приглашать сниматься в кино, поскольку от прежнего Нефедова уже мало что осталось. Из обаятельного и романтичного юноши Нефедов превратился в этакого мачо, покорителя дамских сердец. Он, конечно, мог играть каких-нибудь суперменов или, на худой конец, бандитов, но отнюдь не тех сентиментальных юношей, каких он создавал до этого. Одного из таких героев он, кстати, и сыграл на рубеже 90-х: в фильме «Авария – дочь мента» Нефедов играл одного из подонков, которые насилуют 17-летнюю девушку. В другие времена Нефедов никогда бы не согласился играть такого героя, но тут просто был вынужден пойти на это: и деньги нужны были, и машину он хотел научиться водить (во время съемок ему это пообещали).
Говорят, Нефедов неоднократно звонил домой режиссерам, которые когда-то снимали его в кино: Михалкову, Абдрашитову. Но те ничем не могли порадовать актера: ролей для него в их новых фильмах не было. И они успокаивали Нефедова стандартной фразой: «Надо ждать». А тот ждать не хотел. От этого у него начались проблемы с алкоголем. Впрочем, он и раньше позволял себе прикладываться к бутылке, но в начале 90-х это стало для него настоящей проблемой. В итоге у него начались нелады в семье. Когда в ноябре 1993 года ситуация накалилась до предела, Нефедов ушел из дома – переехал жить к знакомым. Однако официально с женой он не разводился, поэтому периодически навещал ее и дочку Лены от первого брака, которую он тоже сильно любил. И почти все деньги, которые зарабатывал, отдавал им.
На почве пьянства у Нефедова окончательно пошла под откос и театральная карьера. Табаков долго терпел выходки своего некогда любимого ученика и не выгонял его из театра только по одной причине – Нефедов был ему как сын. Но черная кошка в итоге между ними все-таки пробежала. Все случилось в марте 1993 года, когда театр отправился на гастроли в Японию. У Нефедова была главная роль в спектакле «Обыкновенная история» – он играл Адуева, – но он позволил себе не прийти на первую же репетицию. Терпение Табакова лопнуло, и вечером он объявил Нефедову, что снимает его с роли. И Адуева сыграл начинающий актер Евгений Миронов. И за все 45 дней пребывания театра в Японии Нефедов так ни разу и не вышел на сцену. В итоге, когда театр вернулся на родину, гонорар за эту поездку ему не выдали. Однако из театра Нефедов тогда не ушел и даже продолжил репетировать роль в спектакле «Механическое пианино». 28 ноября 1993 года должна была состояться его премьера. Но за неделю до нее Табаков отстранил Нефедова от роли: то ли по причине очередного проступка Игоря, то ли из-за плохой игры. Это переполнило чашу терпения актера, и он наговорил грубостей своему учителю. Однако даже после этого Табаков оставил его в театре. Правда, теперь их отношения теплыми назвать было уже нельзя.
Как утверждают очевидцы, Нефедова часто преследовали суицидные настроения. Однажды большая компания сидела на берегу Москвы-реки, и, когда Нефедову показалось, что внимание друзей обращено не к нему, он вскочил на перила моста и хотел броситься вниз. Его с трудом удалось отговорить от этого шага.
Частенько, будучи навеселе, Нефедов заявлял жене: «Рано или поздно я повешусь, запомни это». На что жена отвечала: «Хорошо, только не делай этого дома, дочка испугается». Но Нефедова это не останавливало. Он несколько раз мастерил петли, вбивал крюки под потолок, кричал: «Убери дочь, я это сделаю!» В большинстве случаев это была бравада, игра на публику, но глядеть на это все равно было страшно. И в этом актерстве иногда все-таки проглядывала правда, тем более сам Нефедов часто повторял: «Я хочу умереть красиво». Красивой смертью он считал именно самоубийство.
Вечером 1 декабря 1993 года Нефедов отыграл в спектакле «Ревизор» и пришел к Елене мириться. Для храбрости привел с собой друга, которого тоже накануне помирил с женой. Разговор был долгий и выматывающий. О жизни, о театре, о планах, о дочери. Все вставало на свои места, намечался выход из пике. Потом Игорь собрался за водкой. Его долго отговаривали: дескать, хватит, потом махнули рукой. Лена на прощание притянула его к себе за шнурки капюшона. И он ушел. Друг тоже засобирался домой. Лена уговаривала его подождать Нефедова. Ждал он недолго, вскоре попрощался и вышел. Почти сразу с лестничной площадки донеслись крики и, как показалось Лене, знакомые голоса. «Еще не хватало на весь дом отношения выяснять, всех перебудят…» – подумала она и открыла дверь, чтобы позвать их в квартиру. Как вдруг услышала голос друга: «Вызывай „Скорую“. Игорь повесился».
Как выяснилось, Нефедов до магазина так и не дошел. Он спустился на площадку между вторым и третьим этажами, вбил в потолок крюк, подобрал с пола чей-то шарф, завязал петлю и повесился. Что побудило его совершить этот безумный поступок, так и осталось тайной.
3 декабря – Василий СОЛОВЬЕВ-СЕДОЙ
Этот композитор сочинил много прекрасных песен, но среди них есть одна, которая сделала его имя бессмертным. После нее этому композитору можно было уже ничего не сочинять и почивать на лаврах всю жизнь. А ведь поначалу большинство коллег композитора эту песню не приняли, назвав ее неудачной. Но когда песня ушла в народ и ее запели чуть ли не в каждом доме, справедливость восторжествовала. Песня называлась «Подмосковные вечера».
Василий Соловьев-Седой родился 25 апреля 1907 года в Петербурге в крестьянской семье. Его родители были родом с Псковщины, а в Петербург переехали за лучшей долей. Отец будущего композитора устроился работать старшим дворником в доме № 139 по Старо-Невскому проспекту, мать – горничной у знаменитой эстрадной певицы Анастасии Вяльцевой. Семья Соловьевых была музыкальной: отец играл на нескольких музыкальных инструментах (гармошке, балалайке), мать любила петь и плясать. Так что свои первые музыкальные университеты маленький Вася проходил в кругу своих родных. Особенно он любил слушать граммофон, которым его маму наградила Вяльцева за хорошую службу. Среди пластинок, что были в доме у Соловьевых, преобладали записи самой Вяльцевой – на них она пела свои знаменитые песни: «Тебя не вырвут у меня», «Ах, да пускай свет осуждает», «Ай-да тройка», «Под чарующей лаской твоею» и др.
Из музыкальных инструментов Василий отдавал предпочтение балалайке, на которой он научился играть еще в раннем детстве (гармошку он полюбит уже будучи взрослым). Потом, когда ему исполнилось 9 лет, он увлекся гитарой, игру на ней он постигал на специальных курсах. Чуть позже в его жизнь войдет и фортепиано, которое он полюбит благодаря кино. В годы Гражданской войны Василий станет страстным киноманом и будет сутки напролет не вылезать из синематографа, где фильмы с участием Веры Холодной и Чарли Чаплина шли под музыку таперов, игравших на фортепиано. Под впечатлением этих просмотров Василий в 1919 году станет брать уроки игры на фортепиано у пианиста Бориса Камчатова. Благодаря этим урокам Соловьев стал зарабатывать свои первые музыкальные гонорары, участвуя в различных клубных вечерах (особым успехом пользовалась его импровизация на тему романса «Пара гнедых»), играя в кинотеатрах. В 1925 году Соловьев устроился пианистом-импровизатором на Ленинградское радио и в течение трех лет аккомпанировал на утренних сеансах гимнастики.
Стоит отметить, что старший брат Василия Сергей тоже подавал большие надежды как музыкант, и отец советовал ему идти по стопам младшего – поступать в музыкальную школу. Но Сергей не захотел этого, заявив: «Что я, подобно малышам, буду бегать с нотной папкой!» В итоге он устроился диспетчером в одно из учреждений. Там познакомился с компанией молодых бездельников, которые все вечера проводили в питии и веселии. Когда у Сергея кончились деньги, он совершил растрату. И угодил в тюрьму на три года. Многим тогда казалось, что его судьба сломана навсегда. Но он все-таки сумел встать на ноги: бросил пить, воевал на фронте. Волею судьбы, из жизни оба брата уйдут почти одновременно.
В 1929 году Соловьев поступил в Центральный музыкальный техникум, имея за плечами богатый практический опыт, но при крайней скудости теоретических знаний. Однако таких, как он, в те годы было очень много: молодых и дерзающих людей, которые мечтали построить новое общество. Но эта неуемная энергия часто выходила боком их обладателям: они слишком быстро хотели всего достичь и не хотели долго учиться. Вот и Соловьев, поступив в техникум, а потом и в консерваторию по классу композиции к Петру Рязанову, стал пренебрегать некоторыми дисциплинами и в итоге диплом получил позже всех – из-за незачета по иностранному языку. Впрочем, так было не только у Соловьева, но и у многих других известных музыкантов, учившихся вместе с ним: И. Дзержинского, В. Богданова-Березовского, Б. Битова и др.
Несмотря на то что тридцатые годы были временем стремительных композиторских взлетов, Соловьев шел к своему триумфу медленно. Его путь к славе являл собой неторопливый процесс накопления умений, скрытый за внешней беззаботностью. И в то время как имена некоторых из его коллег-сверстников – Дмитрия Шостаковича или Иосифа Дзержинского – уже вовсю гремели по всей стране, про Соловьева пока еще никто не знал.
Первая известность пришла к Соловьеву в 1936 году, когда на ленинградском конкурсе массовых песен премии получили сразу две его песни: «Парад» и «Песня о Ленинграде». А песня «Гибель Чапаева» была опубликована на страницах газет «Смена» и «Красный Балтийский флот», что было показателем большого
