Николай Мордвинов, – и помочь им вернуть театру былую славу. В итоге уже спустя несколько лет, в 1963 году, театр явил театральному миру настоящий шедевр – обновленный спектакль «Маскарад», в котором Бероев сыграл одну из лучших своих ролей – Звездича.
Впервые Завадский обратился к «Маскараду» в 1949 году. Но тот спектакль так и не прогремел, поскольку нес на себе печать того времени – он был чисто реставраторский, приземленный. И теперь, возобновляя спектакль, Завадский мечтал сделать его по-настоящему актуальным и созвучным своему времени. Как писали критики: «Завадский поставил философский спектакль, который восставал против тирании, страха, малодушия, предательства, против вселенского маскарада, на котором лежит „печать проклятья“. Режиссер услышал трагический стон поэта. На сцене развертывалась трагедия поколения, которое „к земле прижал наш век“. Сценическое действие пронизывала по-шекспировски масштабная мысль о человеческом падении, о разложении общества, лишенного идеалов».
Бероев играл своего Звездича на пределе человеческих страстей. По задумке режиссера, он играл не «мальчика-херувима», а скорее человека типа Печорина. Это был трагический персонаж, который стал одним из главных камертонов спектакля. То, как Бероев играл своего героя, буквально завораживало зал, заставляло его чуть ли не замирать при каждом его появлении на сцене. Особенно сильное впечатление на зрителей производила сцена, где Звездича отлучают от общества. Если у Лермонтова князю «едва кланяются», то в спектакле никто не отвечал на приветствие Звездича, все, отвернувшись, быстро расступались. Бероев так достоверно играл растерянность и смятение своего героя, что каждый раз, когда он убегал в этой сцене за кулисы, зал взрывался бурными аплодисментами.
Спектакль был создан за считаные месяцы. 16 октября 1963 года начались репетиции, а уже два месяца спустя, 15 декабря, состоялась премьера. После этого каждое представление «Маскарада» проходило при неизменных аншлагах. О нем с восторгом писала пресса, называя одной из главных сенсаций театрального сезона. В апреле 1965 года спектакль был удостоен Ленинской премии. Правда, конкретно Вадим Бероев вниманием был обделен: награду получили только двое: Юрий Завадский как режиссер и Николай Мордвинов как исполнитель роли Арбенина.
После «Маскарада» о Бероеве заговорила вся театральная Москва. Он в мгновение ока превратился в одного из самых популярных молодых актеров столицы. Но эта слава не стала пропуском Бероеву в большой кинематограф, поскольку ролей, созвучных роли Звездича, тогда ему никто так и не предложил. В итоге им с женой пришлось соглашаться на то, что было. В 1963 году Бероев и Бруновская снялись в азербайджанском фильме «Самолеты не приземлились», который во всесоюзном прокате остался практически незамеченным и никаких особых дивидендов, кроме материальных, супругам не принес. Они получили на двоих приличный гонорар, который им тогда был очень необходим – молодая семья с маленьким ребенком на руках в деньгах постоянно нуждалась. Именно из-за возможности иметь дополнительный заработок Бероев и Бруновская устроились в те годы работать на радиостанцию «Юность» в качестве ее первых радиоведущих.
В 1964 году Бероев сыграл свою вторую роль в кино, но на этот раз уже без жены. И опять это была роль не уровня Звездича, а простенький фильм о современности «Наш дом». Это была киноповесть о том, как протекают трудовые будни обычной московской семьи из семи человек: отец, мать, их четверо сыновей и брат матери. Одного из сыновей, старшего, играл Бероев. Играл хорошо, но не более того. Партнером по съемочной площадке был его коллега по Театру имени Моссовета Геннадий Бортников, который играл младшего брата. Внешне они в самом деле были очень похожи, почти как реальные братья, что стало поводом к досужим разговорам о том, что Бортникова взяли в театр в качестве дублера Бероева. Доля истины в этих разговорах была, поскольку некоторые роли Бероева в театре на самом деле перешли к Бортникову.
Придя в Театр имени Моссовета на рубеже 60-х, Бероев уже к середине того же десятилетия числился в числе фаворитов у руководителей этого театра: Юрия Завадского и его бывшей супруги Ирины Анисимовой-Вульф. Оба они исповедовали бережное отношение к таланту, правда с неким перехлестом: считали, что настоящему таланту многое прощается. Вот и Бероеву они прощали почти все, в том числе и его пристрастие к выпивке, которое постепенно переросло в болезнь. Видимо, именно чтобы подстраховать Бероева в те моменты, когда он не мог выходить на сцену, в театр в 1962 году и был приглашен студент Школы-студии МХАТ Геннадий Бортников – почти точная копия Бероева как во внешности, так и в сценическом темпераменте.
Между тем в 60-е годы театральная карьера Бероева стремительно двигалась вверх. После Звездича он сыграл целый ряд прекрасных ролей: Антуана де Сент-Экзюпери в «Жизни Сент-Экзюпери», Мозглякова в «Дядюшкином сне», Бориса в «Ленинградском проспекте». Театральная Москва буквально ломилась на Бероева и во многом благодаря именно ему этот театр был в числе самых посещаемых в столице. Кстати, помимо него, работали и две его землячки-осетинки: Татьяна Бестаева и Земфира Цахилова. Кто-то из зрителей-шутников даже прозвал эту троицу «осетинским кишлаком». Все трое были заняты в одном из лучших спектаклей театра – «Жизнь Сент-Экзюпери», где Бероев играл главного героя, а Бестаева и Цахилова в очередь играли его жену Консуэллу.
Свою главную, и единственную, звездную роль в кино Бероев сыграл во второй половине 60-х. К тому моменту на его счету было всего две кинороли, которые сам актер своими большими удачами не считал. Поэтому его карьера в кино практически не развивалась: он сам ее тормозил, отвергая с порога роли, которые как две капли воды были похожи на ту, что он сыграл в «Нашем доме», – интеллигентных молодых людей из разряда положительных. Вот и роль советского разведчика майора Вихря, которую ему предложили сыграть в телесериале Евгения Ташкова, он поначалу хотел отвергнуть. Но потом, после встречи с Ташковым, заинтересовался режиссерской трактовкой образа: сыграть надо было не монументального разведчика без страха и упрека, а обычного человека, которого даже угораздило влюбиться в свою подчиненную – юную радистку. В Бероеве Ташкова привлекла именно его внешность: но не фактура красавца-героя, а, скорее, его глаза – в них сквозила некая усталось, даже трагедия, схожая с той, что актер играл в роли Звездича. Кстати, на роль Вихря пробовались многие популярные актеры из разряда красавцев – Михаил Ножкин, Геннадий Нилов – однако Ташков в итоге выбрал именно Бероева, найдя его игру наиболее созвучной тому, что он хотел увидеть на экране.
Съемки фильма начались 9 августа 1966 года в родном городе Бероева Львове, который должен был изображать польский город Краков. Бероев снимался с большим воодушевлением, забыв даже на время съемок о своем пагубном пристрастии к питию. Хотя чуть позже, когда съемочный процесс уже миновал свой экватор и наступил новый, 1967 год, эта привычка вновь даст о себе знать. И сцена в кабинета шефа СД, где допрашивали Вихря, давалась Бероеву с трудом: в те дни он уже плохо себя чувствовал. Именно тогда Ташков и скажет актеру пророческую фразу: «Если ты, Вадим, и дальше будешь продолжать в том же духе, ты проживешь от силы года четыре». Режиссер ошибется всего на один год: судьба отпустит Бероеву еще пять лет жизни.
К началу 70-х здоровье Бероева уже основательно подорвано. И не только пагубной привычкой. У него оказалась плохая наследственность (его мама была чрезвычайно болезненным человеком), плюс ряд болезней он приобрел благодаря своей работе. Например, во время съемок «Майора Вихря», когда работали над финальной сценой фильма – гибелью Вихря на крупном плане, когда он лежит на снегу, – Бероев простудился и заработал воспаление легких. Кроме этого, у него были больные почки, печень. И хотя на сцене родного театра Бероев продолжает числиться в числе ведущих актеров, однако из-за все более частых отлучек по причине болезней некоторые его роли уходят к молодым актерам. К тому же Геннадию Бортникову, который стал новым фаворитом у руководителей театра, или Евгению Стеблову, который пришел в Театр имени Моссовета в самом конце 60-х и тут же сыграл бероевскую роль – Павла в горьковских «Стариках».
Несмотря на то что с момента триумфальной премьеры «Майора Вихря» минуло вот уже более двух лет, Бероев в кино больше не снимался, предпочитая большому кинематографу телевидение, где он сыграл сразу в нескольких спектаклях. В отличие от него, его жена Эльвира Бруновская в кино снималась гораздо активнее, хотя все ее роли были из разряда второстепенных или эпизодических («Эскадра уходит на запад», «Опасные гастроли», «Две сестры»).
В майские праздники 1971 года по советскому телевидению в очередной раз был показан «Майор Вихрь». Вся страна прильнула к экранам телевизоров, чтобы вновь окунуться в перипетии лихо закрученного боевика про то, как группа советских разведчиков забрасывается в Краков для
