необъяснимых и леденящих кровь событий, впору самим молить Священную инквизицию о помощи! Спросите хоть отца Дионисия...
Пожилой капеллан, за которым послали оруженосца Моуни, подтвердил — чертовщина как она есть, преподобный. Знамения, видения, предзнаменования. Люди встревожены. Только второго дня арестовали проповедника, смущавшего умы — так сразу и не поймешь, одержимый он, просто сумасшедший или, Боже упаси, какой сектант-еретик, поскольку замечен был в самобичевании.
— Флагеллант? — переспросил брат Михаил. — Распорядитесь-ка привести его сюда. Вы не возражаете, сэр?
Моуни закатил глаза, всем своим видом давая понять, что готов оказать папскому инквизитору любое посильное содействие, лишь бы искупить и загладить!
Спешно доставленный в покои наместника проповедник выглядел безусловно и накрепко умалишенным — преподобный за много лет трудов на инквизиторском поприще вдоволь насмотрелся на юродивых, в основном людей совершенно безобидных и набожных, в которых иногда вспыхивала искра святости. В конце концов, святой Франциск Ассизский сделал подвиг юродства идеалом истинной апостольской христианской жизни!
В данном случае, увы, ничего похожего не наблюдалось. Омерзительный патлатый нищий в драном холщовом рубище на святость не претендовал, вовсе наоборот — инквизитор лишь скривился, вновь столкнувшись с неприятно знакомым чувством: от помешанных всегда и постоянно истекает какая-то погань, нечистота ощущаемая физически.
Кроме того, от бродяги несносно разило — эдакий букет присущ далеко не всякому прокаженному с отверстыми гонящимися язвами! По бороде и седеющим космам вольно разгуливали упитанные вши.
Оказалось, что смутьян слеп или отчасти видит только левым глазом: правый полностью затянут бельмом. Немаловажная деталь: отрезан кончик носа, так в некоторых французский городах карают за прелюбодеяние. Но если убогий когда-либо и прелюбодействовал, то было это очень и очень давно, ибо ныне это уродище не подпустила бы к себе и распоследняя портовая шлюха.
— Н-даа, — протянул Михаил Овернский. — Отец Дионисий, вы уверяли, будто он принародно возглашал еретические посулы? Не уверен, что сей раб Божий способен выговорить собственное имя, не то, что...
— Альдаберон, — неожиданно внятно и звучно произнес нищий. — Меня нарекли Альдаберон.
Преподобный и капеллан переглянулись. Имя исключительно древнее, восходящее к языческим корням, сейчас почти не используется — можно, конечно, вспомнить некоего Альдаберона из Реймса эпохи ранних Каролингов, но и только.
— Веруешь ли в Господа нашего?
— Как все.
— Как все, значит... — покачал головой брат Михаил. Прикинул, стоит ли применить к вонючке обычные инквизиторские уловки наподобие «Как все еретики из вашей секты?», но ход мыслей прервали грохот и вопли, донесшиеся из-за приоткрытой двери в коридор.
— Пустите же! Пусти, дерьмо собачье!
— Стой! Хватайте его!
Сочный звук удара. В комнату ввалился Рауль Ознар, на плечах коего висели двое англичан, будто собаки на кабанчике. Мэтр извернулся, съездил одному сжатой в горсть ладонью по уху, второго пнул в пах, да так, что кнехт взвыл и повалился на бок.
Подскочил армигер сэра Моуни, угостив бузотера точным ударом в переносицу. Кровь хлынула не только из ноздрей, но и изо рта.
— Прекратить! — взревел инквизитор. — Pax, pax! Мир! Поднимите его! В чем дело?
— Сбежал, — известил кнехт с распухающим ухом. — Приказано было из покоев не выпускать!
— Мессир! — брат Михаил воззрился на охающего Рауля. — Merde, дайте ему вытереться!.. Что это значит?
— Маг... — хлюпнул Рауль, высморкав кровяной сгусток. Вызверился на армигера: — Да убери ты руки, скотина!.. Магия! Волшебство! Глядите! Genuinos apparet vultus!
Эффект от несложного заклинания превзошел любые чаяния. Уолтер Моуни вскочил, перевернув кресло. Отец Дионисий ухватился за наперсный крест и забормотал «Спаси и сохрани». Англичане обнажили клинки.
Пахнуло холодом — так всегда бывает, когда развеиваются чары под влиянием контрзаклинания. На досках пола появились тонкие дорожки инея.
«Старею, должно быть, — подумал брат Михаил. — Керикон Трисмегиста бездействует, после вермельской истории забыл активировать амулет... Потому и не различил сразу!»
— Igne purgatorio vocatis! — Рауль первым сообразил, что действовать нужно со всей возможной стремительностью, иначе последствия окажутся непредсказуемыми. — Преподобный, святую воду!
Меж ладоней мэтра замерцал сгусток лазурного пламени — заклятие «Огонь очищающий» отнимало неимоверно много сил, но против нечисти работало безотказно, а в происхождении диковинной твари принявшей облик нищего флагелланта сомнений не оставалось: бес.
Даже искушенные демонологи опирающиеся на тысячелетний опыт предшественников не перестают удивляться поистине бесконечному разнообразию форм и обличий, порожденных energia Inferna. Известно, что Силой Творящей преисподняя не обладает, лишь искажая и извращая сотворенное, но в этом деле Люциферу с окружающим его сонмищем демонов нет и не будет равных...
Обманчивое человекоподобие, — руки-ноги, туловище, голова, — не могло скрыть устрашающей чужеродности твари: взъерошенная черная шерсть вперемешку с длинными изогнутыми иглами вдоль хребтины, тонкие губы за которыми скрываются сотни мелких и острейших, будто у нетопыря, зубок; глаза остались неизменными, тусклые, ничего не выражающие бельма. Лапищи будто скручены из веревок, дряблая коричнево-серая кожа покрыта бородавками. За спиной колышется ясно различимая тень — вроде бы крылья?
И вонь — невыносимый, сводящий с ума смрад. Нечисть всегда источает зловоние.
Дальнейшие события развивались стремительно. Бес выпрямился, ощерил тёмную пасть, но моментально попал под удар с двух сторон — Михаил Овернский незаметным движением перекрестил чашу для омовения рук, одновременно бросив в нее освященный самим Папой пастырский перстень и не раздумывая запустил тяжелым сосудом в страшилище. Сэру Моуни показалось, что лента водяных брызг на миг застыла в воздухе.
Тотчас с пальцев Рауля сорвался ослепительный шарик Igne purgatorio, источавший крошечные изломанные молнии-искры.
Громыхнуло так, что пол содрогнулся. По зале разошлась волна горячего воздуха.
— Экзорцизмом его! — рявкнул преподобный на отца Дионисия. — Давайте! Вместе! Agnus Dei...
Умирало оно скверно, тяжко. Прoклятая плоть растачивалась под каплями святой воды и змейками магического пламени, вспухали и лопались волдыри, под сводами калесского замка разнесся тоненький жалобный визг — демону было больно.
Очень больно.
— Сссмерть!.. — на последнем издыхании просипел черт. Бельма внезапно исчезли, явив яркие, густо- лиловые глаза с вертикальным разрезом зрачка. — Вссем ссмерть... Выйдет из моря Йамму.... И многие не доживут до заката... Ссмерть...
Огонь очищающий полностью окутал тварюгу, окружив пульсирующим коконом — тошнотворный запах заместился густым ароматом грозы. Мгновение спустя всё было кончено, бес сгинул.
Изошел.
Кучка серой золы развеялась сквозняком из полуоткрытого окна.
— Хорошенькие у вас в Кале проповедники, — брат Михаил плебейски вытер покрытое крупными каплями пота лицо рукавом рясы. Шагнул вперед, поднял свой перстень. — Флагеллант, говорите?.. Куда катится христианский мир, я вас спрашиваю? Если черти по улицам разгуливают, а городская стража их в темницу сажает, а? Что замолчали, мессиры?
— По-моему, отсюда лучше уйти, — нарушил гробовую тишину пожилой капеллан. — Помещение надо окропить, отслужить чин...
