высохла, иначе бы полыхнуло и до дома добралось бы. Но самое главное, стали видны тела, в беспорядке лежащие около кострища...
Один, два, три... четвертое было даже не похоже на человеческое, так, черная, дымящаяся, бесформенная груда на подгорелой лужайке.
Плюс пятый в остановленной машине. Все?
Если только никого не оставалось в доме... вряд ли, кстати, ведь они поджигать собирались. И если тот, кто был в том внедорожнике, не сделал вид, что погиб, чтобы подловить его, притаившись в машине с автоматом на изготовку.
Если бы было время, граф Ежи так и сидел бы тут, на дереве, до темноты. Но времени не было...
А потому он распечатал пачку с патронами, неспешно наполнил магазины. Потом снова внимательно осмотрел в прицел все, что было перед домом – окна дома, машины. Потом начал спускаться. Проскользнула нога, когда спускался – оно и понятно, железом обвешан, как...
Все равно не к добру.
Тот, кого он обезоружил и связал, сумел развязать ноги и принять сидячее положение – но дальше развязываться то ли не смог, то ли не захотел. Так и сидел, лупая испуганными глазами на подошедшего графа.
Ежи не сразу решил, что с ним делать. Потом, приняв все-таки решение, перекинул винтовку за спину, взял в руки автомат – у связанного это вызвало новый прилив страха, обошел задержанного, дернул за узел, которым связывался кляп. Руки пока он решил не развязывать.
– Что сидишь?
– Так боязно же, светлейший пан...
– О как заговорил... А когда меня грабил, не боязно было? Когда поджигать решили – тоже не боялись.
– Так не было ж тут никого. А там сказали...
О том, кто и что сказал, незадачливый грабитель решил благоразумно умолчать.
– Тебя как звать-то, каторжник? – ласково спросил граф.
– Та Лехом отец назвал.
– Ну... значит, будем знакомы. А я – граф Комаровский, хозяин этого дома, парка, земель окрестных. Думали – хозяина нету уже? Кто вас навел?
– Та пан Боровичный сказал, тут все на разграбление отдается...
Эта фамилия графу Ежи ничего не говорила.
– Кто такой пан Боровичный?
– Та с Варшавы приехал... голова новый в воеводстве.
– О как! И он тебе лично сказал – вот тебе, Лех, на разграбление поместье Комаровских. Так?
– Да не, не...
– А как?
– Ну... честь по чести. На управе списки вывесили, что конфискуется в пользу Речи Посполитой. Там не один ваш дом был, пан граф.
– Спасибо, утешил. Это значит – теперь пан глава воеводства решает, чьи дома можно грабить, а чьи – можно и погодить. Весело, ничего не скажешь, весело. А старого пана – главу воеводства куда дели?
Лех не ответил, но все было понятно.
– Убили. И полицейских – тоже убили, чтобы грабить не мешали, так? Ну а я вот – офицер лейб-гвардии и по присяге должен за порядком следить, и коли что где к убытку Его Императорского Величества происходит – это предотвращать по мере сил и возможностей. А это все, что вы творите, разве не убыток? Ну и что мне с вами делать, разбойниками?
Лех опустил повинную голову.
– Не убивайте, светлейший пан граф, – только и смог выдавить из себя он.
– Не убью. А ты опять грабить да разбойничать пойдешь?
– Истинный крест, не буду! Истинный крест, не буду, светлейший пан граф!
Если бы мог, Лех бухнулся бы на колени.
– Да ты не божись, не божись... – досадливо проговорил граф Ежи.
Как же легко все-таки люди становятся зверьми! Как дьявол вселяется, не иначе. Вот когда вывесили эти списки на ратуше[3] – кто что подумал? Что можно поживиться. И многие так подумали и пошли. С оружием, с факелами, с машинами. Листка бумаги, подписанного неизвестно кем и вывешенного на ратуше, – вполне хватило, чтобы люди превратились в зверей.
А что будет дальше – о том не подумали? А не подумали, как придется жить, когда будет разграблено все, что можно разграбить? Не подумали о том, что тогда начнут грабить и убивать друг друга, потому что закон защищает всех, а беспредел не защищает никого? И долго ли можно прожить грабежом? Когда кончится то, что можно грабить в Речи Посполитой, кто куда пойдет? В Австро-Венгрию? В Германию? Может быть, на Россию набегом, как в старые времена? И далеко ли так уйдете?
А никто не подумал, что беспредел, он всегда в две стороны работает? Что, если они взяли машину, чтобы вывозить награбленное, и взяли факелы, чтобы поджигать, то кто-то точно так же может взять в руки снайперскую винтовку, чтобы защитить свой дом? И колебаться не будет, потому что теперь дозволено все и прав тот, кто первым успел выстрелить? Или думали, что беспредел, он вас не коснется?
Да нет, шановны паны! Тот, кто вступил на путь беспредела, тот, кто начал жить по его законам, – тот и сам должен быть готов в любую секунду стать жертвой беспредела! Вот так вот – и никак иначе.
– Ты мне скажи, пан Лех... Убивал ты кого-нибудь? – спросил граф.
– Истинный крест, нет!
– А не брешешь? В глаза мне смотри!
Лех и впрямь смотрел в глаза графа, как побитая собака. Такие люди бывают – это просто дураки, живущие по принципу: все пошли – и я пошел. Все пошли грабить – и я пошел. Все пошли убивать – и я пошел. А потом получается еще, что они во всем и виноваты, потому что ума у них – на грош медный. Если в государстве порядок, то такие люди так и живут тихой законопослушной жизнью. А если нет...
– Не брешу! Истинный крест, никого не убивал, пан граф!
– А женщину? С женщиной вы что сделали? В глаза смотри!
– Какой женщиной, пан граф?
– Тут женщина была! В доме!
В глазах Леха просквозило удивление.
– Какая женщина?
– Молодая! Не прикидывайся!
– Та не было тут никого, пан граф. Дом-то пустой был совсем, никого и не было. Ничего мы не делали ни с какой женщиной, вот вам истинный крест!
Граф Ежи прикинул – следов перестрелки он не видел. А оружие в доме было. Это могло оказаться правдой.
– Сиди тихо. Не дергайся.
Ежи достал один из двух трофейных ножей, заодно подивившись его удобству, полоснул по тряпке, связывающей руки.
– Сколько вас было? Не считая тебя?
– Шестеро... нет, без меня пятеро, пан граф.
– Кто?
– Да местные все... Один только... из Варшавы.
– Вставай. Идешь впереди меня, и ни звука. Если перестрелка начнется – падай и лежи ничком, пока все не кончится. И не пытайся сбежать. Как я стреляю – ты сам видел. А если не видел – то и не приведи Господь тебе это увидеть. Да... и оботрись чем-нибудь. Воняет от тебя... сил нет, хоть не дыши.
К дому они вышли, прикрываясь деревьями. Можно было подойти почти к самому крыльцу, не подставляясь под прицел. Заставив Леха отойти подальше и залечь, граф Ежи, прячась за деревом, долго смотрел на пространство между домом и мирно стоящей груженой «Татрой», пытаясь уловить хоть малейший признак движения. Движения не было.
Граф перешел поближе к Леху:
