— Ну ладно, что тебе нужно?
— Я же сказала, у пана Зиновия хранился один документ, точнее, список...
— У него тут всякого хлама...
— Я поищу.
— Ищи, милая, только вряд ли что-нибудь найдешь.
Луцкая огляделась, вздохнула. Подошла к стеллажу, сняла несколько книг, начала листать страницы.
Пани Мирослава отобрала у нее книжку, взяла за корешок, потрусила.
— Делай так, милая, а то и правда два дня будешь искать.
Не ожидая ответа, направилась в кухню готовить кофе. Через несколько минут она принесла дымящийся кофейник и печенье, неодобрительно посмотрела на Стефанию и пригласила:
— Да прервись, милая, глотни кофе, вкусный.
Сели около журнального столика, отхлебнули напитка, и Луцкая, не выпуская чашечку из тонких пальцев, спросила:
— Может быть, поможете нам, пани Мирослава! Организация не забудет вас:
— А-а, — махнула рукой, — все только обещают, вон Зиновию тоже обещали, а что? Пшик, видите, чистый пшик, и мне придется теперь где-то устраиваться...
Луцкая поставила чашку, взяла пани Лакуту за руку, крепко сжала.
— Я не шучу, — сказала, не сводя с нее взгляда. — Мне трудно назвать сейчас точную сумму, но в случае удачи вы получите от пяти до десяти тысяч марок.
— А в случае неудачи?
Луцкая не стала врать и развела руками. Пани Лакута немного подумала и согласилась:
— Хорошо, моя милая. По-моему, Зиновий держал самые важные документы здесь, в сейфе. — Вытянула железный ящик из-под письменного стола, достала из сумки ключ, отперла. Показала бумажник и перевязанные бечевкой бумаги. Взяла их, глядя на них немного растерянно. Наконец сказала нерешительно: — Я завязывала их не так...
Луцкая отобрала пачку, спросила:
— А как?
— На той неделе складывала бумаги и завязала крест-накрест. А теперь перевязаны один раз.
Стефания нервно сорвала бечевку, начала перебирать бумаги. Пальцы ее чуть дрожали. Перебрав, спросила:
— Кто, кроме вас, имел доступ к сейфу?
— Ключ один, и он у меня в сумке.
— Точно помните, что перевязывали пачку крест-накрест?
— Склерозом еще не страдаю. Подожди... — поднялась вдруг она. — Подожди, милая... — Пани Мирослава начала быстро выдвигать ящики письменного стола, — Смотри, и в столе рылись...
— Кто?
— Если бы я знала. Тут видишь, у меня порядок был, лежали тетради, а сверху конверты, я сама положила кучкой, а теперь разбросаны.
— Выходит, в ваше отсутствие кто-то побывал в квартире?
Пани Лакута захлопала глазами:
— Кто мог?
— Никому не оставляли ключи?
— Нет, милая, никому. Теперь такие люди пошли: и не заметишь, как ограбят!
— А ключи пана Зиновия?
— Здесь, в ящике... — Вынула из письменного стола два ключа на цепочке. — Вот они, от квартиры. Замки у нас новые, с секретом, даже я вчера сразу не смогла открыть. За слесарем ходила.
Луцкая насторожилась.
— За каким слесарем?
— Разве не понимаешь? Вчера приехала поздно, в одиннадцать, хочу отпереть двери, а верхний замок не работает, заело. Пришлось идти за слесарем.
— И он открыл?
— Конечно.
— Сразу?
— Да, моя милая, мужчины к этой технике лучше приспособлены.
Луцкая немного подумала и спросила:
— Когда возвращались со слесарем, никого не встретили? Может быть, кто-нибудь выходил из парадного? Или на лестнице?
— Какое это имеет значение?
— Имеет, пани Мирослава, я прошу вспомнить.
— Ну выходили какие-то...
— Сколько их было?
— Кажется, трое.
— А точнее?
— Трое. Я еще подумала, у кого-то гостили, так как раньше не видела.
Луцкая покопалась в сумочке, достала фотографию Рутковского.
— Этот был среди них?
Лакута рассматривала, держа фотографию на ладони. Ответила:
— Хороший парень, и кажется, был.
— Кажется или точно?
— Был. Я еще запомнила: в сером костюме.
— Но возвращались ночью, темно.
— А у нас перед подъездом фонарь. Около самых дверей.
Луцкая спрятала фотографию. Лицо у нее вытянулось и глаза потемнели. Выходит, до нее здесь побывали трое, и один из них — Максим. Наверное, люди Лодзена, и они опередили ее. Также искали список резидентов, вероятно, нашли — пани Лакута спугнула их, торопились и не успели навести порядок.
Однако откуда узнали о списке? Наконец, могли и не найти его. Может быть, действительно лежит в какой-нибудь папке или книге...
Луцкая взялась искать снова. Проверяла каждую книжку, каждую папку, догадываясь, что делает напрасную работу, но должна была довести ее до конца, хотя бы для успокоения совести. Перед вечером, просмотрев последнюю книжку, позвонила Щупаку. Уже не приглашала домой, проголодалась и назначила встречу в маленьком ресторанчике поблизости от дома Лакуты. Она уже доедала десерт, когда наконец приехал пан Модест. Выслушав Стефанию, посерел. Стукнул палкой об пол, вынес приговор:
— Твой милый, и больше никто!
— Вы сказали: про этот список знают лишь трое — Лебедь, вы и я...
— Знали до вчерашнего дня.
— Мы говорили наедине.
— Может быть, проговорилась этому парню?
— Нет.
— И я никому не говорил. Но факт остается фактом: после нашего разговора трое приходят в квартиру Лакуты. Двое с Рутковским. Люди опытные, так легко открывают замки на дверях и даже сейф пана Зиновия. Кто они?
— Я думаю: подчиненные Лодзена.
— Конечно, и их привел твой Рутковский. Как-то подслушал наш разговор...
— Выходит, да.
— Если список у Лодзена, нам до него не дотянуться.
— Очень трудно.
— Ну а твой мальчик! — вдруг разразился гневом Щупак. — Так ему не пройдет!
