войны, после окончания которой поступил на актерский факультет ГИТИСа. Закончив его, Дудник работал в театре, а параллельно выступал на профессиональной эстраде с пародийным номером «Артисты в зоопарке», сделанном еще в стенах ГИТИСа, где представлял целую портретную галерею мхатовских артистов: Б. Добронравова, В. Ершова, А. Зуеву, Б. Ливанова, П. Масальского, М. Прудкина, М. Тарханова, Н. Хмелева. Причем Дуднику удавалось не только талантливо имитировать голос и манеру поведения объекта пародии, но и проникнуть в суть его характера, воссоздать внутренний мир.

В итоге талант пародиста привлек к себе внимание Николая Смирнова-Сокольского, который в 1954 году пригласил Дудника в открывшийся Московский театр эстрады. В первом же спектакле «Его день рождения» Дудник исполнял два номера: пародии «Артисты на стадионе» и сатиру на «стилягу», похожего на обезьяну. С этого момента определились два направления деятельности Дудника: пародии на конкретных лиц (круг пародируемых расширялся – к мхатовцам прибавились Эраст Гарин, Леонид Утесов, Николай Смирнов-Сокольский и др.) и исполнение жанровых картинок, сатирических сценок, иногда с партнером (первым из них будет Евгений Весник, потом – жена Дудника Елена Арнольдова, о чем мы еще расскажем чуть позже).

Как видим, среди перечисленных артистов (и авторов) опять же много евреев, что лишний раз доказывает, что бразды правления юмором и сатирой в стране они по-прежнему крепко держали в своих натруженных руках. Однако не обходилось и без исключений. Так, в первой половине 50-х на эстраде объявился чисто славянский дуэт в лице Павла Рудакова и Вениамина Нечаева. Оба они были фронтовиками и познакомились после войны на Дальнем Востоке, где проходили службу. Будучи офицерами, они руководили в своих подразделениях художественной самодеятельностью и впервые увидели друг друга на одном из совместных концертов в хабаровском Доме офицеров. Там же решили… выступать дуэтом.

Демобилизовавшись, они сначала три года работали в Дальневосточной филармонии: конферировали, играли сценки, исполняли куплеты (самые популярные: «Кому как, а нам нравится» – о победе, о фронтовиках). Самое интересное, что свое восхождение к успеху они начали со… скандала. В 1948 году они выступили в Ленинграде, и это выступление было подвергнуто зубодробительной критике в одной из газет. Именно эта критика и привлекла к артистам внимание широкой публики. Об их творчестве музыковед Г. Териков отзывается следующим образом:

«Рудаков и Нечаев аккомпанировали себе сами: Нечаев на гитаре, Рудаков на концертино (миниатюрная гармошка. – Ф. Р.). Прием исполнения был прост. Нечаев проговаривал первые строчки, а ударную концовку «выдавал» Рудаков. Каждый нашел свою маску, свою манеру подачи куплетов. Полноватый Нечаев был резонером. Он как бы все знал, во всем разбирался, любил поучать и относился к партнеру свысока, насмешливо. Рудаков – комик, выглядел простоватым, недалеким, но именно он приходил к правильным, хотя иногда и парадоксальным выводам. Порой казалось, что Рудаков и Нечаев бесстрастно «докладывают» под музыку текст. Такая манера была проявлением тонкого понимания жанра применительно к созданным маскам.

В 50-е годы – время «оттепели», когда поощрялись оперативность, злободневность, даже острота (естественно, в меру), – Рудаков и Нечаев стали постоянными участниками многочисленных концертов в дни партийных съездов и всесоюзных совещаний. Обычно артистов и их постоянных авторов (В. Константинов и Б. Рацер, Я. Грейц, А. Мерлин и др.) знакомили утром с докладом Н. Хрущева, вечером в концерте артисты отыгрывали затронутые в этом докладе темы. Создавалось впечатление, что куплеты рождались на сцене экспромтом. Репертуар приходилось менять чуть ли не каждый день. Это было как бы возрождением старого куплетного принципа «Утром в газете – вечером в куплете». Артисты часто даже не успевали выучить текст. В таких случаях Нечаев по примеру старых куплетистов-«злобистов» прикреплял текст к гитаре, зрители не замечали «шпаргалки». Рудакову было труднее, концертино – инструмент миниатюрный. Оставалось надеяться только на то, что, пока Нечаев исполняет первые строчки, можно будет по смыслу вспомнить «сброс». Рудаков рассказывал, что, случалось, Нечаев уже заканчивал свой текст, а он никак не мог вспомнить: что дальше? И после небольшой паузы действительно выдавал экспромт!..»

И вновь вернемся к Аркадию Райкину.

В 1953 году он не стал выпускать очередную новую программу, обкатывая предыдущую – «Смеяться, право, не грешно». А тут еще 19 июня райкинский Театр миниатюр (в него входило 25 человек, из которых только 12 были актерами) был выведен из штата Ленконцерта и передан в непосредственное подчинение Управлению музыкальных учреждений Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР. Сделано это было не случайно: театр хоть и был хозрасчетный, но его прибыли будоражили воображение Центра (райкинцы давали около 250 спектаклей в год), и он давно хотел наложить на них свою длань. С другой стороны, и самому театру была выгодна такая опека – все-таки под опекой Центра было легче решать свои проблемы.

Помимо театра Райкин в том году вернулся в большой кинематограф. Как мы помним, артист пришел в него еще в конце 30-х, снявшись в двух фильмах: «Доктор Калюжный» и «Огненные годы» (оба – 1939). В обоих он сыграл своих соплеменников – евреев (Моню Шапиров в «Калюжном» и Иосифа Рубинчика в «Годах»). Перед самой войной вышел третий фильм с участием Райкина – «Валерий Чкалов» (1941), где ему досталась эпизодическая роль американского журналиста. Потом была роль в фильме-ревю «Концерт фронту» (1943), где Райкин сыграл главную роль – веселого киномеханика, который выступал связующим героем между разными концертными номерами. После того фильма должно было пройти десять лет, прежде чем Райкин вновь вышел на съемочную площадку. На этот раз это был его настоящий бенефис – фильм, где он играл практически самого себя (только под другой фамилией – Максимов; кстати, это был сценический псевдоним его брата Максима Райкина).

Играя роль эстрадного артиста, Райкин буквально нашпиговал фильм своими интермедиями из последних спектаклей (больше всего – из «Смеяться, право, не грешно»). Как мы помним, драматургом того спектакля был Владимир Поляков – поэтому он же выступил и автором сценария фильма, который назывался «Мы с вами где-то встречались». Режиссерами ленты были Николай Досталь и Андрей Тутышкин (последний до этого прославился ролями в кино, самая заметная – главная роль в комедии «Волга- Волга»).

По сюжету, известный эстрадный актер Максимов едет отдыхать на юг, но на одной из станций отстает от поезда и оказывается в незнакомом городе без денег и документов. После ряда стычек с весьма занятными персонами ему удается добраться до санатория. Не в меру ретивые отдыхающие, случайно увидев репетицию сценки «Обманутый муж», принимают ее за чистую монету и, желая помочь Максимову, чуть не ссорят его с женой (Людмила Целиковская).

Отметим, что во время работы над этой картиной произошла ссора между Райкиным и Поляковым, которая в итоге надолго разведет их в разные стороны после почти 13-летней совместной творческой деятельности. Судя по всему, этот конфликт назревал между ними давно, поскольку оба на тот момент представляли из себя достаточно заматеревших деятелей, которые с трудом выдерживали звездные закидоны друг друга. Вспомним, как запомнился Полякову Райкин в момент их первой встречи: застенчивым юношей с удивленными глазами (заметим, что Райкин был моложе Полякова всего на два года). В 1953 году Райкин уже не был ни юношей, ни тем более застенчивым – он был мегазвездой покруче Полякова. Эта крутизна, а также некая утрата поляковской драматургией ритма жизни (с райкинской точки зрения), собственно, и стали причиной конфликта. Вот как об этом вспоминал сам А. Райкин:

«Поляков был автором сценария фильма «Мы с вами где-то встречались». В ходе съемок сценарий бесконечно переделывался. Листки с очередным эпизодом он подкладывал мне ночью под дверь гостиничного номера, а наутро эпизод должен был сниматься. Я нервничал, торопил его. А однажды сказал, что новый вариант такого-то эпизода меня категорически не устраивает.

– Тут тебе не театр, – ответил он. – Посмотри, уже массовку собрали.

Делать нечего, стали снимать, но чувствую: не могу произносить текст. Попросил остановить съемку. А он мне говорит, да еще так громко, что слышно всем участникам массовой сцены:

– С чего ты взял, что ты здесь главное лицо?!

Мне стало обидно. Хотя отчасти это была правда. Потому что в кино все, что угодно, может быть главным, только не творческое самочувствие артиста. Но разве я в этом виноват?!

В общем, мы тогда разругались, и он сказал:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×