— Ну и ладно. Не будем зря переводить на вас вино…
Керси налил бургундское себе.
— Сегодня днем Винтер побывал у своей жены в больнице. Похоже, она пришла в сознание. Любопытно только, что там у них дальше произойдет, — задумчиво протянул Уайклифф.
— А мне интересно, что будет с мальчиком, — сказала Люси.
— Слава Богу, это уж нас не касается! Думаю, тут и законники мало что смогут сказать. Ближайшие несколько дней он пробудет под наблюдением в психиатрическом отделении, а потом о нем распорядится магистрат.
Керси допил вино.
— А вот интересно, Лоуренс Винтер — отец этого парня или не отец? — сказал он.
Уайклифф зевнул, прикрыв рот ладонью.
— Да какая нам разница? Это пусть врачи в «дурдоме» разбираются с этим вопросом… Однако, отец он или не отец, но мальчишка ненавидел прежде всего именно его.
Люси Лэйн сказала:
— Пойду попытаюсь выжать у Джонни еще кофе.
Керси посмотрел ей вслед с одобрением.
— Смотрите, наша девочка растет над собой. Энергична и независима…
В устах Керси это было наивысшей похвалой.
Уайклифф задумчиво вертел в руках свой бокал, глядя на отражения в вогнутом стекле.
— Да, неделя у нас получилась богатая на события — два убийства, свихнувшийся подросток под арестом, а его мать — в больнице… Финансовая полиция расследует сомнительные делишки церковного органиста, а Эйб Гич еще на один шаг приблизился к своей голубой мечте, скоро станет обладателем фермы.
— Звучит довольно грустно, да?
— Разве? — Уайклифф откинулся на спинку стула. — Просто причины оказываются в жизни совершенно непропорциональны своим следствиям… Представить только, что Винтер не свалял бы такого дурака со своей студенточкой, или что парнишка Рюз выехал бы на своем велосипеде минут на десять позже, или что у Джильса Винтера в наследственности оказался бы чуть-чуть другой набор генов, или что вообще все было бы чуточку иначе… Не приходится удивляться, что Джессика Добелл ходила к гадалке.
Люси вернулась за столик.
— Сейчас Джонни принесет кофе. Он мне сказал, что завтра утром в церкви пройдет служба, будут заново освящать храм. А похороны Джессики назначены на понедельник.
Кэтрин Гич сидела на постели. Электронные часы на тумбочке у изголовья показывали четверть одиннадцатого. Занавеси были отдернуты, и высокое окно распахнуто в ночную мглу и тишину окружающего мира. На ее коленях лежал раскрытый журнал, но она не читала; она смотрелась на себя в зеркало — то самое, на трюмо. Пять суток назад ее сестру-двойняшку Джессику зверски убили, и что же? В мире ничего не изменилось. А в ней самой? Она пыталась отыскать в зеркале ответ на этот вопрос — и чувствовала себя отчего-то виноватой…
Она слышала, как в ванной плещется Эйб. Через пару минут он вышел, уже в ночном халате. Подойдя к кровати, он скинул халат и юркнул под одеяло рядом с нею. Еще через минуту-другую рука его скользнула ей между бедер… До сих пор, с самого момента смерти Джессики, Кэтрин ему отказывала в близости.
— Ну давай… — сказала она теперь.
Эйб обнял ее и крепко прижал к себе.
— Ну вот и хорошо, моя девочка!.. А сейчас сними-ка ты эту чертову рубашку…
Жизнь в Мореске пошла по-прежнему.
