обнял, и с удивлением почувствовал желание защитить ее от такого прикосновения собственника. Молодой воин не представлял, почему она не высвобождается из объятий царя. Но, возможно, девушка понимала, что лучше не сопротивляться ухаживаниям самого могущественного человека в Греции, который, как ходил слуги, часто заводил любовниц из числа рабынь и женщин знатного происхождения, при этом не делая между ними различий.
— Это люди Одиссея, — объяснила Пенелопа. — Я просто приветствовала их и пыталась сделать так, чтобы они чувствовали себя более удобно. Дворец может внушать благоговейный страх тем, кто раньше здесь не бывал.
— Я слышал про судьбу вашей родины, и сочувствую вам, — проговорил Агамемнон. Воины закивали, одобряя их признание царем. — Кто здесь старший?
Галитерс встал и сделал шаг вперед.
— Я, господин. Галитерс, сын Мастора.
— Скажи мне, Галитерс, если Итака вступит на войну, сколько человек вы сможете собрать? Сколько кораблей?
Агамемнон уже задавал тот же вопрос Одиссею, но ответ начальника стражи позволит узнать, говорил ли царевич правду или скрывал истинную силу. А заодно это заставит воинов думать, что его интересует их мнение, обеспечит верность и преданность, если им придется сражаться под его командованием.
— Никто на самом деле не знает, господин, — ответил Галитерс. — Нам никогда раньше не приходилось собирать всех мужчин, чтобы отправиться на войну. Но, по моей прикидке, со всех островов можно набрать людей на двадцать галер, одновременно оставив достаточно для защиты страны в наше отсутствие.
— Свыше тысячи воинов, — подсчитал Агамемнон, кивая. — А сколько человек вы можете отправить для участия в длительной войне, оставив дома достаточно людей для поддержания привычного образа жизни?
— Возможно, десять галер.
В это мгновение Пенелопа увидела приближающуюся Клитемнестру. Девушка быстро и грациозно высвободилась из объятий царя. Агамемнон холодно кивнул жене, но не стал обнимать ее прямое стройное тело.
— Спасибо, Галитерс, — сказал он. — Тебе следует знать, что я очень уважаю Одиссея. Мы с ним думаем одинаково. А теперь продолжайте пить и найдите себе каких-нибудь податливых девушек, чтобы они согрели ваши постели ночью.
Воины встретили его слова приветственными криками и стали обсуждать предстоящую ночь, Агамемнон в это время вел двух женщин назад к их отцам. Эперита и Галитерса его слова вывели из равновесия, и они обеспокоено переглянулись.
Эперит первым из итакийцев покинул пир. Он сидел на балконе, прилегающем к его комнате, и смотрел на город Спарту и долины за ним. Лунный свет отражался от петляющей реки Эврот. Молодой воин вспоминал события прошедшего вечера, потом уголком глаза заметил приближающуюся молодую девушку и повернулся к ней.
Она поклонилась и спросила, является ли он одним из итакийцев.
— Я из их отряда, хотя сам не итакиец, — ответил Эперит. — А ты кто?
— Меня прислала хозяйка. Ей нужно поговорить с тобой о срочном деле. Встреться с ней завтра вечером в храме Афродиты после того, как начнется вечерний пир. Приходи один и никому об этом не рассказывай.
Выполнив поручение, рабыня не стала задерживаться, чтобы не пришлось отвечать на вопросы. Она скрылась в тени в конце коридора и спустилась по ступеням на второй этаж.
Глава 18
Тайные связи
На улицах Спарты было тихо и темно. Луна пока не появилась, а когда она все-таки поднимется, то будет скрываться за тяжелыми дождевыми тучами, заполнившими небо. Эперит несколько раз подворачивал ноги, ступая в глубокие колеи, которые оставили после себя многочисленные тележки и повозки, проезжавшие по дороге. Хотя дворцовый оружейник рассказал ему, как добраться до храма Афродиты, теперь юноша считал, что затерялся на странно пустых улицах. Единственные звуки долетали из дворца на вершине горы, где пир, с которого он ушел, достигал разгара.
Эперит сжимал рукоятку меча, и это его успокаивало. Последние два дня после прибытия в Спарту он чувствовал себя почти голым из-за невозможности носить оружие. Только поход за пределы дворца дал ему право получить меч назад. Поэтому теперь воин снова чувствовал себя полноценным человеком, способным справиться с любым врагом, который осмелится бросить ему вызов. Но безопасные улицы Спарты не представляли никакой опасности, кроме постоянной угрозы затеряться в лабиринте неосвещенных бесконечных улиц. Юноша ожидал, что встретит первого человека только в храме, хотя не мог догадаться, кто хочет поговорить с человеком Одиссея, и зачем ему это надо.
Он завернул за угол и увидел дрожащее пятно света, отбрасываемое на дорогу. Пока Эперит приближался к нему, у него над головой кричали летучие мыши. Вскоре он увидел, что здание представляет собой не жилой дом, а храм. Даже если это и не храм Афродиты, дежурный священнослужитель укажет ему дорогу к цели. Готовый в любой момент выхватить меч из ножен, юноша вошел внутрь.
Две деревянные двери оказались широко раскрытыми. Они вели в помещение немногим меньшее, чем зал во дворце на Итаке. Пол был вымощен ровными одинаковыми плитками, по обеим сторонам от входа возвышалось по ряду деревянных колонн, которые формировали проход, ведущий к алтарю для жертвоприношений. Его покрывал слой белой глины, там виднелись темные пятна. Что это было, в полумраке определить не представлялось возможным. На стене за алтарем висели два факела — единственные источники света во всем храме. Они располагались по двум сторонам от приподнятой платформы, где стояла глиняная статуя богини. Она оказалась высотой с меч Эперита, имела широкие бедра и большую грудь. Но когда юноша приблизился, то увидел гротескное лицо, преднамеренно искаженное в демоническом оскале.
Он потряс головой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, и оглядел храм. В одном углу лежал пустой матрас и сваленное кучей одеяло. Там обычно спала жрица. Эперит принес с собой несколько пирогов из ячменной муки. Он взял их на пиру для пожертвования богине. Теперь молодой воин достал их из мешка и положил на алтарь. Когда жрица вернется, то возьмет несколько штук себе и проверит, чтобы остальные должным образом предложили божеству.
В стенах имелись ниши, где стояли фигуры меньшего размера, но столь же уродливые. Они жутко ухмылялась, будто осматривая помещение. Мигающий оранжевый свет факелов позволял рассмотреть только мелкие детали, но Эперит также заметил и настенную роспись, украшавшую стены храма. Там изображались мужчины и женщины, совокуплявшиеся во всех возможных позах, некоторые позы он раньше даже не мог представить. Это подтверждало, что он нашел храм Афродиты, богини любви. Эперит был неопытен в занятиях любовью, поэтому некоторые картинки смутили его. Требовалось распутать тела любовников, чтобы он понял, что именно они делают. Другие изображения его беспокоили, но были они таинственными или тошнотворными, юноша оказался заинтригован.
На некоторых настенных росписях изображалось изнасилование женщин богами. Это были хорошо известные истории, передававшиеся из уст в уста с древних времен, когда смертные и бессмертные свободно общались друг с другом. Боги и их жертвы почти без исключений превращались в каких-то зверей, птиц или растений, различные росписи на каждой стене показывали, какая именно история так детально изображена. Эперит не знал только одной: огромный лебедь стоял над обнаженной женщиной, которая на пике удовольствия извивалась под его широкими раскрытыми крыльями.
Пока Эперит рассматривал картинки, из тени под одной настенной росписью кто-то появился,
