после этого Гуг еще рухнул вниз, прямо в воронку, в ад и кошмар свирепого, непрекращающегося боя… может, это и спасло его? может, его изувеченное тело подхватила встречная взрывная волна, не дала разбиться о вывороченный бетон?! Кто его знает! Во всяком случае, когда Сигурд замораживал Гуга, в его огромном и могучем теле еще теплился крохотный, еле заметный огонечек жизни. Но сейчас… Иван не знал, что делать. Ведь яйцо срабатывает не сразу. И если они пробудят Гуга, разморозят его, а он умрет… и не останется ни крохи жизни, ни огонечка?
Оборотень Хар тихо поскуливал и с опаской, недоверием поглядывал на другой саркофаг, стоящий в углу камеры. Там лежала Ливадия Бэкфайер, она же Лива Стрекоза, беглая каторжница, ведьма… черная ведьма и последняя, самая большая любовь Гуга Хлодрика.
Об этой мулатке, с которой пришлось как-то провести безумно страстную ночь в чужом обличий, Иван и не думал. Лежит, и пусть лежит. Лучше не трогать. Но исцелить Гуга он был обязан.
— Надо бы его прямо в гробу перенесть в корабль, — посоветовал Кеша.
Иван подумывал и о таком варианте. Но он не годился. Какая разница! Гуг с одинаковой вероятностью мог помереть и здесь и там. А коли жив останется, так и своими ногами дойдет.
Он вытащил яйцо-превращатель из внутреннего клапана скафа.
Кивнул Кеше. Тот понял с полувзгляда. Сейчас от их собранности и сработанности зависело все.
— Пошел! — буркнул Иван.
И Кеша резко, двумя поворотами миништурвала включил анабиосаркофаг в режим разморозки. Оба замерли у изголовья, наблюдая, как постепенно, очень медленно с белой мертвецки-ледяной кожи спящего в летаргии начинает стекать хрустальными каплями ледяное покрытие… вот сейчас, в любой миг сердце может сделать свой первый удар — уже врубилась внутренняя система стимуляции, и оно его обязательно сделает, но второго… второго может не последовать.
— Давай! — закричал Иван.
И Кеша, отжав рычаг, разбил стеклянный предохранитель, вдавил черный палец в белую упругую кнопку. Прозрачная крышка гроба начала сползать… И в еще узкую, только образовавшуюся щель Иннокентий Булыгин с реакцией заправского бойца молниеносно всунул руку, сдавил раздробленную нижнюю челюсть, оттянул ее. И уже локтем резко надавил на грудь, на сердце, раз, другой.
— Молодец!
Иван втиснул в открытый рот нагретое рукой яйцо, склонился над Гугом. Теперь все будут решать секунды. Он нависал над изуродованной плотью, отогревал ее своим дыханием. А Кеша давил и давил на грудную клетку, давил так, что ребра трещали.
— Ну, Гуг, дружище, давай! — молил Иван.
Он впился губами в другой конец яйца-превращателя, задышал тяжело, не давая ему остынуть. Еще немного. Еще немного!
И он ощутил первый толчок сердца, собственным сердцем ощутил. Теперь все зависело только от самого Гуга-Игунфель-да Хлодрика Буйного.
— У него силушки на десятерых, — прохрипел Кеша, — оклемается!
— Оклемается, — машинально проговорил Иван, разжимая губы, но не переставая дышать в лицо выходящего из летаргии.
А лицо это, Гугово, обрюзгшее, разбитое, изуродованное лицо, начинало меняться на глазах. Яйцо- превращатель действовало! Они успели!
Иван готов был расхохотаться в голос. У них был один шанс из тысячи. Но они не упустили его. Полумертвый Гуг Хлодрик, размораживающийся и тут же умирающий, умирал, превращаясь в живого и здорового Ивана — в двойника, точную копию Ивана. Старый добрый прием, Иван сам его опробовал, испытал еще на проклятущем Хархане. Он сработал и здесь!
— Все, хорош! — выдохнул Кеша.
И перестал давить на сердце. Оно билось и так, без его помощи. Оно билось в здоровой и крепкой груди Ивана, лежащего в саркофаге.
Яйцо выпало. Губы оживающего разжались. И из них сипло вырвалось:
— Ну чего вы меня бьете, падлы, чего? Совсем забить хотите старика Гуга? Не дави на грудь!
— Никто и не давит давно! — обиженно оправдался Кеша.
Лежавший говорил Ивановым голосом, но все выражения и даже тон были Гуговы. Получилось! Теперь оставалось немного выждать и вернуть Гугу его плоть.
Иван смотрел на свое собственное тело, распростертое в гробу. На нем не было видно и следа увечий, нанесенных Гу-гу. Так и должно было быть. Лишь корявый и грубый шрам пучился под левым соском. Ладно. Хорошо! Надо бы еще выждать…
Гуг открыл глаза, поглядел на Ивана и сказал:
— Ваня, тебя тоже сбили? Или мы с тобой на том свете?!
Он начал приподниматься.
Но Иван молча сунул ему прямо под кадык яйцо, придавил голову. Кеша навалился на ноги. Хар восторженно заскулил, заглянул в саркофаг, положив на край обе свои мохнатые лапы.
Обратное превращение произошло быстро. Иванов двойник начал вдруг наливаться тяжестью, мощью, жиром и мышцами, волосы его поседели, нос и щеки покраснели, набрякли… поврежденная нога менялась вместе со здоровой, ничем не отличаясь от нее.
Наконец Гуг разбросал по сторонам и того, и другого, уселся в своем гробе, недоверчиво глядя на собственное брюхо, заросшее рыжей шерстью, и не менее волосатые ноги.
— А чего это я голый, мать вашу?! — вопросил он изумленно.
— Это ты у тех спросишь, Буйный, — ответил подымающийся с пола Кеша, — кто тебя в ящик сунул. А нам спасибо надо бы сказать, а не граблями размахивать!
Иван вытащил из бокового клапана черную бутылочку, надавил на пробку. И в Гута брызнуло серой пенящейся жижей. Ее вышло из маленького цилиндрика столько, что обратно и в большую бадью не собрать. Но жижа быстро налипла пленкой на Гуговом теле, застыла герметично-гибким слоем поверхностного нательного комбинезона. Жижа обладала «памятью», и потому на комбинезоне было все как и положено — клапана, швы, нагрудные карманы и даже воротник-капюшон.
Все произошло очень быстро. Гуг не успел и рта раскрыть.
Но из саркофага он выбрался. Поглядел на Ивана мрачно. Спросил еле слышно:
— А где мой малыш, где Сигурд? — в голосе была затаенная надежда.
И Иван не стал ее разрушать.
— С Сигурдом все в порядке, — сказал он, — ведь это твой малыш спас тебя, уложил в анабиосаркофаг, приволок сюда. И хватит об этом. Нам надо спешить, Гуг! Тут, на Земле, кое-что изменилось, пока ты спал. Могут быть неприятности!
С полминуты Гуг Хлодрик стоял в оцепенении. Потом как-то набычился, изнизу повернул голову влево, будто боясь встретиться с чьим-то взглядом. Увидел другой саркофаг, застывший на возвышении, вздрогнул. И спросил почти без вопросительных интонаций:
— Там — она?
— Да, — ответил Иван.
Гуг подошел ближе к герметичному, закрытому гробу. Но заглядывать внутрь не стал. Сгорбился. Лицо помрачнело. Был он какой-то тяжелый и постаревший, недовольный тем, что его пробудили.
— Значит, малыш исполнил мою последнюю волю, — пояснил он сам себе. Потом поднял свои светло-голубые глаза на Ивана и сказал твердо: — Я никуда отсюда не пойду без нее, понял?!
— У него нету ретранса, — вставил Кеша, косясь на Хара.
— Врешь!
Гуг застыл каменным изваянием, набычился.
— У меня есть ретранс, — отозвался наконец и Иван. — Но ты прекрасно знаешь, Гуг, чем это может кончиться. Там, — он показал рукой на саркофаг, — лежит не твоя нежная и любящая мулаточка. Там лежит совсем другое существо. Не будь идиотом, Гуг, в нее вселили демона. Иди, пробуди его и он прикончит всех нас. Разве для этого я разморозил тебя?!
Седовласый викинг, бывший космодесантник-смертник, главарь банды, рецидивист, беглый
