Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие

непосредственно связана с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса, того, что В.Н. Телия обозначила как «археологию культуры».

Одним из любимейших у лингвокультурологов является вопрос «почему?»: почему на ночь глядя говорится с неодобрением, почему плохо выносить сор из избы, почему в минуту отчаяния мы рвем на себе волосы и кусаем локти, почему можно сказать чистой воды ложь, но чистой воды правда невозможно, почему мы спим без задних ног и т. д. и т. п. Почему для нас одинаково плохо распускать руки и связывать себе руки?. Почему вить веревки из кого-либо – это всегда плохо, а вот гнуть в бараний рог может и не быть предосудительным? А кроме этого, в чем разница под рукой и рукой подать, вне себя и не в себе? Какие ипостаси человеческого «я» зафиксированы в идиомах владеть собой, выйти из себя, не по себе! Как располагается русское пространство по оси «далеко – близко»: по вертикали или по горизонтали? Как вообще мы членим пространство и время? Где проходит граница между «свой – чужой»? Или: почему для русских Дон Кихот в первую очередь бессребреник, а для испаноговорящих и англоговорящих, например, не очень умный человек? Почему свинья или слон, сказанные в адрес человека, для русских звучит как оскорбление, а для японцев или индийцев, соответственно, как комплимент? И почему, наконец, некоторые рекламные ролики, казалось бы, качественно и профессионально сделанные, вызывают у русских то, что называется «неприятие на уровне клетки»?

Из этого краткого перечня уже, по-видимому, понятно, что лингвокультурология ставит и пытается найти ответы на вопросы, связанные с мировидением человека, его мироощущением и осознанием себя в этом мире. Одним из основных понятий, которыми оперирует данная дисциплина, является понятие «код культуры». Что же это такое? Позволю себе представить свое понимание кода культуры и затем рассмотрю на примере одного из них, как эти коды фиксируются в языковом сознании и в языке и проявляются в дискурсе. Итак, код культуры есть «сетка», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его. Коды культуры соотносятся с древнейшими архетипическими представлениями человека. Они, собственно говоря, эти представления и «кодируют». Можно сказать, что коды культуры «образуют» систему координат, которая содержит и задает эталоны культуры и обслуживает, в частности, метрически-эталонную сферу окультуренного человеком мира.

Коды культуры как феномен универсальны по природе своей, свойственны человеку как homo sapiens. Однако удельный вес каждого из них в определенной культуре, а также метафоры, в которых они реализуются, всегда национально детерминированы и обусловливаются конкретной культурой.

8.2. Этнокультурная сущность языкового сознания

Поскольку общепризнанным является определение языка как непосредственной действительности мышления, мы признаем его первой ипостасью разума, тем важнейшим свойством, по которому человека выделяют из всего остального живого мира.

Вспомним давно сказанные, но и сегодня справедливые слова М.В. Ломоносова: «По благороднейшем даровании, которым человек прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий – разуме, первейшее есть слово» (Российская грамматика. Наставление первое). Антропоцентрическое устремление науки нашего времени, положившей в качестве одного из своих краеугольных камней принцип логоцентризма, завершило признание языка животворным истоком всего ценностно-смыслового пространства культуры. Поскольку дискурсивно-смысловые корни символа уходят в глубь веков, в центре этого пространства находится символ, сохранивший предания о креативной (преобразующей и созидающей) энергии слова. В интерпретации М.В. Ломоносова, сила слова «толь велика, коль далече ныне простираются происшедшие от него в обществе человеческом знания» (Там же). Позже, в XIX веке, эти идеи нашли свое развитие в лингвокультурологической, по сути своей, концепции языка В. фон Гумбольдта, своеобразно преломившейся в европейской и американской философии языка. Имеются в виду, прежде всего, эпистемиологическая доктрина Л. Витгенштейна и гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа.

Какими бы полемическими не были столь одиозные теории (они, разумеется, требуют критического осмысления уже с точки зрения науки XXI века), их значение для становления современной лингвокультурологии трудно переоценить. Они помогают понять главное: язык служит глубинным истоком, формирующим своеобразие социокультурной формации, выводит то или иное этнокультурное сообщество на авансцену соответствующей исторической эпохи, определяет его лидерство в развитии культурного космоса всего рода homo sapiens (человека разумного).

Обратимся к, казалось бы, известным истинам, которые доказывают внутреннюю взаимосвязь языка и культуры. Можно ли отрицать очевидное: жизнь древневосточных, «раннеклассовых» цивилизаций находилась под влиянием лингвокультуры Месопотамии и Древнего Египта. Культура Античного мира создавалась в основном креативностью древнегреческого языка. Культура западноевропейского Средневековья была «во власти» латинского языка. Так же очевидно и то, что его безэтнический статус оказался решающим фактором превращения латыни сначала в средство хранения и передачи знаний, унифицирующим европейскую культуру путем подавления национальной жизни отдельных европейских народов, затем – в мертвый язык. Зато арабский язык, ставший на Востоке не только языком науки, культуры и образованности, но и сохранивший свои этнические корни, остался живым языком современной арабской культуры. Просвещенный абсолютизм XV–XVIII веков наиболее ярко проявил себя в ценностно- смысловом пространстве французского языкового сообщества.

Современный мир оказался преимущественно продуктом англосаксонской языковой среды, которая на пути к глобализации мира пытается растворить в себе этнокультурную самобытность других народов. Чтобы понять это, достаточно обратить внимание на обилие заимствований, вспышку сленговой стихии в современных русской, украинской, болгарской, чешской и других лингвокультурах Восточной и Западной Европы. Сокрушаться по этому поводу не стоит, поскольку естественный язык, словно воды мирового океана, способен к самоочищению. И все же соблюдение культуры национальной языковой среды могло бы помочь преодолеть имеющийся языковой негатив.

Мыслители прошлого понимали, что естественная жизнь всякой самобытной культуры заключается в постоянном создании для выражения своего духа новых форм (в современной терминологии – новых культурных концептов), взращенных на почве родной культуры (в сфере архитектуры, живописи, музыки и, прежде всего, новых форм родного языка). Как прав был С.Н. Трубецкой, когда писал, что культура – это продукт исторического коллективного сотворчества прошлых и современных поколений. Поэтому для нормального развития культуры необходим общий для них запас культурных ценностей, накопленный в родном языке, тот инвентарь лингвокультуры, благодаря которому эти ценности передаются от поколения к поколению, обретая статус традиции[6].

Понятие традиции, в свою очередь, связывается с представлением о культурном ядре (этнических константах), относящемся к коллективному бессознательному. Именно такое культурное ядро и определяет предел допустимых для данной культуры изменений, переход же через эту грань приводит к разрушению самой культуры. Усвоенная человеком система этнических констант и является той призмой, сквозь которую он смотрит на мир» (Лурье, 1997: 228). Социализация ребенка – не что иное, как «присвоение» некой системы этнических констант, которая, собственно, и обусловливает специфику нашего сознания.

Сознание носителей той или иной этнической культуры в силу своей недоступности прямому изучению может изучаться только через различные формы своего овнешнения. Одной из таких форм является языковое сознание – опосредованный языком образ мира той или иной культуры, т. е. «совокупность перцептивных, концептуальных и процедурных знаний носителя культуры об объектах реального мира» (Тарасов, 1996: 7). Образ сознания, ассоциированный со словом, – это одна из многих попыток описать знания, используемые коммуникантами при производстве и восприятии речевых сообщений. А имя (слово) – это та культурная рамка, которая накладывается на индивидуальный опыт каждого человека, прошедшего социализацию в определенной культуре. «Назвать», отмечает Н.В. Уфимцева, – значит