Вечер плачь, а заутро радость.
О трудолюбии: О ленивом Бог не печется. С Богом начинай, а с прилежностью кончай. Работа хвалит мастера. Плохо жить издеваючи, надобно жить изнемогаючи. По готовой работе вкусен обед. Встань кормит, а лень портит.
О чужом горе: Чужое горе полусилой горевать. Жаль друга, да не как себя.
Защита от одиночества в старости: Кто бабе не внук?
О бодрости: Милость делает бодрость. Не говоря худо, хорошо говорить не будешь. Больше плачешь, так меньше скачешь.
Итак, чтобы пословица работала, т.е. Подсказывала поведение (а мы бы соответственно ей внимали и ее бы слушались), она должна быть загадочна, экспрессивна и... не очень известна. Вот почему нужны метафорические параллели. Вместо общераспространенного На чужой роток не накинешь платок сказать себе: На чужой рот пуговицу не пришьешь. Или: Чужой рот не огород – не загородишь.
Пословицы глубоко технологичны, например, о достатке в доме: Заботься о копейках – рубли сами о себе позаботятся. Деньги что галки: любят сбиваться в стаи. Параллельно этому пословицы страхуют от экстрима: Овца руно растит, а скупой деньги копит не про себя. Скупые умирают, а дети сундуки отпирают.
Загадочны пословицы подчеркнутым парадоксом, но вместе с тем по той же причине и высокотехнологичны: Не торопись начинать, а спеши кончить. Сам себе на радость никто не живет. Тонкое наставление в пословицах сопровождалось успокаивающим или предупреждающим эффектом. Без стыда лица не износишь. Рано сделав, хоть поздно да отдохнешь; поздно сделаешь, отдыху не найдешь. Жену выбирай не глазами, а ушами. Две шубы тепло, две хозяйки добро (о снохе). Что летом ногою (толкаешь), то зимой рукою (подберешь).
По ТВ в новостях рассказали как-то, что на севере, в Усть-Куте, нашли птицу южных кровей, розового фламинго. Непонятно, как она туда залетела. А орнитолог объяснил, что у молодых (особь была молодая!) некоторое отклонение от курса запрограммировано, дабы они могли найти лучшие для жизни территории. Так природа страхует свои виды (21 ноября 2003 г.). Не отсюда ли старинная мудрость: Молодой старому не верит.
Существуют ли плохие пословицы? подойдет ли в качестве примера хорошо знакомая пословица: Моя хата с краю, ничего не знаю, воздействие в которой осуществляется будто бы на уровне призыва-лозунга: «Не проходите мимо!»? Однако в жизни бывают такие ситуации, когда лучше постоять в стороне от случившегося, не торопиться вмешиваться. Так что многое зависит от проекции пословичного предписания на конкретное событие, почему и возникают системы едва ли не полярных по смыслу пословиц. Но вернемся к нашему вопросу. «плохие» пословицы, по-видимому, не случайно насыщены именами собственными, театрализующими аналог нежелательного поведения (своего рода Театр сатиры в языке!): Тетушка Федосевна до чужих милосердна, а дома не евши сидят. У нашей Натальи все люди канальи. Мели, Емеля, твоя неделя.
Уместнее вести речь не о плохих, а о резковатых, резких пословицах, страхующих от ошибки, проступка. Резкость строится на союзе метафоры и гиперболы. Где, кому, какому народу, – задается вопросом Михаил Задорнов – придет в голову... плевать в колодец? Грустный юмор создает лингвострановедческая проекция. Скажем иначе: чтобы увидеть (и себя тоже!), надо увеличить. Предостерегающая, гиперболизированная метафора работает на оптимизацию национального поведения с его дефицитом осмотрительности, осторожности в общении, дефицитом снисходительности.
Теперь развернем вопрос на 180 градусов и спросим самих себя: сколько мы знаем «очень хороших» пословиц, предписывающих идеальное поведение? Муж жене отец, жена мужу венец – редчайшая пословица в списке паремий, посвящаемых злым женам. Хорошее дело два века живет. Не густо с хорошими паремиями.
Зачем мы пишем обо всем этом? А затем, что наблюдается интересная картина. Употребление чего- либо в языке обычно опережает (или превосходит по насыщенности!) изучение такого объекта. Например, весьма «репрезентативно» сейчас употребление диминутивов: То ж была пончичек! (17 декабря 2007 г.), употребление слов в функции хезитации, заполнения пауз: как бы, типа, того... Исследование таких шероховатостей речи интенсивно идет сейчас за рубежом. В частности, было не так давно установлено, что сбивчивая речь лучше запоминается. Однако вернемся к пословицам. Это тот случай, когда, наоборот, изучение опережает употребление. Много серьезнейших публикаций посвящено теории пословицы, особенностям паремического фонда языка, всевозможным классификациям, проблеме отграничения пословиц от смежных жанров, технике пародирования пословиц (см., в частности монографию Н.Н. Семененко и Г.М. Шипицыной*). Но подозрительно мало стало пословиц в практике повседневного общения. Мы заметили этот провал, когда фиксировали устные высказывания. При обилии фактов словотворчества, именных и глагольных метафор, полиприставочных глаголов, цитации «вдруг» оказалась недодача элементарного: пословиц. Соотечественников легко понять: использовать всем известную, ожидаемую, избитую пословицу неинтересно, другая же, оригинальная, просто не приходит на ум, не вспоминается. Вот почему в плане развития прикладной филологии так важно поднимать на-гора старинные (но не устаревающие истины!) с их мощной потенциальной энергетикой.
Ответвлений у темы много. Так, идеологическими знаками прошлого становились «искусственные», сочиненные пословицы: Хороша нива только у коллектива. Человек трудолюбивый в СССР самый счастливый. Набирайся сил на груди у матери, а ума у Коммунистической партии. В настоящее время несостоявшиеся пословицы могут стать прекрасным материалом для уточнения ключевых свойств пословицы, которую, как оказывается, далеко не просто сочинить.
Далее, экспрессия экспрессией, но особый разговор необходим и о взвешенности, точности содержательной стороны пословицы. Умирает не старый, а поспелый. Счастье не по молодости, смерть не по старости. Парадоксально, не правда ли? Кому как не старому... того, умирать. Ан нет. Проведенное демографами исследование показало, что возраст и смертность не всегда коррелируют, т.е., например, в 70 лет умереть «труднее», нежели в 50. Кривая смертности как бы замедляет свой бег по отношению к прямой (стреле!) возраста. У В.И. Даля находим пословицы о цене: Цена хороша, а не будет барыша. Продорожил, ничего не нажил, а продешевил да два раза оборотил – нажива и есть. В статье социолога Леонида Блехера о ярмарке в Отрадном читаем: «Ювелирный расчет – цена. Типичная ошибка новичков, о которой мне говорили асы, – «задирают» цену, чтобы заработать побольше, и в результате не зарабатывают ничего. Номер не в том, чтобы продать подороже, а в том, чтобы продать побыстрее, т.е. цена должна обеспечивать оборот, пусть с минимальной прибылью. Главное – оборот, и ночной кошмар арендатора – «зависший» товар. Его в конце концов сбрасывают по той же цене, что и купили («играют в себестоимость»), т.е. без всякой прибыли, а то и в прямой убыток, лишь бы высвободить деньги» (Знание – сила. 1997. № 2. С.101 – 102).
Обратимся теперь ко второму источнику экспрессивных паремий, когда экспрессию создает уже не старинная, а «экзотическая» компонента, а именно к заимствованным пословицам. И среди них есть эталонные, модельные, знаковые, общеизвестные. Как говорят англичане: Мой дом – моя крепость. В Англии говорят: Любопытство губит кота. Все яйца не кладут в одну корзину, – гласит французская пословица.
Не так давно считалось «шиком» вставлять в свою речь латинские пословицы. Удивительно, что при интенсивном распространении английского языка английские пословицы практически не встречаются в режиме украшения, обогащения отечественной речи. Скажем, не используется в речи здоровьесберегающая пословица: One apple a day keeps the doctor away. (Одно яблоко в день держит доктора на расстоянии (гонит доктора прочь)).
В теоретическом ключе пословицы стали системно исследовать, например, при выявлении национального компонента репрезентации того или иного концепта – концепта ДОМ, например, в русском и английском языках. Выделяют совпадающие ценностные нормы: 1) хорошо человеку в своем доме («Своя хатка – родная матка», “East or West, home is best”); 2) человек в своем доме имеет право вести себя так,
