скрипа и стуков, моторедукторы почистили и покрасили оранжевым. На внешней фронтальной стене здания в дальнем конце над железной галереей светится желтоватым светом окно 'кумовской', как обозвал комнату начальства Гоблин. Павел Матвеевич там чёт пишет, заявки составляет, скорее всего.
Загорелся и провернулся пучком света прожектор на вышке — это Мишка штатно проверяет прибор, а затем вспыхнули ещё два светодиодных фонаря — на территории. Но скоро всю эту иллюминацию выключат, заглохнет ДЭС, останется лишь слабенький дежурный свет над воротами ангара, запертыми центральными воротами возле диспетчерской и над нашим 'гаражным кооперативом'.
Три тусклые лапочки в жутковатой бесконечной ночи лесных предгорий.
В ночное время примыкающие к ангару боксы и сварочный цех очень быстро пустеют, вся механослужба собирается в подсобках главного здания, там механики и живут. Мужики вообще не понимают, как мы живём на отшибе. Есть такое дело, жутковато тут.
Кстати.
Я встал, обогнул гараж с квадром внутри и пошёл к воротам восточной стены главного периметра, закрыл калитку на замок, номинально отрезав Промзону от тёмного окружающего леса, посмотрел на заставу. Там тоже свет в окнах, мужики ужинают, у них он поздний.
Во, теперь поспокойней.
Ведь тут вполне уютно, казалось бы, сиди да наслаждайся первозданной тишиной нетронутого мира. Но что-то постоянно мешает, не даёт расслабиться, и не только мне, ночью все обитатели Промзоны напряжены. Не могу вот вспомнить: так же было в самые первые дни нашего пребывания в Замке? Наверное, что-то похожее мы и тогда ощущали.
Где Юрка-то!
Пш-шш…
— 'Эфир', ответь 'Кастету'.
— 'Эфир' на связи!
— Юра, ты где там застрял?
— Выхожу уже, мы тут с мужиками разговаривали кое о чём.
Понятно, пытал слесарей насчёт Тайных Дел и Тёмных Сил.
— Давай, выходи. Фонарь включи заранее.
— Понял, 'Кастет', выхожу.
На уже плохо различимом фоне ворот мелькнул просвет фонарика, калитка открылась и сразу захлопнулось, дежурный ангара запер её на щеколду. Традиция коллективной самоохраны распространяется и на них, всю ночь внутренний дежурный выходит на галерею, помогает часовому на вышке — взаимоконтроль.
Тёмная фигурка на секунду замерла, помотала фонариком перед собой и быстро потрусила в мою сторону.
Пш-шш…
— 'Гоблин' в канале. Вижу-вижу. Аж пятки сверкают.
— Да ну вас, мужики, — Юрка задыхается на бегу, но по рации отвечает, настоящий радист. — Чё нагнетаете!
А тут не надо нагнетать.
Оно само нагнетается, да ещё как. Вся Промзона до сих пор буквально пропитана страшноватым духом постапокалипсиса, вынужденной безжизненностью. Это въелось во всё материальное, прилипло, кажется, намертво, на века. И тут вся работа лежит на наших мирных работягах. Именно они, вольно или невольно, каждый день отдают Промзоне частички своей жизненной энергии, постоянно и постепенно, вновь и вновь напитывая жизнью эти мёртвые стены и крыши, заборы и вышки. Работали бы здесь одновременно человек двадцать… Да кто их даст-то?
Мы имеем, что имеем — облупившиеся стены, по которым поднимается дикий плющ, так и не выкошенная территория предприятия, захваченная сорняками; там покосилось, там отвалилось, здесь обвалилось. Даже мёртвые мусорные контейнеры люди еще не успели набить нормальным человеческим мусором. Старые вязы нависают над забором, рваный асфальт двора, щупальца зелени на нём…
Природа как бы говорит: — 'Бросили объект? Ладно, теперь я его заберу. А вы сюда не ходите, не надо'.
Нагнетаем…
Нам ли не знать тему? Скажет сейчас Демченко, отдаст срочный приказ — и пойдём мы с Гоблином в ночи, куда надо и зачем нужно. Все тут останутся, а мы двинем. Даже погранцы ночью не патрулируют, и секретов не выставляют. А мы двинем: не было что ли такого? И не для себя стараемся, у нас артефактов для продажи Сидоровичу нет. Так что вам надо просто работать над собой — учитесь любить сталкеров, таких, какие мы есть, как бы чертовски трудно это вам ни далось.
— Привет! — зачем-то сказал Вотяков, подбегая ко мне.
О, глаза какие! Чувствует. Чего там, все чувствуют…
Пока Юрка искал что-то, ковыряясь в своих вещах, я проверил и изготовил наш пулемёт. Подстегнул к ПКМ 'сотку', поставил машинку у двери.
Пш-шш…
— 'Гоблин' — 'Кастету'.
— Здесь я, Костя.
— Как там?
— Да темно тут, как сказал проктолог, заполучив зусула.
— А в 'тепловик' чё?
— Чисто по периметру. А по просеке волки прошли. Прикинь, аж оттуда услышали, как калитка хлопнула!
— Они могут. Ладно, давай, скоро поменяю.
— Давай.
Волки ходят, значит, обезьян поблизости нет. Удалые приматы местных волков боятся, как огня, хотя уровни обитания вроде разные… Клыкастая стая загоняет обезьян жёстко, вцепляется мёртво и гонит их по деревьям, пока не окружит где-нибудь. И тогда начинает давить на психику, пока наиболее эмоциональные не начнут от страха валиться с веток. Умные тут волки, очень умные.
Здесь вообще дурачки не выживают.
— Слышь, Костя, я вот что думаю…
Созрел парень, наслушался вечерних разговоров в подсобке. Новые и новые легенды рождаются у нас постоянно, это живой и непрерывный процесс. Новые поколения рождают новые былины, порой бережно модифицируя или прямо возрождая старое.
— Давай, вали открыто.
— Это всё-таки остатки с матрицы старой платформы.
— О, как. С чего вывод сделал, с 'мурки' найденной? Так это не факт, оружие запросто мог кто-то из персонала спрятать, например, в деревню вечером собирался. Или на дачу, если в пятницу вечером. Я и сам так…
— Да не, не поэтому, — заторопился Юрка. — Другая причина.
— Так колись, чё тянешь!
— Мужики говорят, что колья тут стояли, — сказал он шёпотом.
— Какие колья, где? — не понял я.
Радист настороженно оглянулся. И это я нагнетаю?
— Возле периметра, снаружи. Их заметили, когда ограду поднимали, и то не сразу, там же заросло всё.
— Так, давай-ка отсель подробней. Конкретно, где?
— Да вот с этой стороны, — он показал рукой мне за спину, в сторону недавно закрытой мной калитки.
— Пошли, — сказал я и пошёл к ограждению. — Точнее, где?
— Как я понял, почти у угла, ближе к лесу. Их срубили или сломами, не знаю, давно ещё, но два остались торчать в земле. Острые, наклонённые наружу.
