешь сидеть тут, отгородившись ото всех и ждать, когда они придут к тебе, когда они высосут из тебя кровь и отпихнут твой труп?! Или, может, ты уже нашел с ними общий…
Дил не успел договорить. Он рухнул прямо на ковер, сбитый резким и сильным ударом в челюсть.
— Не надо так говорить! — Иван подошел к пустому встроенному аквариуму, к самому стеклу. Когда- то за ним в зеленоватой толще змеились, поводили острыми плавниками клыкастые гиргейские гадины с кровавыми прожигающими буркалами. Теперь там не было никого, там не было ничего, даже воды. Но Ивану мерещились серые призрачные тени — будто промелькнули, одна за другой, оставив рябь и муть в глазах. Наваждение!
— Ну, как знаешь, — Дил Бронкс медленно поднялся с ковра, потрогал челюсть.
И только теперь Иван заметил, как тот изменился, как постарел за эти месяцы, обрюзг, поседел еще больше, ссутулился, даже огромные выпученные белки глаз стали желтыми, почти старческими. Нет, не надо было бить, не надо было обижать его, сорвался, хотя и тот слишком многое себе позволяет, да как он смел заподозрить его, Ивана, как у него язык мог повернуться!
— Я тоже ухожу, — прохрипел Дил. — Зря ты меня втравил в это дело, Иван. Я не боюсь отдать концы, мне уже все равно, но я хотел бы умереть с чистой совестью… теперь не получится. Мы все виноваты!
— Ну и куда ты пойдешь?!
— Не знаю. Прощай!
Дверь хлопнула. Иван вздрогнул, по спине пробежал холодок. Они бросили его! В самый трудный час. Бросили! Гуг Хлодрик никогда бы не поступил так. И Хук Образина тоже. И Глеб. Но что теперь толку, теперь уже все равно. Они обречены!
Иван сбил ногой со столика стеклянный шар. Тот покатился в угол, ударился, замер. Всех гадин не заключишь в такие шары! Что толку?! Иван был в полнейшей растерянности. Он прекрасно осознавал, что именно сейчас все ждали его команды, все ожидали решения, они были готовы. А он нет! Погубить Землю, планету, давшую жизнь всему человечеству, не только сорока восьми миллиардам нынешних, но и тем миллиардам, что жили прежде, что оставили на Земле бесценные сокровища, богатства тысячелетий?! Нет! Это невозможно! Да и нет никакой гарантии, что такой отчаянный ход прервет страшную игру, остановит вторжение нечисти, вторжение из Ада. У них нет оружия против жутких гадин. Но Земля должна сражаться, она должна биться до последнего солдата и Земля и все заселенные планеты, и только тогда, может быть, уцелеют, выживут те, что ушли в Космос, на базы, на спутники, на звездолеты и пространственные станции. Да, спасется Светлана, другие… а он погибнет здесь, и Глеб погибнет здесь, и Кеша, и Голодов, и все, кто помогал ему, альфовцы, ребята из прочих наземных соединений, все бойцы, все, кто может держать оружие и убивать, убивать, убивать неубиваемых тварей! Им и не нужны никакие команды, им ни к чему приказы, они уже бьются, они уже умирают.
Иван бросил взгляд на резную дубовую панель шкафа, где стоял его боевой скафандр, где хранилось оружие. Его словно магнитом потянуло к панели, да, надо идти! Надо умереть с честью, не отсиживаться за спинами. Кеша прав, нынче уже нет ни командиров, ни подчиненных, кончилось время приказов. Надо идти к людям. Смерть на миру не страшна.
Иван собирался встать с дивана. Но взгляд его коснулся вдруг мутноватого стекла, уходящего под потолок. Он встряхнул головой, проморгался, не веря глазам своим, и почувствовал, как по спине потек ручейком холодный липкий пот. Такого давненько не случалось, даже стало забываться, но… Иван почувствовал, что нижняя челюсть у него начинает мелко и противно дрожать, сжал зубы. Этого еще не хватало!
За стеклом, прямо на пыльном мраморе, сгорбившись и втянув голову в сутулые приподнятые плечи, в своей черной грязной сутане и надвинутом на глаза капюшоне сидел гнусный и подлый колдун- крысеныш, лучший друг и брат, злой дух черных миров и самой преисподней, вислоносый и слюнявогубый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.
Сидел и мерзко ухмылялся, перебирая крупные черные четки.
Оторопь, охватившая Ивана, схлынула, и он уже собирался заорать на незванного гостя, прогнать, выставить вон.
Только тот опередил его, раззявил отвратительную пасть и глумливо вопросил:
— Ну что, Ванюша, доигрался?!
От такой наглости Иван опешил, одеревенел, крик и ругань застряли в горле. Подлый крысеныш дождался своей минуты, своего звездного часа и явился по его душу. Явился, когда его не ждали… Ну что ж! Человек предполагает, а располагают совсем иные силы. Придется принимать на себя и этот удар.
— Что надо?! — грубо спросил Иван.
— А ничего не надо, — беспечно прогугнил Авварон, — так вот как-то, мимо проходил, дай, думаю, зайду, проведаю старого доброго приятеля, друга и брата, потолкуем по душам, как живется как можется, чай, не чужой человек… да и величина немалая, уважения требует. Вот я, ничтожный и сирый, и заполз с поклоном! Челом, стало быть, бью!
— Хватит паясничать! — сорвался Иван. — Не до тебя! Сам видишь, чего творится. Говори, зачем пожаловал? Кристалл нужен?!
Авварон высверкнул базедовым глазом из-под капюшона. И ответил прямо:
— Ничего мне от тебя не нужно, Ванюша. Все уже наше. И дать ты мне ничего не можешь, нету у тебя ничего.
— Врешь, собака!
— Врут людишки. Собаки не врут. А я, Иван, и не то, и не другое, сам знаешь.
Узловатые, грязные пальцы не переставали теребить черные шарики четок. Мерзкие капли сочились из вислого носа, прямо на синюшную губу. Жалок и противен был нечистый, и только гугнивый голос да высверкивающий нагловатый глаз выдавали злорадное торжество.
— Да, Ванюша, сколько раз я тебе говорил, что простота хуже воровства. А ты мне все не верил. Вот
