– Но я же не разрешал этого делать! – гневно воскликнул Борис.
– Тем не менее он это делает, экселенц.
– Тогда я прикажу повесить его на виду у русских на воротах Варшавской заставы!
Граф Чернин не стал говорить, что, согласно последним полученным снимкам, заставу уже заняли русские. Похоже, что правящий монарх Польши так и не понял – его приказы в Варшаве стоят не дороже бумаги, на которой они написаны. Крысы уже побежали с тонущего корабля... вероятно, русские не наступают дальше только потому, чтобы все, кто хочет бежать, успели это сделать. Да, это не восемьдесят первый...
– Боюсь, приказ не будет выполнен, Ваше Величество, – угрюмо произнес фон Чернин, – его некому выполнять.
– Найдутся! В этом вы ошибаетесь! В Польше еще остались рыцари! Вот тот же Мусницкий... Если надо, он пойдет и притащит этого предателя Мыслевского на веревке за машиной, правда ведь, Мусницкий?!
Граф фон Чернин внезапно понял еще кое-что. Горящие глаза, не находящие покоя руки, какая-то нахальная и быстрая речь. Все симптомы кокаиниста... есть такой рецепт, кокаин и спирт, его придумали как раз в Польше. Кокаин как стимулятор, спирт, наоборот, успокаивает. Так можно не спать, не есть, активно действовать три-четыре дня... русские в восьмидесятых с этим уже сталкивались... и раньше тоже бывало. Король – наркоман, видано ли! Можно даже по-другому это назвать. Политическая наркомания, вот самое точное определение.
Политическая наркомания...
– Всенепременно, Ваше Величество! – поклонился, не вставая со стула, Мусницкий. – Только прикажите.
– Вот видите, Чернин! Видите?!
– Этого недостаточно, Ваше Величество.
– А что вам еще надо? У меня – целая армия. Достаточно еще нескольких дней – и народ восстанет, вот попомните мое слово! И мы не только вернем захваченное оккупантами, но и пойдем дальше!
На самом деле польский народ не восставал, польский народ торговал с этими «оккупантами». Армейским, жандармским, полицейским частям и соединениям Российской империи требовался постой, требовалось пропитание, и за все это они готовы были платить деньги. Один из постоянно действующих приказов русской армии категорически запрещал реквизиции, провизия всегда покупалась и за постой тоже платили. У русских можно было разжиться бензином и соляркой, это было очень нужно, чтобы убрать уродившийся ныне богатый урожай – платили обычно спиртом. Наконец, при русских не было грабежей, не было разъезжающих по дорогам вооруженных людей, не было сборищ с оружием, с флагами – а потом с насилием и поджогами. Не было даже воров – после того, как нескольких, по закону военного времени, повесили.
– Ваше Величество, у русских на территории Польши сконцентрировано уже семь бригад первого эшелона, две – второго, это не считая казаков и частей специального назначения. Ваши силы исчерпываются пятью дивизиями, вы не имеете ВВС, чтобы бороться за господство в воздухе.
– Вы забываете про польский народ, пан граф! Любой поднимется на защиту неподлеглости, стоит только бросить клич!
Фон Чернин беспомощно посмотрел на Мусницкого – он просто не знал, как дальше разговаривать. Мусницкий немедленно пришел на помощь:
– Вам угрожает опасность, Ваше Величество.
Борис уставился на него:
– Какая же?
– Русские готовят ваше убийство, Ваше Величество. Для этого они хотят забросить сюда группу подготовленных диверсантов.
– Диверсантов... ха! Диверсантов... Для чего тогда меня здесь так охраняют, скажите мне, Мусницкий?
– Ваше Величество, они могут просто навести ракету или авиабомбу. От этого не поможет никакая охрана.
Борис Первый посмотрел на Мусницкого, потом на фон Чернина, а потом сделал то, чего от него никак не ожидал никто. Он...
Заплакал.
– Я давно знаю, что они хотят отнять Польшу. Они не хотят признавать прав нашей семьи, для них мы никто. Понимаете, Мусницкий, никто! Они хотят убить нас, чтобы никого не осталось, чтобы больше не было ни одного претендента на трон, кроме них самих! Это варвары, Мусницкий, убийцы и варвары!
Фон Чернин вдруг понял, о чем идет речь. Вспомнил, кто перед ним сидит. И оттого стало жутко...
Этот «король» в женском халате, размазывающий слезы по плечу одного из своих придворных, бывшего старшего оперативного сотрудника МВД Котовского, – он ведь Романов. Господи, он ведь Романов! Он происходит из царского рода, по идее, если прервется линия Михайловичей, а в живых теперь только Николай Третий и его сестра... Господи, ни у того ни у другого даже детей пока нет! Ведь этот человек в женском халате может претендовать на русский трон!!!
Пресвятой Господь, помоги нам!
Министру стало жутко. От осознания он моментально прокрутил ситуацию дальше. Он знал, как действуют британцы – они могут вести игру десятилетиями. Борис Романов – их козырь! Они убили Александра Пятого – фон Чернин не сомневался, что именно убили. Теперь под прицелом Николай Третий. Если что-то случится и с ним – Борис может на равных спорить за трон с сестрой Николая. Уже давно на русском троне не было женщин, русские этого не поймут – женщину на троне. Да, есть еще претенденты, но они из таких же побочных ветвей, а Борис Романов может стать компромиссной фигурой для всех именно из-за своей слабости! Может быть, поэтому британцы настаивают на том, чтобы вызволить отсюда Бориса Романова во что бы то ни стало?! Может, они хотят... да почему «может» – хотят, однозначно хотят видеть своего ставленника на русском троне и станут делать для этого все.
А что тогда будет с Австро-Венгрией? Ведь британцы... им хорошо плести интриги, сидя у себя на маленьком холодном островке, а для них, для австро-венгров, Россия рядом! Что будет, если на трон встанет вот это вот... существо? Что будет со всеми?
И это существо... оно ведь серьезно. Оно убило отца, подняло вооруженный мятеж, а теперь плачется, что русский царь не хочет иметь с ними ничего общего. Господи, оно ведь и на самом деле серьезно.
Что-то говоря по-польски, Мусницкий встал и вывел из комнаты рыдающего короля. Министр сидел в оцепенении, пытаясь осознать увиденное и услышанное. Было дурно... господи, у него же земля в Карпатах.
Не приведи Господь. Фон Чернин отчетливо понимал: случись что – британцы хладнокровно подставят их под удар, как делали это всегда. У Британии нет друзей – у нее есть только интересы...
Вернулся Мусницкий, глянул на австрийского посланника, ни слова не говоря, протянул фляжку, серебряную, обтянутую черной кожей. Министр благодарно принял ее, отхлебнул – адская жидкость обожгла рот, попала в дыхательные пути, он проглотил большую часть, мучительно закашлялся, слезы брызнули из глаз, если бы поляк не подхватил фляжку, он бы ее выронил. Граф фон Чернин тяжело, как выброшенная на берег рыба, пытался ухватить обожженным горлом хоть немного воздуха.
– Что это? – просипел он.
– Спирт, – коротко ответил Мусницкий, – чистый спирт. Но хороший. Здесь есть спирт, что от одного глотка ослепнешь.
Министр побагровел, но постепенно приходил в себя.
– Здесь что... ничего другого нет?
– Увы... только контрабандный спирт. И водка из него. Зато – хоть залейся.
– Он... что делать?
– Он согласится. Его сердечный друг Калановский... я говорил с ним. Он готов бежать отсюда до границы хоть пешком. Не далее как до утра он Бориса уговорит. Нужно просто немного подождать...
Министр чувствовал себя совершенно разбитым. Спирт его не взбодрил, а наоборот, клонил ко сну.
