двери, спросила, кто там. «Елизавета Апраксина здесь? Откройте!» Она открыла – на пороге стоял милиционер. Евгения Александровна растопырила полы своей ночной рубашки и, перекрыв вход, сказала: «Я ее никуда не пущу». Но я оделась и пошла за милиционером. На переднем бампере милицейской машины сидел Олег. Оказывается, это он попросил милиционера вызвать меня. Я набросилась на него почти со слезами, рассказала о моей поездке в Ленинград, о пережитом страхе за маму.
Утром, придя завтракать, первое, что я увидела, был растерянный, извиняющийся Даль с большим букетом цветов. Узнав об этой истории, Григорий Михайлович огорчился из-за моего невольного ночного страха, но Олега сразу простил. Он вообще ему многое прощал, он его любил…
Олег ухаживал за мной все съемки. Затем пригласил в гости в Москву в «Современник». Я рискнула, поехала. С вокзала позвонила прямо в театр, попросила позвать Олега Даля. Услышав в трубке знакомый голос, представилась. «Какая Лиза?» – услышала в ответ. Я страшно обиделась. Так и уехала обратно в Ленинград, не посмотрев спектакль.
Через несколько месяцев, когда встретились снова на «Ленфильме», выяснилось, что я оторвала его тогда от репетиции. Трогать Даля в такой момент – трагедия. Но я-то тогда об этом не знала. В этот приезд он впервые остался ночевать у меня. Но я не была еще влюблена. Сказывалась дистанция…
Олег сразу подружился с моей мамой – Ольгой Борисовной – и называл ее Олей, Олечкой… Он довольно старомодно попросил у мамы моей руки. Это случилось 18 мая 1970 года. На следующий день он улетел с театром «Современник» в Ташкент и Алма-Ату на гастроли…
Почему я вышла за Олега, хотя видела, что он сильно пьет? С ним мне было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Каким-то внутренним чувством ощущала: этого человека нельзя огорчить отказом…»
Отмечу, что фильм «Король Лир» вышел на широкий экран в 1971 году. В прокате он собрал не очень обильные доходы – его посмотрели всего лишь 17,9 млн. зрителей. Однако за рубежом его успех был более весом: на фестивалях в Чикаго, Тегеране и Милане он завоевал несколько призов.
Между тем в год выхода фильма на экран Даль покинул труппу театра «Современник». Как это произошло? Театр тогда готовился к постановке «Вишневого сада» по А. Чехову, и Олегу досталась в нем роль Пети Трофимова. Однако, видимо, у него были иные мысли о своем месте в этой постановке, и он заявил, что эту роль играть не будет. Но другую роль ему никто давать не собирался. Тогда он и принял решение уйти из театра.
В том году мог состояться его дебют на сцене МХАТа, куда его пригласил О. Ефремов, чтобы сыграть роль Пушкина в спектакле «Медная бабушка» по пьесе Л. Зорина. Даль очень активно репетировал эту роль, многие, видевшие эти репетиции, считали, что в ней актера ждет несомненная удача, однако в какой-то момент он дрогнул. Постановка ему вдруг разонравилась, и он вышел из нее, заставив Ефремова играть эту роль самому.
После этого он уехал в Ленинград, где жила его супруга, и поступил в труппу Ленинградского драматического театра имени Ленинского комсомола. В течение двух сезонов играл Двойникова в спектакле «Выбор» по пьесе А. Арбузова. Играл с полным отсутствием какого-либо интереса к роли. Сам он затем назвал эту пьесу «нелепейшей стряпней», а свое участие в ней охарактеризовал не иначе как «из г… конфетку не сделаешь!».
Каким Даль был в тот ленинградский период? Его жена Е. Даль вспоминает: «Рядом с ним я постепенно стала другой. Он мне ничего не говорил, не учил меня, но я вдруг понимала – вот этого делать не нужно. Я была беспорядочна, могла разбросать одежду, у меня ничего не лежало на своих местах. Но вот я увидела, как он складывает свои вещи. Какой порядок был у него на столе, на книжных полках! Когда я просила у него что-нибудь, он, не поворачиваясь, протягивал руку и брал не глядя нужную вещь. Он никогда ничего не искал. И постепенно вслед за ним я начала делать то же самое. И оказалось, что это очень просто…»
В 1971 году Даль внезапно решил вести дневник. Е. Даль вспоминает:
«Слух об этих дневниках быстро распространился и кое-кого не на шутку напугал. Звонили мне и просили – пускай он перестанет вести этот ужасный дневник. А он писал по минутам: почему отмена (съемки), когда позвонили или не позвонили…»
Кстати, Даль записывал в дневник весьма откровенные мысли не только про своих коллег, но и про себя лично. Приведу несколько отрывков из этого дневника за 1971 год:
«2 ДЕНЬ – ДЕНЬ ЧЕРНЫЙ.
В грязи не вываляешься – чистым не станешь. Может быть, в этом и есть смысл, но не для меня. Не надо мне грязь искать на стороне; ее предостаточно во мне самом. На это мне самому стоит потратить все свои силы, то есть я имею в виду искоренение собственной гнуси. Все мои отвратительные поступки – абсолютное безволие. Вот камень, который мне надо скинуть в пропасть моей будущей жизни. Вчера смотрел «Фиесту» Э. Х. в постановке Юрского. Это пошлый кошмар безвкусицы!..
4 ДЕНЬ…..
Если тебе делает замечание злой или обозленный мудак – значит, ты или увлечен чем-то и не можешь этого объяснить, или ты в этот момент такой же мудак, как и тот, кто делает тебе замечания, смеется над тобой. Уметь сдержать эмоции! Помолчать, послушать и подумать – единственное средство сберечь свои мысли, а стало быть, себя. Имею в виду творчество коллективное…»
Что касается кинематографа, то в начале 70-х у Даля было несколько ролей, о которых он затем вспоминал с удовлетворением. Это у той же Н. Кошеверовой в «Тени» (1972), где он сыграл сразу две роли: Ученого и его Тени, и у Иосифа Хейфица в «Плохом хорошем человеке» (1973) – там он играл Лаевского. Кроме этого, на телевидении в 1973 году он сыграл сразу три заметные роли: Марлоу в «Ночи ошибок», Картера в «Домби и сыне» и (сбылась мечта его детства!) Печорина в «По страницам журнала Печорина».
Но тогда же случилась у него роль, которую он в дальнейшем без зубовного скрежета не вспоминал. Речь идет о роли певца Евгения Крестовского в фильме «Земля Санникова».
Эту картину в 1972 году запустили на «Мосфильме» два режиссера-дебютанта: Альберт Мкртчян и Леонид Попов. На роль Крестовского первоначально был выбран Владимир Высоцкий, однако его высокое киноначальство снимать запретило. И тогда в поле зрения режиссеров появился Даль. Ему выслали в Ленинград сценарий, он с ним ознакомился и дал свое согласие сниматься.
Однако по ходу съемок недовольство тем, что получается из серьезного сценария (а по мнению нашего героя, получалось дешевое зрелище с песнями), все больше охватывало актеров, занятых в фильме. Особенно сильно возмущался Сергей Шакуров, игравший беглого каторжанина. Когда чаша терпения актера переполнилась, он подбил своих коллег – Даля и Владислава Дворжецкого (он играл руководителя экспедиции Ильина) написать руководству «Мосфильма» письмо с требованием убрать от них обоих режиссеров-дебютантов. Однако студийное начальство встало на сторону режиссеров. В итоге убрали Шакурова, а Даля и Дворжецкого оставили, поскольку они согласились пойти на попятную. После этого Шакуров вычеркнул их из списков своих друзей.
Съемки фильма были продолжены, однако никакого единения между актерами и режиссерами не было и в помине. Особенно это касалось Даля, который играл, буквально превозмогая свою злость. В итоге его даже не пригласили на запись песен, звучавших в фильме (эти прекрасные песни написал Александр Зацепин). Вот почему в фильме их поет Олег Анофриев. О тогдашнем душевном состоянии Даля весьма убедительно говорят строчки из его дневника:
«9. ИЮНЬ. Радость идиота. Мечты идиота. Мечты идиотов. И т. д.
А мысли мои о нынешнем состоянии совкинематографа («Земля Санникова»). X и У клинические НЕДОНОСКИ со скудными запасами серого вещества, засиженного помойными зелеными мухами. Здесь лечение бесполезно. Поможет полная изоляция!..»
Самое удивительное, что, несмотря на такие уничижительные характеристики в адрес фильма и его создателей, «Земля Санникова» была встречена публикой с огромным восторгом. В прокате 1974 года картина заняла 7-е место, собрав на своих сеансах 41,1 млн. зрителей.
Стоит отметить, что многие резкие поступки нашего героя были продиктованы его давним пристрастием к алкоголю. О загулах Даля в киношной тусовке ходили буквально легенды. Он не смог остановиться даже тогда, когда обрел вторую семью и женился на Е. Эйхенбаум. Сама она так вспоминает об этом: