Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Том 2

безверию: чтобы спастись от него, нужна положительная основа. В последнем своем сочинении «Бог в истории» (Gott in der Geschichte) Бунзен ставит начало столько же истинное, сколько богатое выводами. «Библия существовала прежде, чем была написана». — Если так, то это предание. «Библия» (т. е. Св. Писание) «немыслима без общины» (т. е. без Церкви), «и община немыслима без Библии». — «Писание есть писание Церкви, Церковь есть община Писания». Такое начало, выраженное в столь строгой, точной, но истине христианской форме, совершенно ново в Протестантском мире, и

236

не признать, что оно родилось от ближайшего ознакомления с учением Церкви и с теми объяснениями, которые даны о нем церковными писателями в наше время. Бунзен, равно как и все принимающие это основное положение, близки к царству Божию, и нам позволительно думать, что луч света, добытый ими в последнее время, дан им в награду за серьезность и честную последовательность мысли, проявленную ими даже в их заблуждениях. Дай Бог, чтобы наука, оставаясь верною самой себе, восторжествовала наконец над человеческою гордостью и покорилась Божественной истине, которой бы она не в состоянии была открыть, но для которой могла очистить пути, опровержением ложных учений. *) Как скоро начало поставлено, вывод из него легок и неотразим. Библия не есть книга написанная, ибо то, что написано, есть только видимая оболочка Библии: Библия есть книга мыслимая, книга как разумеваемое начало. Книга эта есть мысль общины, ее внутренняя вера. Поэтому там уже нет Библии, где, вследствие искажения доктрины, не стало общины или Церкви, хотя и остается вещественная сторона Библии, т. е. книга как книга; ибо, как сказал Св. Григорий, говоря о пророках, смысл записанной тайны доступен только той общественной единице, которая сама в себе носит откровение этой тайны. **) Разумение доктрины и выражение разумения в письменной форме следуют необходимо одним и тем же законам: ибо разумение предшествует написанию и переживает его, так что, в крайности, оно могло бы, так сказать, воспроизвести писание, если бы вещественная форма его когда-нибудь могла затеряться. Только раз сошел Св. Дух на апостолов, а через них на всех верных всех веков, и

*) В этом же смысле и Св. Климент Александрийский говорил, что философия воспитала Еллинов ко Христу, как закон воспитал Евреев. Эта мысль дошла к нему от его учителя, который сам был ученик апостолов.

**) Так Ветхий Завет теперь уже не существует для Иудеев. Надеюсь, что протестанты не отвергнут этого вывода из начала, которое они сами недавно стали признавать.

237

не для того Дух Божий нисходил на общину, чтобы потом удалиться, но для того, чтобы пребывать в ней навсегда. «Св. Писание писано всею Церковью». «Писание не есть писание Павла или Луки, но писание Церкви», как я сказал в двух первых моих брошюрах. Писание не может никогда сделаться книгою вчерашнего дня; оно есть и будет всегда книгою сегодняшнею, потому что Христос всегда один и тот же вчера, и ныне, и во веки, и потому что Церковь не иное что, как единство Бога с разумною тварью, также как Церковь земная не иное что, как единство верных, созидаемое взаимною любовью в человеке Иисусе, нашем Спасителе и Боге.

Поэтому утратили Писание те, которые первые отринули Церковь и провозгласили независимость областного мнения, то есть Латиняне, основатели Протестантства. При них остается только вещественная форма Писания, книга в смысле сборника многих писаний. Для них уже нет различия между каноническим и апокрифическим, и они обращаюсь апокриф в каноническое писание. Вследствие того же, только более развитого принципа, и новейшие Протестанты, удержав книгу, утратили Писание, при чем, в противоположность Латинянам, они стали обращать каноническое в апокриф. Живой смысл потерян для тех и для других, потому что те и другие утратили единство.

Тайна Христа, спасающего тварь, как я уже сказал, есть тайна единства и свободы человеческой в воплощенном Слове. Познание этой тайны вверено было единству верных и их свободе, ибо закон Христов есть свобода. Спаситель удалил от учеников Свое видимое присутствие, и однако Церковь ликует. Почему ликует Римлянин? Он не имеет на это никакого права; но он хранит предание, хотя отнимает у него его смысл: ибо истина всегда представляется ему чем-то для человека внешним. Он верит, что с вершины Капитолия раздается голос прорицателя; но не гораздо ли бы лучше было слышать истину из уст Самого искупителя? Однако Он этого не восхотел. Христос зримый — это была бы исти-

238

на, так сказать, навязанная, неотразимая (по вещественной осязательности ее проявления), а Богу угодно было, чтоб истина усвоилась свободно. Христос зримый — это была бы истина внешняя; а Богу угодно было, чтоб она стала для нас внутреннею, по благодати Сына, в ниспослании Духа Божия. Таков смысл Пятидесятницы. Отселе истина должна быть в нас самих, во глубине нашей совести. Никакой видимый признак не ограничит нашей свободы, не дает нам мерила для нашего самоосуждения против нашей воли.

Христос удалил видимое Свое присутствие. Человек ли какой-нибудь займет Его место? Но тогда истина осталась бы для нас внешнею, ибо совесть наша подчинялась бы голосу этого человека. И вот чего хотят проповедники папской непогрешимости, как ее понимают ультрамонтаны. Или, может быть, этот человек получит право навязывать нам свое убеждение в тех лишь случаях, когда оно найдет себе подтверждение в согласии некоторого числа наших братьев? — это оговорка Галликанцев. Но в обоих случаях, наш выбор обусловливался бы не свободным внушением нашей совести, просвещенной любовью, взаимно нас объединяющею, а простым свидетельством наших глаз, которые указывали бы нам, на которой стороне развевается Римское знамя. Следовательно, и здесь присутствию одного человека в одном из противоположных станов, присваивалось бы право насиловать нашу совесть. Этот человек и был бы истиною зримою. Значит, Галликанцы только прибавили анти-логическую оговорку к антихристианскому началу, провозглашенному ультрамонтанами. Или, может быть, этот человек только тогда будет значить что-нибудь, когда будет в согласии со всею Церковью? Но тогда все учение о папской непогрешимости обратилось бы в пустую фразу, лишенную смысла; ибо оказалось бы, что такую же точно власть имеет и каждый из сынов Церкви; сверх того Романизм осудил бы этим самого себя в своем историческом происхождении, так как он изначала не захотел знать Востока,

239

не призывал его на совет и совершил над ним нравственное братоубийство, присвоив себе монополию благодати. Этим самым, как я уже показал, и положил он основание Протестантству.

Повторяю: никакой внешний признак, никакое знамение не ограничит свободы христианской совести: Сам Господь нас этому поучает. Папа ли будет этим знамением? Но папа был осужден на соборе, признанном Церковью; Папа подписал противо-христианское исповедание веры на соборе, отвергаемом Церковью. Большинство ли епископов, созванных на собор? Но в Никее насчитывалось не более трехсот верных, а в Римини собралось более пяти сот еретиков; это факт первостепенной важности, которого мы не должны забывать. Исповедание, составленное в Римини и известное под смешным названием полу-Арианства, было в действительности полнейшим торжеством Арианства. Оно заключало в себе самую суть лжи, ибо заявляло, что можно быть подобным Богу отнюдь не в том смысле, в каком подобными ему называются все разумные существа *). Мы свободны, потому что восхотел этого Бог, и потому что завоевал нам свободу Христос свободою Своего за нас жертвоприношения. Мы были бы недостойны разумения истины, если бы приобретали его не свободно, не подвигом и напряжением всех наших нравственных сил.

Мы были бы недостойны разумения истины, если бы не имели свободы; были бы неспособны уразумевать ее, если бы не держались в единстве, силою нравственного закона. Что благоволил открыть нам Бог, что изрек Дух Святый, что изглаголала в прошедшем Церковь Библией,