Оба рейса были трансконтинентальными. На первый взгляд, это вроде удобно для нас, но на самом деле не очень. Мы не можем забрать пассажиров в первый же час полета и оставить салоны пустыми в надежде на то, что пилот ни разу не выйдет из кабины.
После столкновения «боинг» еще немного продержится в воздухе, поэтому мы должны были оставить на борту настоящего пилота. Заменять его нашим человеком, даже камикадзе, было рискованно: слишком велика вероятность, что лайнер в таком случае приземлится там, где, как известно из истории, он не приземлялся.
С DC-10 дело обстояло проще. При необходимости мы могли умыкнуть экипаж, а затем просто следовать указаниям авиадиспетчерской службы, которые как раз и привели к аварии.
Прореживание шло как по маслу. Осталось еще два часа полета, а человек сорок-пятьдесят из 747-го уже испарились. «Боинг» стартовал, набитый пассажирами почти под завязку. Казалось бы, люди должны заметить опустевшие кресла, но, как показывает практика, пассажиры долго не врубаются, в чем дело. Отчасти благодаря тому, что кандидатов на прореживание мы выбираем очень тщательно. Например, мы никогда не отнимаем ребенка у матери, не то она как пить дать устроит переполох. Но умыкнуть мамашу с орущим младенцем- милое дело. Соседи по салону, конечно, заметят прекращение плача, но ни один не поинтересуется причиной внезапной тишины. Дескать, привалило счастье, так радуйся жизни и не вякай.
Не менее пристально мы наблюдаем за пассажирами, недовольными теснотой этой консервной банки. Например, за теми, кому в соседи попался какой-нибудь верзила, или, скажем, за троицей незнакомых между собой людей, сидящих в одном ряду и пытающихся заняться работой. Если средний из ряда выходил попить или пописать, он, как правило, не возвращался. И я еще ни разу не слышала жалоб от его соседей.
Но самым надежным нашим козырем была полнейшая невероятность того, что мы делали. Порой кое- кто из пассажиров, идя по проходу, бросал по сторонам удивленные взгляды. Человек видел, что во время старта все места были заняты, и не мог понять, откуда взялись свободные сиденья. Ну и что? Логика была на нашей стороне. Парень-то знает, что никто не мог выйти наружу на перекур. Стало быть, рассуждая логически, все пассажиры по-прежнему на борту, а следовательно, они просто находятся где-то в другой части самолета. Дальше подобных умозаключений никто не идет, умыкни мы хоть полсамолета.
Убедившись, что перехват проходит гладко, я решила наведаться на «десятку». И когда в очередной раз появились Ворота, я… прошла в будущее, переоделась в форму «Юнайтед», пока операторы настраивали Ворота на другой самолет, и… шагнула на борт DC-10.
Еще одно преимущество больших лайнеров: никто не замечает новой стюардессы.
Поскольку на этом рейсе риска было меньше, моя команда совсем обнаглела. Перехватчицы под тем или иным предлогом заманивали пассажиров в хвост самолета, откуда те уже не возвращались. Одобрительно кивнув своим, я подозвала Ральфа Бостона. Он последовал за мной на кухню.
— Как дела? — поинтересовалась я.
— Прекрасно. Через пару минут приступим к заключительной операции.
— Который час по местному?
— Осталось двадцать минут.
Как вам это нравится? Когда я покинула 747-й, он летел где-то над средним западом и ему оставалось еще три часа полета. А «десятка» уже пересекала Калифорнию два с половиной часа спустя. Вполне достаточно, чтобы голова пошла кругом.
Хотя, с другой стороны, зачем, спросите вы, операторы в верхнем времени ждали целые сутки, пока я смотрела шоу Карсона в номере нью-йоркского мотеля?
Конечно же, ничего они не ждали. Как только Ворота исчезли из моего номера, их сразу перебросили в сортир 747-го на следующий день. С точки зрения Лоренса, события происходили непрерывно: я ушла в Ворота, Сондергард из них вышла, а потом Ворота померцали- и в них показалась первая стюардесса, выпихнутая мною назавтра из «боинга».
К этому просто надо привыкнуть.
— Что-то не так? — спросил Ральф.
Я взглянула на него. Ральф на сей раз не изображал из себя бортпроводника-мужчину. Кожкостюм превратил его в превосходную копию очень темнокожей и очень женственной особы, чье имя наверняка осталось ему неизвестным. Ральф маленького роста и в перехватах участвует уже давно. Больше года.
— Все в порядке, приступайте. Мне остаться с вами или вернуться на «боинг»?
— Лили в первом классе одна. Можешь пойти подсобить ей.
Я так и сделала. Теоретически, конечно, я руковожу операцией, но командиром группы на DC-10 был Ральф, а на 747-м- Кристабель. Во время подобных перехватов я предпочитаю не мешать своим командирам командовать.
Операция в первом классе прошла как по нотам. Мы разыграли стандартный гамбит «кофе-чай-или- молоко», основанный на нашей стремительности и козлиной инертности. Я склонилась над первыми двумя сиденьями слева, улыбаясь до ушей.
— Надеюсь, вы довольны полетом?
Шпок-шпок. Дважды спущен курок, дуло упирается в голову, чтобы другим пассажирам не было заметно.
Следующий ряд.
— Привет, ребята. Я Луиза. Полетели!
Шпок-шпок.
Мы добрались уже до задних сидений, и только тогда до них начало доходить. Несколько человек привстали, глядя на нас в изумлении. Я посмотрела на Лили, она кивнула, и мы вырубили их быстрой очередью. Весь салон первого класса заснул безмятежным сном, а стало быть, никто из них не сможет помочь нам тащить спящих к Воротам. Это совершенно несправедливо, но другого выхода нет. Вот вам еще одно преимущество полета первым классом, воздушные путешественники!
Мы поспешили в салон второго класса, где хлопот, как правило, побольше. Усыплять пассажиров там еще не начали. Ральф продолжал процедуру прореживания: я увидела, как он склонился над креслом у прохода и пригласил сидящего пройти за ней (за ним) на минуточку.
Парень встал, и тут спина Ральфа взорвалась. Что-то ударило меня наотмашь в правое плечо. Я крутанулась и начала оседать.
И увидела у себя на ладонях яркие красные пятна.
Я подумала: Воздушный пират. Этот парень — воздушный пират.
И: Но почему он ждал так долго?
И: В 80-х самолеты угоняли крайне редко.
И: Что меня ударило в плечо- пуля? Что с Ральфом — погиб?
И: Проклятый сукин сын и впрямь воздушный пират!
Мне казалось, будто время остановилось.
На самом деле, когда пуля ударила меня в плечо, я крутанулась, выбросила вперед левую руку, переключила парализатор на режим уничтожения, присела в повороте, тщательно прицелилась и разнесла подонка в клочья.
Верхняя часть его торса вместе с головой взлетела в воздух и приземлилась в проходе шестью рядами дальше. Левая рука шлепнулась кому-то на колени, а правая, сжимающая пушку, просто упала. Ноги вместе с тазом рухнули назад.
О'кей. Я могла бы его парализовать.
Но ему повезло, что я этого не сделала. Если бы я выволокла его через Ворота живым, я поджарила бы себе его яйца на завтрак.
Нет смысла описывать последующий пандемониум. А и был бы смысл, так я почти ничего не видела; большую часть времени я просидела в проходе, глядя на кровь.
Перехватчицы вынуждены были парализовать всех пассажиров. К счастью, многих уже перебросили через Ворота в процессе прореживания. Но остальных команде пришлось тащить на собственном горбу.
Наконец Лили склонилась надо мной с таким видом, точно боялась, что я рассыплюсь на кусочки при малейшем прикосновении.
— Кровь в основном Ральфа, не моя, — сказала я, надеясь, что не вру. — Вообще-то хорошо, что я
