Он сидит в самом носу почти на всех типах современных самолётов. «Он раньше всех отрывается от земли, ибо сперва поднимается нос самолёта, и потому прежде остальных членов экипажа налётывает норму на пенсию по выслуге лет», — шутят в Аэрофлоте. Штурмана ещё называют «Встречающий рассвет»— ведь его первого ласкают солнечные лучи.
Штурман «грузовика» рассказал Председателю комиссии в больничной палате (в присутствии лечащего врача): — Всё шло по инструкции… Взлетели нормально. На семидесяти метрах вошли в облака. Вспышки света снаружи я не видел… Нет, видел, конечно, но подумал, что это сперва фары начали убираться, а потом их выключили. Так иногда делают. Тогда лучи света скользят вниз, и может создаться впечатление вспышки, если видишь их краем глаза… Потом внизу показался красный заградительный огонь, и я понял, что это мачта ближней приводной радиостанции, с обратным курсом. Но я не должен был её видеть! Значит, мы почему-то теряли высоту. Я крикнул… Теперь вспомнил точнее. Мачта ближнего привода прошла совсем подо мной — я смотрел на неё и радовался, что не задели. После — удар… Провал в памяти… Что? Да, пожалуй, всё… Вот только… Нет, не записывайте: мне просто показался шум сбоку, выше меня… Точно не скажу, где… Возможно, в районе приборной доски…
— Довольно, — прервал лечащий врач.
19
Председатель комиссии вышел из палаты расстроенный. Кажется, пилоты допустили ошибку на взлёте и теперь стараются выкрутиться. Не очень настойчиво, но они ведь нажимают на вспышку света снаружи…
Однако если это так — договорились они между собой плохо. Командир корабля утверждает, что видел вспышку чуть справа, Второй пилот — слева, а Бортмеханик — прямо перед собой.
Почему же этой вспышки не видел Штурман? Кому верить?
Показания Бортрадиста, как и следовало ожидать, ничего существенного не дали: он делал записи в своём бортжурнале и вспышки не видел.
Жаль, если экипаж запутывает всё сознательно и усложняет расследование. Да и поверить в это трудно.
А почему должна беспокоиться одна комиссия? Ведь есть же коллектив подразделения. Он же больше, чем кто-либо, заинтересован в установлении истины! Председатель комиссии позвонил на междугородную и заказал разговор.
В его номер вошли. Старший инженер базового аэропорта сказал:
— Мы просим разрешения вылететь на место столкновения самолёта с этим самым столбом…
Председатель комиссии задумался:
— Я не возражаю, если вы хотите. Тем более, что на время придётся прервать расследование.
— Что так?
— Попрошу коллектив — пусть помогут разобраться. А полетим вместе…
20
Когда-то неподалёку от базового аэродрома была старая «авиационная» свалка. Впрочем, и сейчас почти рядом с лётным полем можно заметить её следы — большие ямы с рваными краями. Свалку давно закрыли, но туда всё ещё свозили из авиационных мастерских всевозможный технический хлам. Вот почему в любое время года там можно увидеть мальчишек с палками и железными крюками.
Сегодня утром они с удивлением наблюдали за двумя машинами, проехавшими мимо них. Из машин вышли несколько человек в форме Аэрофлота и рассеялись по кругу, в центре которого стоял столб со сбитой верхушкой.
— Комиссия приехала! — догадался кто-то из ребят.
— Айда к ним!..
Инженеры встретили их приветливо. Старший даже обратился к ним с просьбой:
— Нечего глазеть, ребята, лучше помогайте нам…
— А в чём, дядя?
— Видите столб?
— Это что на днях самолётом сбило?
— Знаете… Тем лучше: ищите все большие и маленькие кусочки столба и пилотской кабины самолёта… Ясно?
— Ясно!
— А как вы вообще здесь очутились?
— Ищем детали разные для моделей. Кто самолёты строит, кто — подводные лодки, в общем, кто что…
— И находите?
— Ого! Иной раз и транзисторы, и полупроводники, и конденсаторы, и батарейки.
— Целые?
— Да, совсем новые! Инженеры переглянулись.
У столба растянули простыню, и работа закипела. К обеду неподалёку от мачты ближней приводной радиостанции (это уже выходило за радиус поисков, но инженеры ничего не сказали ребятам) разгорелся спор.
— Что тут у вас? — подошел Старший инженер.
— Вот… Воронка в земле…
— И не воронка, а барсучье гнездо!
— Не барсучье, а кротовое…
— Ля! «Кротовое»… Это Гошкины дела.
Старший инженер присел и слегка разгрёб землю. Пожалуй, похоже на воронку от взрыва. Диаметр — не более полуметра. На дне ничего нет. Инженер задумался.
— Что значит: «Гошкины дела»? — спросил он.
— Вон там, за рощей, — указали ребята, — в посёлке Орджоникидзе Гошка живет.
— Ракетчик!
— Кто-о?!
— Модели реактивные делает. Чемпион района!
— Так-так. Дальше…
— Может, это его ракета попала в самолёт?
— Да она взорвалась бы, ударившись о самолёт, — возразил кто-то.
— А если она вся выгорела уже!
Старший инженер посуровел:
— Кто знает, где живёт этот Гошка?
— Да все знаем.
— А ну, ведите его сюда.
— Сейчас позовём!
Не прошло и десяти минут, как появился взмокший от бега Гошка:
— Здравствуйте.
— Здоров, «ракетчик». Строишь?
— Строю.
— Запускаешь?
— Давно не запускал… Месяца два. Я сейчас придумал новую ракету: на воздушном змее и на леере. Вроде стартовой… Да всё некогда — в школе столько задают, что не развернёшься!
