страха и ужаса волну нежности к мужчине, стоявшему рядом с ней. Вопреки здравому смыслу она готова была довериться ему.
— Келли, что с тобой? — искренне волнуясь, прошептал Патрик.
Она не ответила.
Он с усилием поднял ее на ноги, прижал к себе и начал покрывать легкими поцелуями лицо, шею… Келли призывно раскрыла губы, и Патрик не заставил себя долго ждать. Она тут же ощутила горячее дыхание, требовательные губы прижались к ее жаждущим любви губам. Их языки сплелись, подарив неземное наслаждение. Келли забыла обо всех своих страхах и переживаниях. Сейчас она была наедине с Патриком. Они были вместе. Ничто на свете не имело значения. Только он и она. Патрик продолжал углублять поцелуй, его язык врывался с потоком воздуха в ее рот, сталкивался с ее языком, затем отступал назад… Это блаженство могло продолжаться бесконечно. Келли вздохнула, еще сильнее прижавшись грудью к Патрику, дав ему почувствовать даже через одежду проступавшие напрягшиеся соски.
Он оценил это как призыв к действию. Одна его рука продолжала обнимать ее за талию, а другая скользнула под тонкую шелковую блузку. Пара нежных и одновременно страстных прикосновений… Одним ловким движением Патрик расстегнул бюстгальтер. Келли разочарованно вздохнула, когда рука Патрика пропала с ее спины. Однако спустя мгновение она была щедро вознаграждена — теплая ладонь снова появилась, но теперь уже на ее груди. Патрик ласкал полные груди, ни на секунду не отрываясь от губ Келли. Тихий стон удовольствия слетел с ее губ, когда он сжал пальцами сосок. Но… вдруг Патрик отстранился.
Келли открыла глаза и посмотрела в его потемневшие от страсти глаза.
— Что?.. Что-то не так? — прошептала она.
— Все чудесно, милая.
Патрик расстегнул ее блузку и, опустив голову, поцеловал ее между грудями. Затем медленно обвел языком вокруг одного соска, другого… Пощекотал напрягшийся бугорок кончиком языка. Келли запрокинула голову, дав Патрику полную свободу действий.
Однако он остановился.
— Келли, я не хочу, чтобы наша первая ночь прошла в этом погребе. Ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы у нас все было прекрасно: музыка, свечи, шелковые простыни…
— Что?
Келли не ожидала от Патрика такого несвоевременного романтизма. Она уже была готова забыть все обиды, страхи и отдаться ему прямо здесь, среди грязных стеллажей и пыльных бутылок.
— Не хочу, чтобы ты потом обвинила меня в том, что я воспользовался твоей слабостью и растерянностью, — добавил Патрик с улыбкой.
— Но… я… — Келли замолчала. Глупо навязываться мужчине, который, по сути, только что отказался от близости.
Она смущенно начала застегивать блузку.
— Позволь мне помочь тебе. — Сильные и ласковые руки Патрика вернулись. Он быстро застегнул бюстгальтер. — Так, я думаю, будет лучше.
Келли кивнула и дрожащими пальцами застегнула пуговицы на блузке.
— Все в порядке, — сказала она, закончив.
— Нет.
— Нет?
— Нет. Келли, я не знаю, почему ты боишься меня… Ты имеешь полное право ненавидеть, презирать меня, но, пожалуйста, только не опасайся. Я не переживу, если ты будешь прятаться и бегать от меня.
Келли вздрогнула. Ну зачем он снова напомнил ей о кошмаре последних дней. Зачем?
— Посмотри на меня.
Келли еще ниже опустила голову.
— Посмотри на меня, — мягко повторил Патрик, взяв ее за руку. — Ну же, давай.
Келли медленно подняла на него глаза.
— Видишь? Разве я чем-то опасен? У меня выросли клыки, и я покрылся шерстью? Рр-р… — Патрик поднял руки, скорчил страшную гримасу и навис над Келли.
Однако вместо того чтобы испугаться, она рассмеялась.
— Прекрати! Не веди себя как ребенок! — сквозь смех сказала она.
— Хвала Всевышнему! — Патрик воздел руки к низкому потолку погреба. — Наконец-то я увидел улыбку самой прекрасной женщины на свете… И при этом не ослеп, что скажем честно, тоже большая удача, — добавил он после небольшой паузы.
Патрик быстро поцеловал ее в улыбавшиеся губы.
— Келли, ты больше не боишься меня, правда?
Она кивнула.
— И ты веришь, что я не имею отношения ни к каким письмам и звонкам, о которых ты что-то там говорила.
Она снова кивнула, но затем сказала, уже без улыбки:
— Тогда кто? Кому понадобилось изводить меня по ночам и слать анонимки с угрозами. А… рассыпанная перед моим порогом земля и воткнутые в половик ржавые иглы? Ты тоже ничего об этом не знаешь? — Она испытующе взглянула на него.
Однако Патрику не надо было ничего говорить, один его растерянный и ошарашенный вид красноречиво свидетельствовал о том, что он и впрямь впервые об этом слышал.
Келли так хотелось ему верить. И она уже верила. Разве мог этот человек так с ней поступить, а после — столь нежно целовать и ласкать? Нет, пусть она будет полной дурой, но все же поверит Патрику!
— Ты думала, что я запугиваю тебя? — спросил Патрик.
Неожиданно Келли стало стыдно за собственные подозрения и обвинения. Она ничего не сказала, почувствовав, что покрылась стыдливым румянцем.
— О, милая. — Патрик прижал ее к себе. — Я никогда, слышишь, никогда не хотел тебя обидеть и причинить боль.
— А как же… — начала Келли, но он не дал ей закончить.
— Когда Гарри Хоупс предложил мне выход из создавшегося положения, я, признаюсь, сначала пошел у него на поводу. Но потом, после нашей прогулки и разговора у фонтана… о моем отце… я понял, что никогда не смогу обмануть тебя. Я хотел сразу же тебе рассказать, но испугался.
— Испугался?
— Да, я так боялся тебя потерять. Поэтому и решил ничего не менять. Пусть все продолжается, как прежде. Этот болван Хоупс полагал, что я хочу жениться на тебе только из-за брачного договора, но…
— Но что? — Келли смотрела прямо в его глаза. Она уже прочитала в них ответ на свой вопрос, но желала услышать слова любви из уст самого Патрика.
— Но я полюбил тебя, Келли. Всем сердцем. Впервые в жизни.
— Впервые? А как же Берта? Неужели ты так быстро забываешь о любимых женщинах? Ты же не разговаривал с отцом больше десяти лет из-за нее, — напомнила с ироничной улыбкой Келли.
— Берта? С ней все было совершенно иначе. Я был молод и глуп. Теперь я даже не уверен, что это было настоящее чувство. Скорее, мне просто нравилось чувствовать себя взрослым. А Берта позволила мне это. Все было впервые. Плюс юношеский максимализм и непреклонность отца…
— А Памела?
— Памела? Какая Памела?
— Моя подруга. Официантка из «Каприза». Ты провел с ней ночь, едва прибыл в Нью-Йорк.
— Что ты несешь, Келли? Первую ночь я просидел в кабинете отца, разбирая его деловые бумаги и личные записи. Я в тот момент и думать не мог о женщинах. Я ведь только что потерял отца. Тем более об официантках.
— А что ты имеешь против них? — вспылила Келли.
Патрик опустил глаза.
— Видишь ли, я всегда считал, что официантки — это особы вроде… ну ты понимаешь, о ком я.
— Нет, не понимаю.
