— Поехали, — коротко скомандовал командир, вскидывая винтовку.
Кляп осторожно выглянул во двор, держа пулемет на изготовку. Бочка стоял у него за спиной, командир занял позицию у другой створки, прижимаясь плечом к забору. Он кивнул. Кляп стрелой выбежал на широкую асфальтированную площадку, впереди него уже летел болт. У черного прямоугольника входа в первый корпус мелькнула тень. Узбек сразу встал на колено и выдал короткую очередь. Раскатистый грохот выстрелов эхом понесся от здания к зданию, наполняя умиротворенную тишину покинутого комплекса зловещим содержанием.
— Мама! — раздалось откуда-то из глубины.
— Стоять! — не прекращая стрелять, заорал Кляп.
Неизвестный укрылся за кузовом черной «Волги», брошенной во дворе. На ней, скорее всего, когда-то местное начальство возило в Киев тугие папки отчетов.
РПК смолк.
— Бросай оружие и выходи! — попробовал еще раз узбек. — Щас всю тачку изрешечу! Не жить тебе!
У Кляпа за спиной уже стоял толстяк, водя плавно стволом карабина от переднего до заднего бампера. Малейшее движение, и снайпер откроет огонь.
— Не стреляйте! Сдаюсь я! — раздался писклявый голос с другой стороны «Волги».
Сначала над капотом появились руки с широко растопыренными пальцами, а потом и чумазая голова в синей бейсболке с надписью «Giants». Наблюдавший через щель в створке ворот Алексей не был уверен, что незнакомец является ярым поклонником этой команды. Клуб давно обанкротился.
— Руки в стороны и на пузо ложись, — приказал Саян, не спуская с пленного прицел винтовки. — Жора! За спину поглядывай… Лес… Лес паси.
Незнакомец повиновался. Командир жестом показал узбеку, чтобы прикрывал, и начал приближаться, не опуская оружия.
— Кто таков? — спросил он на ходу.
— Мамка я… А вы чьи? — медленно поднял голову мужик, уставившись на старшего из-под козырька.
— А что, не видно? Из «Монолита» мы. Незнакомец как-то сразу сник.
— А че я вам? — спросил он с меркнущей надеждой в глазах.
— А ничего, — старший удостоверился, что тот не опасен и для профилактики вмазал ботинком под ребра.
— У-у-у-у-у… Сука…
Мужик тут же получил еще. Смертин поморщился.
— Ты из чьих? — начал допрос Саян.
— Сам я по себе…
— Жора, забери автомат. За машиной валяется. И лес, лес паси… Бочка, обыщи его, ПДА отними… У тебя здесь нора? — спросил Саян, наклоняясь к бедолаге.
— Нет, мимо проходил…
Мамка ответил совсем неуверенно, будто на месте преступления застукали и перед мордой ментовской ксивой махают.
— Не ври, падла… Сейчас все покажешь.
— Покажу, только не бей! — быстро сдался сталкер.
Алексею была до боли знакома эта сцена. Вот так же и его прессовали на НИИ. Было больно и унизительно. И теперь стрингер не совсем понимал, как один и тот же человек мог быть таким жестоким к чужим и неравнодушным к своим.
— Давай веди, паскуда, — поднял пленника за воротник командир, отвешивая пинка для скорости.
Со стороны трассы ветер принес отдаленные хлопки выстрелов. Все напряглись.
— Охота там, — просипел Мамка на ходу.
— Шлепай, — еще раз подтолкнул его командир.
Сталкер провел их по захламленным лестницам на самый верхний этаж. В конце он прибавил скорости, видно намереваясь скользнуть за железную дверь и закрыться, но Саян замысел разгадал. «Монолитовец» преодолел несколько метров широкими шагами и в самый последний момент вклинился в узкий проем. Мамка отшатнулся, и старший, ворвавшись, словно вихрь, в небольшую комнатушку, принялся его избивать. Он без всякой жалости молотил по лицу Мамки тяжелыми ботинками. Бедолага только свернулся на бетонном полу в клубок, в слабой попытке закрыться от ударов, и пронзительно вскрикивал.
— Ты от меня еще бегать будешь, сволота…
Наконец, Саян успокоился. Он глубоко вздохнул и отошел к небольшому окошку. Бочка грузно прошлепал за командиром. Стрингер оглядел коморку. Совсем маленькая. Вся группа там едва умещалась. В дальнем углу стояло старое кресло, покрытое бордовой плюшевой тканью, рядом с ним — крохотный журнальный столик. Справа на полу — кипа газет и несколько книг. В основном советских. Даже часть собрания работ Ленина имелась, прямо как в припятской школе. С железной вешалки свисали рюкзак и плащ. Рядом к стене была прижата сбитая из досок лежанка, застеленная полосатым матрасом.
— Одежда есть? — спросил Жора у Мамки.
— Нет, только плащ, — простонал тот.
— Подаришь?
Лысый выглядел самой наивностью. Естественно, сталкер отказывать не стал.
Саян внимательно смотрел за мелькающими в редком подлеске фигурками людей. Сверху открывался отличный вид. Там на самом деле проходила охота. Один беглец угодил в «электру», еще одного пристрелили преследователи, трое бежали в сторону завода. Их фигуры то появлялись на проплешинах между деревьями, то снова исчезали за ветвями. Охотников командир подсчитать так и не смог. Больше десятка — это точно.
Пока «монолитовцы» хозяйничали в тесном укрытии, пленник отполз в угол и затих, растирая по щекам кровь и тихонечко поскуливая. Стрингер присел перед ним на корточки.
— За что… меня так? — обиженно шмыгнул носом Мамка.
— Попал под раздачу. Не повезло просто. Ты как?
Сталкер забито посмотрел по сторонам, выискивая среди вольготно расположившихся в комнате сектантов Саяна.
— Меня нельзя бить. За Периметром часто били, поэтому я оттуда ушел. Еще обзывались. Говорили, что я дурак. А Зона приняла. Меня здесь все уважают. А этот… — смерил Мамка ненавидящим взглядом командира. — Этот… Даже если из «Монолита» — не значит, что бить можно. Ведь так?.. Если Зона меня любит, нельзя ему меня лупить…
— Больше не буду, если тихо будешь сидеть, — сказал командир и вышел в коридор.
Сталкер ковырнул в носу, подцепил ногтем кровавую «козу» и начал пальцами катать из нее шарик:
— Как больно избил. Совсем до крови.
Алексею было жалко этого беднягу, который волею случая оказался не в том месте и не в то время.
— Чего вы там шушукаетесь? — повернулся к ним Кляп, обсуждающий с Бочкой, добегут ли пленные до забора завода, или их всех постреляют на подходе.
— Не трогай его больше. Даун он, юродивый…
— Ты откуда? — спросил у сталкера Алексей, чтобы занять Мамку разговором и немного отвлечь.
Вдруг что в голову взбредет и набросится на кого-нибудь. Ведь пристрелят сразу. Пусть лучше отойдет, пар выпустит.
— Из Киева я… В Киеве плохо было, — сморщился Мамка то ли от боли, то ли от неприятных воспоминаний. — Меня во дворе не любили, всякие гадости говорили. Работы не найти. Один хозяин ларька взял грузчиком, только обманул. Не заплатил денег. А в Зоне никто не приставал. Смеялись сначала, а когда камни Семипалате принес, сразу зауважали. Торгаш денег дал много. Мне потом Ломоть сказал, что
