антиправительственного (выделено мной. – Ф.Р.) содержания». Вот вам и Любимов – «отец русской демократии»!
Но вернемся в начало 1991 года.
25 января, в день рождения Владимира Высоцкого (ему исполнилось бы 52 года), Губенко собрал почти всю труппу в своем гостиничном номере в надежде если не примирить актеров друг с другом, а себя с Любимовым, то хотя бы создать видимость этого. Посиделки длились до одиннадцати вечера и в общем-то были теплыми. Актеры пили, закусывали и попутно вспоминали многие светлые страницы истории своего театра, связанные с именем Высоцкого. Никто из них тогда даже не догадывался, что спустя несколько месяцев «Таганка» разделится на две труппы (или трупа, как острили шутники) и многие из тех, кто совсем недавно сидел за одним общим столом, возненавидят друг друга. И никакая память о Высоцком им уже не поможет.
А Любимов продолжает нагнетать страсти. 27 января, перед началом очередного спектакля, он вышел на сцену и попросил зал встать, чтобы почтить память «жертв тоталитарных режимов», имея в виду события в Прибалтике. При этом он заявил: «Пока советские войска в Литве – нога моя не коснется порога так называемого Союза нерушимых республик свободных». Говорил он это зло, можно сказать, с ненавистью. В этом спиче он окончательно сбросил маску, представ в своем подлинном обличье – яростного ненавистника советской власти. Что самое странное, но его спектакль «Борис Годунов» на родине выдвинут на Государственную премию. Впрочем, чему удивляться: к власти в Советском Союзе давно пришли не просто антисоветчики, а откровенные русофобы.
В это время в жизни Филатова произошло знаменательное событие: свет увидела его очередная книга – «Сукины дети», куда вошли его стихотворения и сценарий одноименного фильма. Презентация книги состоялась 6 февраля в столичном Театре эстрады. Зал, естественно, был забит битком. Кстати, эту книгу Филатов подарил и своему кумиру – Михаилу Горбачеву. Хотя дела последнего в те дни шли из рук вон плохо. 19 февраля по Центральному телевидению выступил Борис Ельцин и от имени России потребовал чтобы Горбачев подал в отставку с поста президента СССР. Стоит отметить, что Ельцин и до этого неоднократно заявлял об этом – в различных интервью в прессе и на радио, но в тот раз его заявление было произнесено «на государственном уровне». Самое интересное, но Горбачев не придал этим словам своего оппонента никакого значения, посчитав их чуть ли не политической провокацией. Более того, в приватных разговорах со своими соратниками Горбачев заявил, что не его песенка спета, а Ельцина. «Ельцин мечется, что даже люди из его ближайшего окружения „вытирают об него ноги“, кроют его матом, а в парламенте заявили, что не станут при нем стадом баранов», – сказал Горбачев. Учитывая, что в те дни рейтинг Горбачева в обществе упал до своей самой низкой точки, слышать эти слова было более чем странно. Но Горбачев то ли не доверял этим рейтингам, то ли шел на поводу у своего ближайшего окружения, которое талдычило ему, что еще не все потеряно.
В начале марта размежевание Губенко и Любимова продолжилось. Первый дал интервью газете «Советская культура», где весьма резко отозвался о руководителе «Таганки»: дескать, тот на Западе ничего адекватного тому, что он поставил в «Таганке», не создал. А в кулуарах театра Губенко назвал своего Учителя «политическим онанистом». Любимов в долгу не остался: заявил, что Губенко в роли министра хуже Демичева (как мы помним, Петр Демичев был министром культуры СССР в пору английской эпопеи Любимова и тот называл его не иначе как «химиком», поскольку у того было химическое образование).
Не менее бурной складывалась и ситуация в стране. Борис Ельцин продолжал рваться к власти, пытаясь стать первым президентом России. Поскольку ввести в России институт президентства путем поправок в Конституцию шансов не было (большинство в парламенте было против этого), Ельцин и K° затеяли провести референдум. Вернее целых два: союзный и российский. Они состоялись 17 марта.
На союзный референдум был вынесен вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Большинство жителей СССР ответили на этот вопрос утвердительно: то есть Советский Союз должен быть сохранен (в голосовании приняло участие 148 574 606 человек, из которых «да» ответили 113 512 812 человек (76 %), «нет» – 32 303 977 (21,7 %). Тот же положительный ответ был дан и на вопрос российского референдума: «Считаете ли вы необходимым введение поста президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» Таким образом путь к президентству для Ельцина был расчищен. Стало окончательно понятно, что народ устал от говоруна Горбачева и готов был встать под знамена деловитого Ельцина.
Судя по всему, Горбачев это понял и попытался переломить ход ситуации в свою пользу (положительное голосование о сохранении СССР давало ему шанс). 28 марта, когда в Москве проходил внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР, Президент СССР приказал ввести в город танки, бронетранспортеры и дополнительные воинские подразделения. Видимо, этим бряцанием оружия Горбачев хотел показать «кто в доме хозяин», однако вышло все как в том анекдоте, где муж-подкаблучник, в кои-то веки решившийся на бунт против своей деспотичной жены, в итоге сдался на ее милость (кстати, и в семье самого Горбачева заправляла всем супруга – женщина решительная и властная). Едва съезд вынес резолюцию об отводе войск, как Горбачев тут же этому повиновался. Как пишет И. Фроянов: «Это был огромный проигрыш в политической игре, раскручиваемой Горбачевым. Общество увидело бессилие Президента СССР, тогда как Председатель Верховного Совета РСФСР выглядел настоящим героем, отстоявшим суверенитет России и не дрогнувшим под дулами пушек и автоматов…»
В эти же самые дни на экраны страны вышел фильм Леонида Филатова «Сукины дети». Но поскольку людям в ту пору было уже не до кино плюс прокат советский был практически развален горбачевцами, засевшими в Союзе кинематографистов, выход фильма остался практически незамеченным. История про то, как в некоем театре режиссер сбежал за границу, а актеры поднимают бунт, не желая впускать навязанного верхами нового руководителя, уже мало кого интересовала.
В те дни в российской прессе появилось новшество – рейтинг популярности драматических актеров. Однако в перечне двух десятков имен имени Леонида Филатова не было (из всех таганковцев там был Вениамин Смехов, который занимал 6-е место). Это было очень странно, поскольку имя Филатова тогда у всех было на слуху в связи с выходом фильма «Сукины дети» (через месяц фильм будет отмечен призом на кинофестивале «Кинотавр»). Однако ситуация с рейтингом объяснялась просто: Филатов поддерживал Губенко, а рейтинг составляли поклонники Ельцина, которые горбачевцев на дух не переносили.
Что касается самого Филатова, то он на этот рейтинг особого внимания не обратил, поскольку был занят делом: писал новый сценарий. Он назывался «Любовные похождения Толи Парамонова» и был переложениям на язык кино его же пьесы «Свобода или смерть». Речь в нем шла о событиях все того же начала 80-х. Главный герой – никчемный писатель Толя Парамонов, который возомнил себя чуть ли не гением, добивается отъезда во Францию. Причем для этого ему приходится предать своих друзей, на которых он написал доносы в КГБ (мол, они печатают подпольный антисоветский журнал). Оказавшись на Западе, Парамонов понимает, что его творчество там никому не нужно. Однако он привык постоянно с кем-то бороться, быть в эпицентре внимания. И он примыкает к коммунистам из Латинской Америки. И во время проведения одной из манифестаций Толик погибает от пуль полицейских. По поводу героя пьесы до сих пор ходят споры: кого именно Филатов имел в виду? То ли кого-то из своих коллег по искусству, то ли перекрасившихся в демократы бывших коммунистов, то ли еще кого-то. Сам Филатов так объяснял идею своей пьесы:
«Есть формула хорошая, давнишняя, с которой как бы можно спорить, но не нужно. „Свобода есть осознанная необходимость“. Это то, чего русский народ не может никак впустить себе в мозги. Хотя как бы среди прочего – мог бы… Если бы эта формула была как бы воспринята хоть немножко – многих бы гадостей не было бы сегодня. Но, к сожалению, в сценарии и в картине имеется в виду как бы другая свобода. Свобода дикаря. Вот свобода, не хватает свободы, хочу самовыражаться. Мне не дают. Я приехал на Запад, а там не ждут. Дают – пожалуйста, только никому это не интересно… Поэтому самовыражаться можно всем. Но как бы требовать за это внимания могут далеко не все. Ни при каком режиме…
Герой сценария Толик Парамонов – это тип, который сегодня победил. Это тип, который как бы ничтожество, но активное, амбициозное. Активность в жизни хороша, но не осознание того, что ты ничтожен… Вот сегодня включи телевизор – нельзя сказать, что сплошные ничтожества, так не бывает, но
